— Вера, мы с рынка едем, решили к тебе заскочить на минутку, — голос матери по телефону звучал буднично, но Вера уже знала, чем закончится этот «случайный» визит.
Не прошло и получаса, как они сидели на кухне. Мать, сестра и незнакомый мужчина с цепким оценивающим взглядом. Разговор, начавшийся с дежурных вопросов о работе, неуклонно скатывался к наболевшей теме.
— Смотрю, у тебя всё хорошо, просторно, — Зинаида Петровна обвела взглядом кухню. — А вот молодым жить негде. У Аллы комнатка крохотная, даже повернуться негде. Да, Аллочка?
Сестра кивнула, не поднимая глаз от чашки. Вера заметила, как напряглись её плечи.
— У меня целыми днями работа, мам, — Вера машинально коснулась часов на запястье, которые отец подарил ей на последний день рождения. — Я бываю дома только вечером и в выходные.
— Вот и я о том же, — мать продолжала, будто не услышав. — Такая большая квартира для одного человека. А ведь у тебя еще и своя есть, в ипотеке. Особенно обидно, когда у твоей сестры своего угла нет.
Вера бросила быстрый взгляд на Аллу. Её сводная сестра — дочь матери от первого брака, давно распавшегося — выглядела измученной и неловко избегала прямого взгляда.
— Мы с Аллочкой подумали, — продолжила Зинаида Петровна, — может, ты бы могла как-то помочь сестре? Ведь вы же родная кровь.
— Помочь с чем конкретно? — осторожно спросила Вера, хотя уже догадывалась, к чему клонит мать.
Мужчина, сидевший рядом с Аллой, выпрямился. Крепкий, с коротко стриженными волосами, он до этого молча наблюдал за разговором.
— Мы планируем с Аллой свадьбу, — вмешался Михаил, жених сестры. — А жить негде. Снимать — деньги на ветер.
— И что вы предлагаете? — спросила Вера, чувствуя, как напрягаются все мышцы.
Зинаида Петровна обменялась взглядами с Михаилом.
— Несправедливо, что у тебя уже две квартиры, а у твоей сестры — ни одной, — сказала она с горечью, размешивая чай с таким ожесточением, будто в чашке тонули все её обиды.
Вера глубоко вдохнула. Вот и началось.
— Мам, мы уже обсуждали это, — Вера ответила, стараясь сохранять спокойствие. — Папа сам оформил дарственную. Это было его решение.
— Решение! — Зинаида Петровна поставила чашку так резко, что чай выплеснулся на скатерть. — Алла — такая же его дочь. Пусть и от другого брака. Ты же видишь, как ей тяжело. С её зарплатой администратора она никогда не купит собственное жильё.
За окном трёхкомнатной квартиры на Лесной улице моросил осенний дождь. Восемь месяцев прошло, а Вера всё ещё не могла поверить, что отца больше нет.
— Папа жил здесь всю жизнь, — тихо сказала она, обводя взглядом знакомую до боли кухню с потёртым деревянным столом и старым буфетом, где хранился семейный сервиз. — Это квартира его родителей. И последние пять лет я жила с ним, ухаживала, когда он болел. А своё жильё я купила сама, в ипотеку. Мне никто не дарил вторую квартиру.
Алла наконец подняла глаза.
— Я тоже его навещала, — её голос был едва слышен. — Просто не могла часто — работа, сама понимаешь.
— Два раза за последний год, — Вера покачала головой. — Два раза, Алла. Когда ему становилось всё хуже.
— Вера, не смей! — повысила голос Зинаида Петровна. — Он давно перестал быть мужем мне, но всегда относился к Алле хорошо. У неё свои обстоятельства. К тому же, это всё равно не оправдывает такой… такой несправедливости. Твой долг перед памятью отца — исправить его ошибку.
— Ошибку? — Вера почувствовала, как внутри что-то сжимается. — То есть его воля — это ошибка?
— Он не должен был лишать Аллу наследства, — отрезала Зинаида Петровна. — Это неправильно, и ты это знаешь. Я предлагаю тебе исправить эту несправедливость. Переоформить квартиру на сестру.
— Или хотя бы продать и разделить деньги, — добавил Михаил. — Мы бы тогда смогли взять ипотеку. Начать нормальную жизнь.
Вера ощутила, как дрожат руки. Она сжала их в замок, чтобы не выдать волнения.
— Я не буду продавать или переоформлять папину квартиру, — сказала она тихо, но твёрдо. — Это было его решение — оставить её мне. И я буду уважать его волю.
Зинаида Петровна побагровела.
— Что ж, я вижу, ты выбрала формальности вместо совести. Хороший юрист из тебя вышел! — она повернулась к Алле. — Видишь, сестра тебя в грош не ставит. Как и твой отец.
— Не впутывай папу, — голос Веры дрогнул. — Он любил нас обеих по-своему.
— По-своему? — мать горько рассмеялась. — Это называется — обделить родную дочь? А ты теперь покрываешь его несправедливость! Думаешь, он бы одобрил, что родная сестра ютится в съёмной комнате, а ты сидишь в трёхкомнатной квартире одна?
Вера сжала кулаки под столом. Что-то новое поднималось внутри — не привычная вина и не желание оправдаться. Что-то твёрдое и холодное, как камень.
— Это было его решение, — повторила она. — И я не собираюсь его нарушать.
— Мне кажется, Вера, ты не понимаешь, насколько серьезно все это, — Зинаида Петровна понизила голос, словно переходила к главному аргументу. — Ты думаешь только о себе, но когда-нибудь и ты можешь оказаться в положении, когда нужна будет помощь семьи.
Вера почувствовала, как холодеет спина. Мать никогда раньше не прибегала к таким угрозам.
— Ты о чем, мам?
— О том, что я тоже не вечна. И у меня тоже есть квартира, — Зинаида Петровна многозначительно посмотрела на неё. — И я тоже могу решить, кому ее оставить. Семья — это взаимная поддержка, а не только получение.
Михаил одобрительно кивнул, положив руку на плечо Аллы. Та продолжала смотреть в пол, но Вера заметила, как дернулся уголок ее рта. Сестра явно была в курсе этого шантажа.
— Мам, я не претендую на твою квартиру. И никогда не претендовала.
— Сейчас не претендуешь, — хмыкнула Зинаида Петровна. — А что будет через десять-двадцать лет? Думаешь, в старости тебе не понадобится помощь? Свои ипотеки ты, может, и выплатишь, но лишняя недвижимость никогда не помешает.
Алла наконец подняла глаза.
— Вер, ты пойми, никто не просит тебя просто так все отдать. Может, мы могли бы договориться. Половина денег — тебе, половина — мне.
Вера встала из-за стола, подошла к окну. За стеклом моросил мелкий осенний дождь, и капли медленно стекали вниз, как слезы. Она почти физически ощущала давление трех пар глаз, сверлящих ее спину.
— Я не буду продавать квартиру, — повторила она. — И не буду переоформлять документы.
— Послушай, — Михаил подался вперед, перейдя на доверительный тон, — мы не настаиваем на немедленном решении. Подумай хорошенько. Это же в твоих интересах. Сейчас твоя мать здорова, слава богу, но мало ли что…
— Прекрати, — резко оборвала Вера, развернувшись к нему. — Не надо этих прозрачных намеков. Я юрист и прекрасно понимаю, что вы все пытаетесь сделать.
Повисла тишина. Михаил откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. На его лице появилось выражение легкой насмешки.
— Вера, ты понимаешь, что мы можем оспорить завещание? — вдруг сказал он. — Твой отец был болен последние месяцы. Кто знает, в каком состоянии он подписывал бумаги.
— Это была дарственная, а не завещание, — спокойно ответила Вера. — И оформлена она была за год до его смерти, когда он был в полном сознании.
— А доказать сможешь? — Михаил прищурился. — У нас есть показания соседей, что в последний год он был очень слаб и часто путался. Твоя сестра регулярно его навещала, видела его состояние.
— Два раза за год — это «регулярно»? — Вера почувствовала, как закипает внутри. — И какие еще соседи?
— Елена Викторовна со второго этажа, — быстро вставила мать. — Она все понимает, сочувствует нашей ситуации.
Вера усмехнулась. Елена Викторовна, вечно недовольная старуха, которая писала жалобы на всех соседей и конфликтовала с отцом из-за шума водопроводных труб.
— Знаешь, мам, — Вера вернулась к столу, оперлась на него руками, глядя прямо в глаза матери, — есть еще Ольга Сергеевна из квартиры напротив. Она медсестра, ухаживала за папой последние месяцы и прекрасно знает, что он до последнего дня был в здравом уме. И дарственную я оформляла с нотариусом, которого все в районе знают. Так что все документы в полном порядке.
Мать отвела взгляд первой.
— Вера, мы не угрожаем, — сказала она примирительно. — Мы просто хотим, чтобы все было по справедливости.
— Справедливо то, что решил папа.
— Он не был объективен. Ты жила с ним, могла влиять…
— Да, я жила с ним, — Вера повысила голос. — Я ухаживала за ним, когда он болел. Помнишь, как я ночевала в больнице? Как брала отгулы на работе, чтобы возить его на процедуры? Как сидела с ним, когда ему было плохо? Ты хоть раз пришла навестить бывшего мужа?
Зинаида Петровна вздрогнула, словно от пощечины.
— У меня была своя жизнь, — произнесла она тихо.
— У всех своя жизнь, мам. У Аллы — своя, у тебя — своя, у меня — своя. И у папы была своя. И он имел право распоряжаться тем, что ему принадлежало, так, как считал нужным.
Алла вдруг всхлипнула. Веру кольнуло чувство вины — не перед матерью, а перед сестрой. Алла действительно была не виновата в этой ситуации. Она стала разменной монетой в игре, которую затеяли мать и Михаил.
— Алла, прости, — Вера смягчила тон. — Я не хочу, чтобы ты думала, что мне все равно. Я могу помочь тебе с первым взносом на ипотеку, если хочешь.
Михаил тут же оживился.
— Вот видишь, ты сама понимаешь, что сестре нужна помощь, — он наклонился вперед. — Так может, проще сразу решить вопрос с квартирой? Без всей этой волокиты с ипотеками, процентами…
— Я сказала — нет, — отрезала Вера. — И хватит давить на меня.
Зинаида Петровна встала, начала медленно собирать сумку.
— Что ж, я вижу, разговора не получится. Ты всегда была упрямой, в отца. — Она вздохнула. — Мы пойдем, но ты подумай хорошенько. Речь о твоей семье, о сестре. И о моем отношении к тебе тоже.
— Значит, так и запишем, — процедила мать, направляясь к выходу. — Родная сестра для тебя — никто. Алла, идём.
Алла поднялась медленно, словно ей не хватало воздуха. Её глаза были влажными, пальцы нервно теребили край кофты.
— Вер, я… — начала она, но Михаил схватил её за локоть.
— Не унижайся, — прошипел он. — Видишь, она всё решила.
Вера почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она не хотела ссоры. Не хотела терять сестру. Но и предавать отца, его доверие, его последнюю волю — не могла.
— Мы ещё поговорим, — бросила Зинаида Петровна, уже стоя в дверях. — У меня есть чем тебя убедить.
Дверь захлопнулась с грохотом. Вера стояла, вцепившись в спинку стула — ноги внезапно перестали её держать. В квартире стало оглушительно тихо. Только настенные часы отстукивали секунды — те самые, под которыми отец читал газеты по воскресеньям.
Она медленно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Слёзы не шли — внутри была только пустота и холод. Почему родные люди делают друг другу больнее всего? Как мать могла поставить её перед таким выбором? Отнять последнюю память об отце или потерять семью?
Телефон завибрировал — сообщение от матери.
«У меня есть переписка с лечащим врачом твоего отца. Он подтверждает, что перед смертью папа просил позаботиться об Алле и её жилищном вопросе. Приезжай, покажу скриншоты».
Вера уставилась на экран. Переписка с врачом? Она знала Елену Викторовну Самойлову, заведующую отделением хосписа, где лежал отец. Знала лично и хорошо — созванивалась с ней каждый день, проводила часы в её кабинете. Елена Викторовна никогда не упоминала о таких просьбах отца. Да и не стала бы она вести переписки по вопросам пациентов — слишком принципиальная для этого.
Она не стала отвечать. Мать явно блефовала.
Ночь прошла без сна. Вера ворочалась, пытаясь найти решение, которое не заставляло бы её предавать отца, но и не теряла семью. Помочь деньгами? Но у неё самой ипотека, и суммы, которую она могла предложить, не хватит на покупку жилья. К утру она приняла решение и позвонила матери.
— Я приеду в двенадцать. Покажешь записку.
— Наконец-то одумалась, — в голосе Зинаиды Петровны звучало плохо скрываемое торжество.
Вера сжала зубы. Ей хотелось крикнуть, что она ничего не обещает, что хочет только увидеть эту загадочную записку, но она молча нажала отбой.
В подъезде дома, где жила мать, пахло жареной рыбой и сырым бельём. Вера поднялась на третий этаж и позвонила. Дверь открыла Алла. Глаза сестры были красными — похоже, ночь для неё тоже выдалась бессонной.
— Проходи, — тихо сказала она. — Мама ждёт.
Зинаида Петровна сидела за столом в гостиной, нервно постукивая ногтями по стеклянной поверхности. Перед ней лежал телефон. Михаил стоял у окна, прислонившись к подоконнику и скрестив руки на груди.
— Вот, смотри, — мать протянула ей смартфон, едва Вера переступила порог. — Переписка с Еленой Викторовной.
Вера взяла телефон. На экране была переписка в WhatsApp с контактом «Елена Викторовна Хоспис». Фотография профиля — размытое фото женщины средних лет в белом халате.
«Здравствуйте, Зинаида Петровна, понимаю ваши чувства. Да, ваш бывший муж действительно беспокоился об Алле и её будущем. В беседах упоминал, что хотел бы обеспечить её жильём. Мне кажется, его воля была именно такой. Готова подтвердить это официально, если потребуется.»
Вера прокрутила вверх. Начало переписки было от вчерашнего дня. Первым было сообщение матери: «Здравствуйте, Елена Викторовна, это Зинаида Петровна, мать Веры, которая ухаживала за моим бывшим мужем. У нас возникла сложная ситуация с наследством…»
Что-то в переписке было не так. Вера открыла детали контакта. Номер телефона был незнаком. Она помнила номер Елены Викторовны — он был записан у неё в телефоне и начинался с другой последовательности цифр.
— Это фальшивка, — Вера спокойно положила телефон на стол. — У настоящей Елены Викторовны другой номер. И она никогда не стала бы вести такие разговоры в мессенджере — это нарушение врачебной этики. Кто этот человек? Ты завела фейковый аккаунт или попросила кого-то подыграть?
Зинаида Петровна побледнела, схватила телефон.
— Ты всё выдумываешь! Это настоящая Елена Викторовна!
— Позвони ей прямо сейчас, — Вера скрестила руки на груди. — При мне. Я хочу услышать её голос.
Мать замялась, беспомощно взглянула на Михаила.
— У неё сейчас приём, она не возьмёт трубку…
— Неважно, — вмешался Михаил. — Главное, что написано в сообщениях. Воля отца была…
— Это не Елена Викторовна, — отрезала Вера. — Её номер начинается с семёрки, а не с восьмёрки, как у вашего контакта. И у неё на аватарке фото с дочерью, а не в белом халате.
— Как ты смеешь! — взорвалась Зинаида Петровна. — Елена Викторовна — уважаемый врач! Как тебе не стыдно обвинять нас в…
— Хватит! — Вера повысила голос, что случалось крайне редко. — Папа лежал в хосписе №2, в третьем отделении. Там действительно работает Елена Викторовна Самойлова, и я прекрасно её знаю — мы созванивались каждый день. И у неё совсем другой номер телефона. А теперь вы создаёте фальшивые переписки и думаете, что я поверю?
Мать вдруг расплакалась, закрыв лицо руками.
— Я только хотела справедливости… Алле так тяжело… А тебе всё мало, всё мало!
Вера покачала головой. Этой женщины она больше не знала. Готовой идти на обман, на подлог, на любые манипуляции ради своей цели.
— Мам, ты переступила черту, — тихо сказала она. — Подделывать переписку с врачом, вовлекать его репутацию в такую аферу… Это уже за гранью.
— Ты просто не хочешь понимать! — закричала мать. — Ты всегда была эгоисткой! Всегда хотела быть единственной!
Вера встала. Теперь она чувствовала только усталость. Никакого гнева, никакой обиды — только бесконечная, вымораживающая усталость.
— Уходи! — продолжала кричать Зинаида Петровна. — Уходи, но запомни — ты больше не моя дочь! И на мою помощь не рассчитывай!
Алла, стоявшая у стены, вдруг шагнула вперёд.
— Мама, хватит, — её голос звучал твёрже, чем когда-либо. — Я не хочу быть частью этого.
Зинаида Петровна обернулась к ней, изумлённая.
— Что ты несёшь? Мы же всё обсудили!
— Нет, — Алла покачала головой. — Это ты всё обсудила. С Михаилом. А я… я не хочу чужого. Тем более через суд и скандалы.
— Ты что, на её сторону встала? — Михаил схватил Аллу за плечо. — После всего, что мы сделали?
— Отпусти, — она стряхнула его руку. — Мне надоело быть разменной монетой. Вам нужны не мы, а эта квартира.
Вера смотрела на сестру широко раскрытыми глазами. Она никогда не слышала, чтобы тихая, безвольная Алла говорила так.
— Предательница, — процедила Зинаида Петровна. — Обе. Обе предательницы.
Вера молча взяла телефон матери и удалила фейковый аккаунт.
— Больше никаких манипуляций, — сказала она тихо. — Я не отдам квартиру. Но я помогу Алле — деньгами, чем смогу. Как предложила вчера.
Она повернулась к сестре.
— Пойдём отсюда. Поговорим в другом месте.
Алла кивнула, бросила последний взгляд на мать и Михаила, и шагнула к двери.
Михаил скривился, словно проглотил что-то кислое.
— Я, пожалуй, пойду, — бросил он, направляясь к выходу. — Вы тут разбирайтесь по-семейному. Я вижу, я здесь лишний в этом разговоре.
Он хлопнул дверью, даже не попрощавшись с Аллой.
— Алла! — закричала им вслед Зинаида Петровна. — Я же ради тебя старалась! Чтобы вы с Мишей жить нормально начали! А ты… предательница! Как и она!
Но они уже не слушали. Спускаясь по лестнице, Вера чувствовала странную лёгкость. Словно с плеч свалился огромный груз, который она таскала месяцами, сама того не осознавая.
— Прости меня, — тихо сказала Алла, когда они вышли на улицу.
Вера посмотрела на неё — осунувшуюся, измученную, но с решимостью во взгляде.
— И ты меня, — она взяла сестру за руку. — Пойдём. Я знаю хорошее кафе неподалёку.
Они шли по улице, и дождь, моросивший всё утро, постепенно стихал. Впереди расстилалась неопределённость — чего ждать от матери, от Михаила, от будущего. Но Вера больше не боялась. Она знала, что сделала правильный выбор.
— У тебя двухкомнатная квартира, а мы практически бездомные, — преувеличивала двоюродная сестра, планируя жить у меня бесплатно и бессрочно