Сумму премии объявили в пятницу, перед самым обедом. Марина сидела в бухгалтерии, сверяла квартальный отчёт, когда Светлана Григорьевна, главная по финансам, заглянула с лёгкой, почти заговорщической улыбкой:
— Поздравляю. Пятьдесят тысяч к зарплате добавят.
Марина даже не сразу поняла, о чём речь. Потом до неё дошло — квартальная премия, о которой она уже и думать перестала. Три месяца проект висел на волоске, начальство хмурилось, намекало на оптимизацию, и Марина свыклась с мыслью, что никаких бонусов не будет. А тут — такая приятная прибавка. Не космос, конечно, но для их семейного бюджета вполне ощутимая сумма.
Она ехала домой в автобусе и мысленно прикидывала. Зимние сапоги уже второй сезон носит, подошва трескается. Можно купить нормальные, не китайские. Или отложить — на летний отпуск, вдруг получится куда-то выбраться, хотя бы на юг, к морю. Впрочем, с Димиными заработками о море можно только мечтать.
Дима. Она поморщилась, глядя в запотевшее окно автобуса. Надо будет аккуратно сказать про премию. Он сразу начнёт прикидывать, на что потратить, предлагать что-нибудь купить. Обычно — не то, что нужно.
Дома Дима возился на кухне — варил макароны, судя по запаху. Работал он сейчас где-то на складе, на сборе заказов. Временно, как всегда. До этого месяца два просидел без работы вообще, искал что-то «достойное», как он выражался. Марина не спорила, просто молча вкалывала в своей конторе, тянула семью. Детей у них не было — не сложилось пока, а может, и хорошо, думала она иногда. С их-то финансами.
— Как день? — спросил Дима, не оборачиваясь. Помешивая макарошки в кастрюле.
— Нормально, — Марина скинула сумку на стул, разулась. — Устала.
— Я макароны сделал. Сосиски есть.
— Угу.
Она прошла в комнату, переоделась. Думала, не говорить пока про премию, но потом решила — всё равно узнает. Лучше сразу.
За ужином она сказала как бы между делом:
— Кстати, премию дали. Квартальную.
Дима поднял голову, в глазах мелькнул интерес:
— Да? Сколько?
— Пятьдесят.
— Неплохо, — он кивнул, прожевал кусок сосиски. — Очень вовремя.
— Почему вовремя?
— Ну, — он отложил вилку, — у Иры же скоро день рождения. Сорок лет. Значимая дата. Я думал, что бы ей такое подарить…
Марина положила вилку. Конечно. Ира. Димина сестра. Как же она сразу не подумала.
— И что ты думал? — спросила она ровным голосом.
— Я вот видел в ювелирном, на Комсомольской, серьги такие красивые. С бриллиантами. Небольшие, но смотрятся шикарно. Ира такие любит, она мне как-то говорила.
— И сколько стоят эти серьги?
— Ну, — Дима почесал затылок, — тридцать восемь тысяч. Но я уж было пять отложил с прошлых заработков. И думал, может, у Лёхи занять тысяч пятнадцать, а остальное…
— А теперь случилась моя премия, — закончила Марина.
— Ну да, — он улыбнулся, как будто это само собой разумелось. — Почему нет? У тебя же есть теперь.
Марина откинулась на спинку стула. В животе что-то сжалось — знакомое, неприятное чувство. Они уже проходили это. Много раз.
— Дим, — начала она осторожно, — я не понимаю. Серьги за тридцать восемь тысяч? Для твоей сестры? У нас самих денег нет.
— Как это нет? Ты же премию получила.
— Это моя премия. За мою работу.
— Ну и что? Мы же семья. Я тоже работаю.
— На складе, временно, третий месяц.
Лицо Димы помрачнело.
— А что не так с работой на складе? Честный труд. Или тебе стыдно, что муж грузчиком работает?
— Не передёргивай, — Марина устало провела рукой по лицу. — Речь не об этом. Речь о том, что я не собираюсь отдавать свою премию на серьги твоей сестре.
— Это же Ира.
— Дим, ты ей каждый месяц помогаешь.
— И что с того?
— У неё муж, сын. Пусть они ей подарок покупают.
— Петька вообще не работает нормально, сама знаешь. А Денис студент. Откуда у них деньги на приличный подарок?
— А откуда они у нас?
— У тебя есть! Пятьдесят тысяч!
Голос Димы повысился. Марина чувствовала, как внутри всё закипает, но держалась.
— Это моя премия, Дима. Я три месяца пахала, чтобы её получить. И я уже решила, на что её потратить.
— На сапоги небось, — фыркнул он. — Или на какие-нибудь тряпки.
— А если и на сапоги? Или на что захочу. Это мои деньги.
— Значит, мои и твои теперь? — Дима резко встал, стул скрипнул. — Отлично. Запомню.
— Дим, постой…
Но он уже вышел из кухни. Марина услышала, как хлопнула дверь в комнату. Села, уставившись в остывающие макароны. Есть больше не хотелось.
Она знала, чем это кончится. Дима обидится, пару дней будет ходить мрачный, потом отойдёт. Или не отойдёт. В последнее время обиды стали затяжными. А всё из-за Иры.
Ира была старше Димы на три года. После смерти родителей — они погибли в аварии, когда Дима учился в институте — она стала ему чем-то вроде второй матери. Опекала, помогала, вытаскивала из разных передряг. Дима боготворил сестру, и Марина это знала ещё до свадьбы. Но одно дело знать, другое — жить с этим.
Первые годы было терпимо. Ира держала дистанцию, не лезла в их жизнь. Но потом что-то пошло не так — то ли у неё самой с мужем начались проблемы, то ли ещё что. Она стала звонить чаще, просить о помощи. То с ремонтом надо помочь, то денег занять до зарплаты, то сына Дениса из какой-то истории вытащить. Дима на всё соглашался. Никогда не отказывал.
Марина пыталась говорить с ним об этом. Осторожно, аккуратно. Но Дима не слышал. Для него Ира была святыней, и любое критическое слово в её адрес воспринималось как предательство.
— Она мне сестра, — говорил он. — Единственный родной человек. Ты что, не понимаешь?
Марина понимала. Но её это не делало легче.
В ту ночь они не разговаривали. Дима лёг на диван в зале, демонстративно. Марина лежала в постели и смотрела в потолок. Думала о том, что, может, она правда эгоистка. Может, надо было согласиться. Пятьдесят тысяч — не такая уж большая сумма, чтобы из-за неё устраивать скандал.
Но потом вспомнила, сколько раз уже уступала. Сколько раз соглашалась, жертвовала, шла навстречу. А Дима даже не замечал. Для него это было естественным — помогать Ире, и точка.
Утром Дима ушёл на работу рано, не попрощавшись. Марина выпила кофе, оделась, поехала в центр. Зашла в тот самый ювелирный магазин на Комсомольской. Просто из любопытства — посмотреть на те самые серьги.
Продавщица, ухоженная женщина средних лет, улыбнулась приветливо:
— Помочь вам что-то выбрать?
— Я просто смотрю, — сказала Марина, но подошла к витрине.
Серьги правда были красивые. Небольшие, изящные, с камнями, которые переливались в свете ламп. Марина представила их на Ире — та любила такие вещи, эффектные, заметные. Носила всегда с вызовом, чтобы все видели.
— Хорошая вещь, — сказала продавщица, заметив её взгляд. — Белое золото, бриллианты, российская огранка. Тридцать восемь тысяч.
— Дорого, — машинально отозвалась Марина.
— Качество соответствует цене. Это на всю жизнь.
На всю жизнь. Марина усмехнулась. Интересно, на сколько хватит её и Димы, если так пойдёт дальше?
Она вышла из магазина, прошлась по центру. Зашла в обувной, примерила сапоги — удобные, тёплые, с хорошей подошвой. Ровно двадцать тысяч.
Вечером Дима пришёл поздно. Пах потом и какой-то химией. Ополоснулся в душе, вышел на кухню. Марина грела суп.
— Ужинать будешь? — спросила она.
— Буду.
Они ели молча. Дима не поднимал глаз. Марина чувствовала, как между ними натянута невидимая стена. Холодная, плотная.
— Я с Лёхой разговаривал, — сказал вдруг Дима. — Он согласился дать пятнадцать тысяч. Сказал, до конца месяца отдам.
Марина медленно опустила ложку.
— То есть ты всё равно решил покупать эти серьги?
— У меня свои сбережения накопились. Не хватает восемнадцати.
— И где ты их возьмёшь?
— Не знаю, — Дима сжал челюсти. — Попрошу ещё у кого-нибудь. Или в долг возьму.
— У кого ещё? Дим, ты понимаешь, что делаешь? Ты влезаешь в долги ради подарка сестре!
— Она мне сестра! — он повысил голос. — Единственная! У неё юбилей, сорок лет, это важно! И я хочу сделать ей хороший подарок!
— За мой счёт!
— Дай денег на подарок сестре, — сказал он жёстко, глядя ей в глаза. — Просто дай. Ты же получила премию. Тебе что, жалко?
Марина почувствовала, как что-то внутри окончательно обламывается. Она встала, сложила руки на груди.
— Да, жалко. Мне жалко моей премии на твои безумные идеи. Я не дам тебе денег, Дима. Хочешь дарить сестре бриллианты — зарабатывай сам.
— Я работаю!
— Три месяца на складе! И до этого полгода вообще ничего не делал! А я пашу, как проклятая, чтобы мы хоть как-то жили! И теперь ты хочешь, чтобы я отдала свою премию на серьги для Иры?
— Я знал, что ты её не любишь, — Дима встал, лицо побелело. — Всегда знал. Ты её ненавидишь.
— Я не ненавижу Иру, — Марина говорила медленно, стараясь держать голос ровным. — Я просто не понимаю, почему мы должны решать её проблемы. У неё есть семья. Пусть они и помогают.
— У неё нет нормальной семьи! Муж — тряпка, сын — оболтус! Некому о ней позаботиться, кроме меня!
— А обо мне кто позаботится? — вырвалось у Марины. — О нас с тобой? Или мы не важны?
Дима молчал. Смотрел на неё тяжёлым, обиженным взглядом. Потом развернулся и вышел.
На этот раз дверь не хлопнула — закрылась тихо, почти бесшумно. Что-то в этой тишине было ещё страшнее, чем в скандале.
Марина осталась стоять на кухне. В голове было пусто. Она смотрела на недоеденный борщ, на грязные тарелки, на старую, облупившуюся плитку на стене. Думала о том, что ей тридцать шесть, и она до сих пор живёт в съёмной квартире, носит старые сапоги и считает каждую копейку. А её муж влезает в долги, чтобы купить серьги своей сестре.
Может, она правда чудовище. Может, нормальная жена согласилась бы, помогла бы мужу. Но Марина устала быть нормальной женой. Устала уступать, жертвовать, понимать.
Следующие дни они почти не разговаривали. Дима уходил на работу, возвращался поздно, ел молча, уходил в комнату. Марина не пыталась наладить контакт. Она чувствовала внутри что-то твёрдое, непробиваемое. Раньше она бы пошла первой мириться, но сейчас — нет.
В среду, когда она пришла с работы, Димы не было дома. На столе лежала записка:
«Буду поздно. Не жди».
Марина скомкала бумажку, выбросила. Села на диван, включила телевизор. Смотрела какую-то программу, не вникая в суть. Потом легла спать.
Дима пришёл далеко за полночь. Марина не спала, слышала, как он возился в прихожей, потом прошёл на кухню. Что-то гремело, шуршало. Потом тишина.
Утром она обнаружила его на диване. Спал, не раздеваясь. Рядом на полу валялся пакет из ювелирного магазина.
Сердце ухнуло.
Марина подняла пакет. Внутри была коробочка. Открыла — серьги. Те самые, с бриллиантами.
Она стояла, держа коробку, и чувствовала, как внутри натягивается струна. Он купил. Всё-таки купил. Влез в долги, занял у всех, кого смог, но купил.
Дима открыл глаза, посмотрел на неё мутно.
— Видишь? — сказал он хрипло. — Справился сам. Не надо было твоих денег.
— Сколько ты должен? — спросила Марина тихо.
— Не твоё дело.
— Дим, сколько?
— Двадцать три тысячи, — он сел, потёр лицо руками. — Отдам. К концу месяца отдам. Найду ещё подработку, но отдам.
Марина опустилась рядом с ним на диван. Положила коробку на стол.
— Ты понимаешь, что творишь?
— Понимаю, — Дима встал, пошёл к выходу. — Я делаю подарок сестре на её юбилей. Нормальные люди так и поступают. Заботятся о родных.
Он ушёл в ванную. Марина осталась сидеть, глядя на коробочку с серьгами. Тридцать восемь тысяч. Двадцать три в долгах. Ради Иры.
В субботу был день рождения. Дима с утра собирался, гладил рубашку, укладывал подарок в нарядный пакет. Марина наблюдала за ним из кухни.
— Пойдёшь? — спросил он, не оборачиваясь.
— Нет.
— Почему?
— Не хочу.
— Ира обидится.
— Пусть.
Дима обернулся. В глазах что-то мелькнуло — то ли удивление, то ли разочарование.
— Как скажешь, — он взял пакет, вышел.
Марина осталась одна. Села у окна, смотрела на серый двор, на голые деревья. Было начало ноября, холодно и тоскливо. Она думала о том, что, может, надо было пойти. Ради приличия, ради мира в семье. Но что-то внутри сопротивлялось. Она устала притворяться.
Дима вернулся поздно вечером. Пьяный, весёлый. Марина сидела на кухне и пила чай, когда он ввалился в квартиру.
— Марин! — закричал он из прихожей. — Ты бы видела, как Ирка обрадовалась! Серьги ей так понравились! Она плакала! Представляешь, плакала от счастья!
Он вошёл на кухню, качаясь. Лицо красное, глаза блестят.
— Все говорили, какой я молодец. Такой подарок сделал! Петька даже позавидовал, я видел. А Денис сказал: «Дядя, ты крутой!» — Дима засмеялся. — Вот так-то.
Марина молчала. Смотрела на него и думала, что видит чужого человека. Пьяного, довольного собой, совершенно не понимающего, что произошло.
— Чего молчишь? — Дима плюхнулся на стул напротив. — Обижаешься? Ну ладно тебе. Я ж отдам все долги, обещаю. Подработаю где-нибудь. Возьму смены дополнительные на складе. Справлюсь.
— Дим, — сказала Марина тихо, — я хочу, чтобы ты съехал.
Он замер. Улыбка сползла с лица.
— Что?
— Съезжай. Поживи отдельно какое-то время. Нам надо сделать паузу.
— Ты… серьёзно?
— Абсолютно.
Дима молчал. Смотрел на неё непонимающе, будто она говорила на иностранном языке.
— Из-за чего? Из-за серёг?
— Не из-за серёг, — Марина встала, отошла к окну. — Из-за всего. Из-за того, что ты не видишь никого, кроме Иры. Из-за того, что мы с тобой перестали быть семьёй. Мы просто живём рядом, и всё.
— Мы семья, — пробормотал Дима. — Конечно, семья.
— Нет, — Марина обернулась. — Твоя семья — это Ира. Я для тебя просто… человек, который зарабатывает, убирает, готовит. И должен ещё спонсировать твои порывы.
— Это не так…
— Это так, Дим. И я устала. Очень устала.
Он сидел, опустив голову. Пьяное веселье испарилось. Выглядел он теперь просто растерянным и жалким.
— Я не хотел, — сказал он тихо. — Правда не хотел, чтобы так вышло.
— Знаю.
— Ира — это всё, что у меня есть. Из родных. Кроме тебя, конечно. Но она… она старше, она столько для меня сделала…
— Я понимаю, — Марина устало провела рукой по лицу. — Понимаю, Дим. Но я больше не могу жить в тени твоей сестры. Не могу быть на втором месте.
— Ты не на втором месте.
— Правда? А кому ты звонишь первым, когда у тебя проблемы? Кому рассказываешь о работе, о планах? С кем советуешься, когда надо что-то решить?
Дима молчал.
— Вот именно, — кивнула Марина. — Ире. Всегда Ире. А я — так, фон.
Она ушла в комнату, закрыла дверь. Легла на кровать, уставилась в потолок. Слышала, как Дима ходит по квартире, что-то бормочет, потом затихает.
Утром его вещи были собраны в старый спортивный баул. Дима стоял в прихожей, одетый, серьёзный. Похмелье читалось на лице.
— Я к Ире поеду, — сказал он. — На недельку. Может, остынем оба.
Марина кивнула. Не нашлась, что сказать.
Он ушёл, и квартира стала пугающе тихой. Марина села на кухне, налила себе кофе. Руки дрожали. Она не ожидала, что всё так обернётся. Думала, поговорят, помирятся, как всегда. А вышло по-другому.
Может, зря? Может, перегнула палку?
Но потом вспомнила его лицо, когда он рассказывал, как Ира плакала от счастья. Это довольное, сияющее лицо. Он был счастлив, что осчастливил сестру. А то, что влез в долги, что поставил жену в неловкое положение, что разрушил их отношения — это было неважно.
Она достала телефон, написала подруге Ольге:
«Можно к тебе заехать? Поговорить надо».
Ответ пришёл мгновенно:
«Конечно. Жду».
Марина оделась, вышла. День был ясный, морозный. Солнце слепило глаза. Она шла по улице и думала о том, что, возможно, это конец. Конец их с Димой. И странно, но она не чувствовала отчаяния. Скорее — облегчение. Как будто с плеч свалился тяжёлый груз.
У Ольги она выплакалась. Рассказала всё — про премию, про серьги, про Иру и Димины долги. Ольга слушала, качала головой, наливала чай.
— Он больной, — сказала она наконец. — Ну или созависимый. От сестры.
— Он её любит.
— Любовь — это когда ты заботишься о человеке, но не забываешь про остальных. А тут — нездоровая привязанность. Он живёт её интересами, а ты — так, приложение.
— Думаешь, не изменится?
Ольга пожала плечами:
— Не знаю. Может, если захочет. Но захочет ли?
Марина молчала. Смотрела в окно, за которым кружились мелкие снежинки.
Вечером Дима позвонил. Голос у него был тихий, осторожный:
— Как ты?
— Нормально.
— Я у Иры. Она… она расстроилась, когда узнала. Сказала, что не стоило покупать серьги, если из-за них проблемы.
— Поздно уже.
— Мариш, давай встретимся. Поговорим нормально.
— Не знаю, Дим. Не знаю, о чём говорить.
— Я не хочу, чтобы мы расходились, — в его голосе прозвучало что-то отчаянное. — Не хочу тебя терять.
— Тогда надо выбирать, — сказала Марина жёстко. — Меня или Иру. Третьего не дано.
— Это невозможно. Я не могу выбирать между женой и сестрой.
— Значит, ты уже выбрал.
Она положила трубку. Сидела, сжав телефон в руке, и чувствовала, как внутри наступает странное спокойствие. Решение принято. Дальше будет что будет.
– Вы как в моей квартире оказались? – сюрприз родственников пошел не по плану