Поставила мужа перед выбором с кем встречать Новый год и он ошибся

– Оля, ну не начинай, прошу тебя, – Андрей закатил глаза и картинно прислонился к холодильнику, скрестив руки на груди. – Мама ждет. Она готовилась. Холодец сварила, твой любимый, между прочим. Неужели сложно один раз в году проявить уважение к пожилому человеку?

Ольга отложила нож и медленно вытерла руки полотенцем. Уважение. Это слово в их семье звучало часто, но работало почему-то только в одну сторону. В сторону поселка Заречный, где в трехкомнатной квартире царила Тамара Игоревна.

– Один раз в году? – переспросила Ольга, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Андрей, мы были у нее на Рождество, на Восьмое марта, на Пасху, на майские, на ее день рождения, на день твоего отца, на день взятия Бастилии… Мы там каждые выходные практически. Я просто хотела встретить этот Новый год дома. Вдвоем. Или с друзьями. Помнишь, нас Лешка с Мариной звали на дачу?

– На даче холодно и туалет на улице, – брезгливо поморщился муж. – А у мамы тепло, уютно, стол накрыт. И потом, она обидится. Ты же знаешь ее давление.

– Знаю, – кивнула Ольга. – Оно повышается ровно в тот момент, когда что-то идет не по ее сценарию. Андрей, я устала. Я правда устала. Я работаю до тридцатого числа включительно. Я не хочу ехать два часа по пробкам, чтобы потом слушать, что я неправильно режу огурцы, что у меня появились новые морщины и что нам давно пора завести детей, а мы, эгоисты, живем для себя.

Муж тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, как ему тяжело с такой неразумной женщиной. Он подошел к окну, за которым кружились крупные хлопья снега. Внизу, во дворе, дети уже запускали хлопушки, мигали гирлянды в окнах соседей. Атмосфера праздника просачивалась сквозь стекло, но на их кухне воздух был тяжелым и наэлектризованным.

– То есть ты ставишь мне ультиматум? – он повернулся к ней, и в его голосе зазвучали стальные нотки, те самые, которые он копировал у своей матери.

– Я просто прошу тебя выбрать, – Ольга посмотрела ему прямо в глаза. – Я остаюсь дома. Я купила шампанское, икру, стейки. Я хочу надеть красивое платье, а не старый халат, который мне выдает твоя мама, чтобы я не испачкала праздничную скатерть. Я хочу смотреть «Голубой огонек» или танцевать под музыку, которую выберу я, а не слушать рассказы про то, как подорожала гречка. Если ты хочешь ехать – езжай. Но я никуда не поеду.

Андрей смотрел на нее с недоумением. За десять лет брака Ольга, конечно, иногда ворчала, но никогда не шла на открытый конфликт перед самым главным праздником. Обычно она, сжав зубы, собирала сумки с контейнерами, упаковывала подарки, садилась в машину и терпела. Терпела колкости свекрови, терпела скуку, терпела вечное «Андрюша, положи себе еще, жена-то тебя, небось, одними полуфабрикатами кормит».

– Ты серьезно? – он усмехнулся, но усмешка вышла кривой. – Ты хочешь разрушить семью из-за своей блажи?

– Я хочу сохранить свои нервы, Андрей. Выбор за тобой. Или мы встречаем праздник вместе, здесь, как муж и жена. Или ты едешь к маме, но тогда… тогда ты едешь один.

Он молчал минуту. В тишине кухни гудел холодильник и тикали часы в виде сковородки. Ольга чувствовала, как внутри все сжалось в тугой комок. Она боялась его ответа, но в то же время понимала: дальше так продолжаться не может.

– Хорошо, – бросил он резко. – Если тебе плевать на мою мать и на меня, то оставайся. Сиди тут одна, жуй свои стейки. А я не могу бросить маму в праздник.

Он развернулся и вышел из кухни. Через минуту Ольга услышала, как он достает из шкафа дорожную сумку. Звук молнии прозвучал как выстрел. Она стояла, оцепенев, и смотрела на недорезанную морковь. Он действительно собирался уехать. Он выбрал. И выбрал не ее.

Андрей собирался демонстративно громко. Хлопал дверцами шкафа, швырял вещи. Он был уверен: сейчас Ольга прибежит, начнет извиняться, плакать, просить не уезжать. Она всегда так делала. Она не выносила ссор. Стоит ему показать характер, как она тут же сдавала назад.

«Ничего, – думал он, запихивая свитер в сумку. – Посидит часок одна, поймет, что натворила, и примчится следом. Еще и на такси приедет, прощения просить будет. Мама права, распустил я ее. Слишком много воли дал».

Он вышел в прихожую, надел куртку, намотал шарф. Ольга не вышла его провожать. Это укололо его самолюбие, но он решил держать марку до конца.

– Я уехал, – громко крикнул он в пустоту коридора. – Если передумаешь и решишь вести себя как нормальная жена – адрес ты знаешь.

Дверь захлопнулась. Щелкнул замок.

Ольга так и стояла на кухне. Слезы, которые подступали к горлу, вдруг отступили. Вместо них пришла странная, звенящая пустота. А следом за ней – облегчение. Невероятное, огромное облегчение, от которого даже дышать стало легче.

Ей не нужно никуда ехать. Не нужно стоять в пробках, вдыхая запах бензина. Не нужно натягивать фальшивую улыбку, выслушивая, что салат «Мимоза» у нее опять получился сухим. Не нужно спать на продавленном диване в проходной комнате под тиканье громких настенных часов, которые Тамара Игоревна принципиально не снимает.

Ольга подошла к столу, взяла нарезанную морковь и смахнула ее в мусорное ведро.

– К черту оливье, – сказала она вслух. – Я его даже не люблю.

Она включила музыку – громко, на всю квартиру. Это был старый рок-н-ролл, который Андрей терпеть не мог. Начала танцевать прямо в домашней одежде, кружась по кухне. Потом достала из холодильника стейки, бутылку дорогого брюта, которое берегла для особого случая. Этот случай настал.

Время близилось к восьми вечера. Телефон молчал. Андрей, видимо, добрался до мамы и теперь ждал ее капитуляции.

Ольга набрала ванну, добавила туда столько пены, сколько никогда себе не позволяла, зажгла свечи. Она лежала в теплой воде, потягивая ледяное шампанское, и чувствовала себя королевой. Никакой суеты. Никакой горы грязной посуды. Только она и покой.

В десять часов, когда она, завернувшись в пушистый халат, намазывала икру на хрустящий багет, в дверь позвонили. Сердце екнуло. Неужели вернулся? Неужели понял? Она на цыпочках подошла к глазку.

На площадке стояла соседка снизу, Люся. Яркая, шумная женщина лет пятидесяти, с которой они обычно только здоровались. Рядом с ней переминался с ноги на ногу ее муж, держа в руках огромное блюдо с пирогами.

Ольга открыла дверь.

– Оленька, с наступающим! – загрохотала Люся. – Слушай, выручай! У нас соль закончилась, представляешь? Гостей полон дом, а соль йок! Магазины все закрыты уже.

– Конечно, сейчас, – Ольга улыбнулась и метнулась на кухню.

Когда она вернулась с солонкой, Люся внимательно посмотрела на нее, потом заглянула через плечо в темный коридор.

– А ты чего, одна что ли? А где твой?

– Уехал. К маме, – просто ответила Ольга.

– А ты?

– А я дома. Праздную свободу.

Люся переглянулась с мужем, и в ее глазах загорелся озорной огонек.

– Так, мать, это не дело. В Новый год одной сидеть – примета плохая. Давай к нам! У нас там весело, сестра с гитарой приехала, кум с баяном, молодежь какая-то набежала. Еды – на роту солдат хватит. Пошли!

Ольга хотела отказаться. Сказать, что она устала, что уже не в том возрасте, но вдруг подумала: а почему бы и нет? Когда она в последний раз просто веселилась, без оглядки на то, что скажет Андрей или его мама?

– А пойдемте! – махнула она рукой. – Только мне переодеться надо.

– Давай, ждем! Пять минут тебе на сборы! – скомандовала Люся.

Ольга достала из шкафа платье, которое купила три года назад и ни разу не надевала. Андрей сказал тогда, что оно «слишком вызывающее» – темно-синее, с открытой спиной и блестками. Сейчас оно сидело идеально. Немного макияжа, капля духов, туфли на шпильке. Из зеркала на нее смотрела не замученная бытом женщина, а шикарная дама с горящими глазами.

Она захватила шампанское и спустилась этажом ниже. Дверь у соседей была распахнута, оттуда неслась музыка и смех. Ее встретили как родную.

Тем временем в квартире Тамары Игоревны праздник шел совсем по другому сценарию.

Андрей сидел за столом, уставленным тарелками с разносолами, и тоскливо ковырял вилкой студень. Телевизор орал на полной громкости – Тамара Игоревна любила, чтобы «фонило». В комнате было душно, пахло лекарствами и жареным луком.

– Ну что, не звонит твоя цаца? – язвительно спросила мать, подкладывая ему еще одну котлету, хотя он уже не мог дышать от еды.

– Нет, мам, не звонит, – буркнул Андрей, поглядывая на телефон. Экран оставался темным.

– Вот и я говорю – гордая больно стала. Ишь ты, не захотела к свекрови ехать! Мы к ней со всей душой, а она нос воротит. Ничего, Андрюша, не переживай. Перебесится. Куда она денется? Квартира-то общая, ипотека. Приползет.

Андрей кивал, но внутри у него росло глухое раздражение. Он представлял этот вечер иначе. Он думал, что Ольга приедет, они сядут рядком, мама, конечно, поворчит для порядка, но потом они выпьют, посмотрят салют… А сейчас он сидел один, слушал бесконечный монолог матери про соседей-алкоголиков и про то, как у нее болит поясница.

– А вот у тети Вали невестка – золото, – продолжала Тамара Игоревна. – И шьет, и вяжет, и к свекрови через день бегает, полы моет. А твоя? Только и знает, что на работе пропадать. Карьеристка.

– Мам, хватит, – не выдержал Андрей. – Оля хороший специалист, она деньги зарабатывает.

– Деньги! – фыркнула мать. – Счастье не в деньгах, сынок, а в уважении. Вот ты у меня молодец, приехал, мать не бросил. А она… Эгоистка она, вот кто.

Андрей вышел на балкон покурить, хотя бросил полгода назад. На улице грохотал салют. Где-то там, в городе, люди веселились. А он стоял на холодном балконе, в старых трениках отца, которые мать заставила надеть, «чтобы джинсы не мялись», и чувствовал себя глубоко несчастным.

Он набрал номер Ольги. Длинные гудки. Никто не брал трубку.

«Спит, наверное, – подумал он со злорадством. – Плакала в подушку и уснула. Так ей и надо. Будет знать, как мужа из дома выгонять».

Он вернулся в комнату. Куранты пробили двенадцать. Они с мамой чокнулись: он – водкой, она – компотом, потому что «давление».

– С Новым годом, сынок. Желаю тебе, чтобы ты в этом году наконец понял, кто тебя по-настоящему любит, – торжественно произнесла Тамара Игоревна.

Андрей выпил, закусил огурцом и почувствовал, как тоска сжимает горло ледяной рукой. Ему безумно не хватало Ольги. Ее спокойного голоса, ее смеха, ее запаха. Даже ее молчаливого укора.

В час ночи он снова позвонил. Гудки прервались, и в трубке послышался шум, музыка и чей-то громкий смех.

– Алло! – крикнула Ольга. Голос у нее был веселый, чуть пьяный и абсолютно счастливый.

– Ты где? – опешил Андрей.

– Я? Я в раю! – рассмеялась она. – Андрюша, тут так классно! Тебя плохо слышно, перезвони завтра! С Новым годом!

Связь оборвалась. Андрей тупо смотрел на телефон. В раю? Это где? С кем? Ревность уколола острой иглой. Он представил, что она поехала к тем самым друзьям на дачу. Или, что еще хуже, пошла в клуб. Одна. В Новый год.

– Кто это там? – насторожилась мать.

– Оля, – мрачно ответил он. – Веселится.

– Веселится? – Тамара Игоревна поджала губы. – Ну вот, я же говорила. Ветреная она у тебя. Муж у матери, а она по гулянкам. Тьфу.

Остаток ночи Андрей провел, глядя в потолок и слушая храп матери из соседней комнаты. Он думал о том, что совершил ошибку. Огромную, стратегическую ошибку. Он хотел проучить жену, а в итоге наказал сам себя.

Утром первого января Андрей проснулся с тяжелой головой. Мать уже гремела кастрюлями на кухне.

– Андрюша, вставай, блинчики стынут!

– Не хочу, мам, – он с трудом поднялся. – Я поеду.

– Как поедешь? А холодец доедать? А с собой я тебе сумку собрала? Куда ты торопишься, выходные же!

– Домой мне надо. Срочно.

Он собирался еще быстрее, чем уезжал из дома. Мать причитала, хваталась за сердце, называла его неблагодарным, но он был непреклонен. Ему нужно было увидеть Ольгу. Понять, что происходит.

Дорога домой заняла почти час – город был пустынным, но такси ехало медленно из-за нечищеных дорог. Андрей взлетел на свой этаж, судорожно тыкая ключом в замочную скважину.

В квартире было тихо. Пахло не валерьянкой и старыми вещами, а дорогими духами и мандаринами. В прихожей стояли чужие мужские ботинки 45-го размера.

Андрей замер. Кровь отхлынула от лица. Неужели?..

Он на ватных ногах прошел в гостиную. Там, на разложенном диване, спал незнакомый мужик. Здоровенный, бородатый, укрытый их пледом.

На кухне что-то шкварчало. Андрей, чувствуя, как темнеет в глазах, шагнул туда.

У плиты стояла Ольга. В своем блестящем платье, босиком, с растрепанными волосами. Она напевала какую-то мелодию и варила кофе в турке. За столом сидела соседка Люся, держась за голову.

– О, явился! – хрипло поприветствовала его Люся. – Тише будь, там Коля спит, он вчера перебрал, мы его до третьего этажа не дотащили, решили у вас положить.

Андрей выдохнул. Коля. Муж Люси. Соседи. Ботинки в прихожей – это Колины.

– Привет, – Ольга обернулась. Она выглядела невыспавшейся, но какой-то невероятно красивой. Светящейся. В ее взгляде не было ни вины, ни обиды, ни страха. Только спокойное, чуть насмешливое любопытство.

– Что здесь происходит? – спросил Андрей, стараясь вернуть себе статус хозяина положения. – Почему у нас в гостиной спит сосед?

– Потому что мы встречали Новый год, – пожала плечами Ольга. – И встречали его так хорошо, что ноги перестали ходить. Ты же выбрал маму. А я выбрала веселье. Люся с Колей и их компанией меня спасли от скуки.

– Ты пила? – строго спросил он.

– Представь себе. И танцевала. И даже пела караоке. Андрюша, это был лучший Новый год за последние десять лет. Серьезно.

Андрей растерялся. Он ожидал скандала, слез, оправданий. Он заготовил речь о том, как нехорошо бросать мужа, как мама расстроилась. Но все его заготовки разбились об это спокойное сияние жены. Она стала какой-то чужой. Независимой.

– А как же мама? – жалко спросил он. – Она ждала…

– Мама – это твоя забота, – отрезала Ольга, наливая кофе в две чашки – себе и Люсе. – Садись, если хочешь. Кофе есть. Еды нет, извини, я не готовила. Вон, у Люси холодца возьми, если осталось.

Люся хихикнула.

– Не, холодец мы смели. Но оливье еще тазик есть. Заходи, сосед, похмелим.

Андрей сел на стул. Он смотрел на жену и понимал, что баланс сил в их семье изменился навсегда. Вчера он уходил, хлопнув дверью, уверенный, что наказывает ее. А сегодня он вернулся и понял, что наказал себя. Он променял живую, веселую, красивую женщину на ворчливую старуху и прокисший салат.

– Оль, – тихо сказал он, когда Люся, покряхтывая, ушла будить мужа. – Прости. Я, наверное, был неправ.

Ольга посмотрела на него поверх чашки. Взгляд ее был серьезным.

– Ты был неправ не в том, что поехал к маме, Андрей. А в том, что думал, будто я без тебя исчезну, пропаду, буду рыдать у окна. Ты хотел меня прогнуть. Показать мне мое место.

– Я просто хотел, чтобы мы были семьей…

– Семья – это когда учитывают интересы обоих. Вчера я поняла одну вещь. Мне хорошо одной. Мне хорошо с друзьями. Мне не нужно заслуживать право на праздник, стоя у плиты или выслушивая нотации. И если ты хочешь, чтобы мы дальше жили вместе, тебе придется это запомнить. Я больше не буду удобной. Я буду счастливой. С тобой или без тебя – это уже твой выбор.

Из гостиной вышел заспанный Коля, шлепая босыми ногами.

– О, хозяин! С Новым годом! – пробасил он. – Ну и жена у тебя, Андрюха! Огонь-баба! Как она вчера «Шальную императрицу» пела – мы чуть люстру не уронили! Цени!

Коля хлопнул Андрея по плечу так, что тот чуть не поперхнулся, и побрел искать свои ботинки.

Андрей смотрел на Ольгу. Она стояла у окна, глядя на заснеженный город, и улыбалась своим мыслям. Солнце играло на пайетках ее платья, создавая вокруг нее ореол. Он вдруг остро, до боли осознал, что мог потерять ее вчера. По-настоящему. Не просто на одну ночь, а навсегда. Она перешагнула какую-то черту, за которой его манипуляции больше не работали.

Он встал, подошел к ней и неуклюже обнял сзади. От нее пахло праздником, а от него – маминой квартирой и перегаром.

– Я идиот, – прошептал он ей в шею.

– Есть немного, – согласилась она, не отстраняясь, но и не обнимая в ответ. – Иди в душ. И приберись в гостиной, когда соседи уйдут. Я спать хочу.

Она выскользнула из его рук и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Андрей остался на кухне один. На столе стояла недопитая чашка кофе с следом губной помады на краю.

Он понял, что этот год будет сложным. Ему придется заново завоевывать свою жену. Учиться говорить «нет» маме. Учиться слышать Ольгу. Иначе следующий Новый год она точно встретит без него, и ей это понравится.

Андрей подошел к раковине и начал мыть посуду, оставшуюся после ночных гостей. Это было малое, что он мог сделать. Первый шаг. В кармане вибрировал телефон – звонила мама, наверное, узнать, как он добрался. Андрей достал телефон, посмотрел на экран и, впервые в жизни, нажал кнопку «Отключить звук», положив смартфон экраном вниз. Посуда сама себя не помоет.

Если эта история нашла отклик в вашем сердце, буду признательна за лайк и подписку на канал, чтобы мы не потерялись. Пишите в комментариях, как бы вы поступили на месте героини