— Надюш, садись. У нас новость.
Борис стоял в дверях с виноватой улыбкой. За его спиной маячила Софья Власовна в новом кардигане — явно не из дешёвых.
Надежда скинула туфли. Ноги гудели после смены — триста порций гуляша, и ни одного перерыва. Хотелось просто лечь.
— Мам, выходи, она пришла, — крикнул Борис.
Свекровь прошла в коридор, окинула Надежду оценивающим взглядом.
— Надюша, дорогая, не сердись сразу. Это для всех нас.
Надежда облокотилась о стену.
— Что случилось?
— Помнишь, тебе обещали повышение? Заведующей производством? — Борис говорил быстро, как будто торопился выпалить всё разом. — Так вот, мама взяла в долг. У соседей по даче и в кассе взаимопомощи. На машину. Подержанную, но хорошую. Чтобы на дачу ездить, и тебя на работу возить.
Надежда медленно выпрямилась.
— Какую машину? Какой долг?
— Ну, я же говорю. Мать оформила заём, а ты теперь больше получать будешь. Как раз к месту.
— Сколько?
Борис почесал затылок.
— По десять тысяч в месяц дополнительно.
— Дополнительно к чему?
— Ну… к тому, что уже платим.
Надежда закрыла глаза. В голове пронеслись цифры. Квартира съёмная. Коммуналка. Еда. Рассрочка за телефон Бориса. Микрозайм Софьи Власовны на шубу. Ещё один — на остекление балкона на даче. И теперь машина.
— Борь, ты когда на работу выходишь?
Он поморщился.
— Надь, мы же обсуждали. Я не буду горбатиться за копейки. У меня образование.
— Полтора года у тебя образование. Полтора года я одна.
— Женская доля — тянуть, — встряла Софья Власовна. — Ты думала, замуж выходила, что всё само собой будет? Мужчина ищет достойное место, а не бросается на первую попавшуюся халтуру.
Надежда посмотрела на свекровь, потом на мужа. Что-то внутри щёлкнуло — как выключатель.
Она прошла в комнату, открыла шкаф, достала толстую папку. Вернулась, положила на стол.
— Вот. Всё, что вы задолжали за полтора года.
Борис открыл папку, пробежал глазами по квитанциям. Побледнел.
— Ты что, собирала на меня компромат?
— Я запоминала. Каждый раз, когда вы говорили «надо срочно». Шуба срочно? Телевизор срочно? Балкон на даче срочно?
Софья Власовна выхватила папку.
— Ты следила за мной? За нами?
— Я просто не закрывала глаза. В отличие от вас, я вижу, куда уходят деньги. Мои деньги.
— Твои? — Свекровь выпрямилась. — Ты забыла, кто тебя в семью привёл? Без нас ты кем была? Кухаркой и осталась бы.
—Я и есть кухарка. Это моя работа. А вы кто? Вы что делаете?
Борис попытался взять её за руку.
— Надь, не надо так. Мы же семья. Семья друг другу помогает.
— Помогает? — Надежда отстранилась. — Где ты был, когда я с температурой тридцать девять выходила на смену? Где твоя мама была, когда я одна клеила обои и драила полы после ремонта?
— Ну так ты же сама всё взяла на себя, — Софья Власовна махнула рукой. — Мы тебе не мешали.
— Не мешали? Вы только и делали, что мешали. Каждый месяц новый кредит. Каждую неделю новая «срочная необходимость». А я, дура, молчала и платила.
— Надюша, хватит устраивать истерику, — свекровь говорила уже жёстче. — Ты неблагодарная. Борис на тебе женился, а ты теперь вспомнила, что у тебя деньги свои.
Надежда подошла к двери, открыла её.
— Уходите.
— Что?
— Уходите отсюда. Оба.
Борис замер.
— Надь, ты чего? Это же моя жена, она не может меня выставить.
— Могу. Договор на моё имя. Я плачу за эту квартиру. И я не хочу вас здесь видеть.
— Боренька, — Софья Власовна схватила сына за рукав. — Ты слышишь, что она говорит? Эта… эта кухарка нас выгоняет!
— Ключи оставьте на полке. Можете забрать вещи завтра, когда меня не будет.
Борис стоял, открыв рот. Потом попытался шагнуть к ней, но Надежда подняла руку.
— Не подходи. Всё. Мне хватит.
— Надюша, я найду работу, честное слово. Давай поговорим нормально.
— Полтора года ты это говоришь. И полтора года ничего не меняется.
Софья Власовна схватила сумку, глаза её сузились.
— Пойдём, Боря. Пусть живёт одна. Без семьи, без поддержки. Посмотрим, сколько она протянет. Засохнет, вот увидишь.
Надежда молчала. Просто стояла у двери и держала её открытой.
Борис медлил, переминался, но мать потянула его за руку. Он положил ключи на полку и вышел. Софья Власовна прошла мимо Надежды, не глядя, подняв подбородок.
Дверь закрылась.
Тишина.
Надежда прислонилась спиной к двери. Руки дрожали. Она опустилась на пол, обхватила колени. Сидела так долго — может, десять минут, может, полчаса.
Потом встала, прошла в ванную. Умылась холодной водой. Посмотрела в зеркало — осунувшееся лицо, синяки под глазами, первые морщины.
Когда это случилось?
Она вышла, прошла на кухню. Открыла холодильник — пусто, как всегда. Борис с утра доел остатки. Надежда достала яйца, поставила чайник. Приготовила себе омлет, села за стол.
Ела медленно. За окном стемнело. В квартире ни звука.
Впервые за полтора года — тишина.
Борис звонил через три дня. Надежда не брала трубку. Потом пришло сообщение: «Надь, давай встретимся. Поговорим нормально. Я понял всё».
Она удалила сообщение.
Через неделю он написал снова: «Мне нужны вещи. Когда можно подъехать?»
Надежда сложила его одежду в два пакета, вынесла в подъезд. Написала: «Забирай. Я на работе до восьми».
Больше он не писал.
Софья Власовна прислала длинное голосовое сообщение. Надежда не стала слушать — удалила, заблокировала номер.
Первый месяц был странным. Она просыпалась в тишине, шла на работу, возвращалась в пустую квартиру. Никто не лежал на диване, никто не требовал ужин, никто не спрашивал, сколько она заработала.
Деньги стали оставаться. Сначала немного. Потом больше. Надежда выплатила микрозайм за шубу. Потом рассрочку за телефон. Каждый раз, закрывая очередную квитанцию, она чувствовала, как с плеч спадает тяжесть.
На работе объявили конкурс на новое блюдо для меню. Надежда подала свой рецепт — курица с авторским соусом. Победила. Директор наградил её на общем собрании.
— Надежда Викторовна, вы наша гордость, — сказал он, и зал зааплодировал.
Она стояла на сцене с грамотой в руках и вдруг поняла — когда её в последний раз благодарили? Просто говорили «спасибо», а не «принеси» или «сделай»?
Через четыре месяца она сняла квартиру поменьше — однокомнатную, но дешевле. Начала откладывать. Всерьёз.
Через восемь месяцев одобрили ипотеку. Небольшой дом на окраине, старенький, но крепкий. Свой.
Надежда шла по супермаркету с корзинкой. Суббота, закупка на неделю. Она выбирала овощи, когда краем глаза увидела знакомый силуэт. Борис.
Он стоял у кассы, сутулый, в мятой куртке. Рядом — женщина лет сорока, полная, усталая. В корзине у них лежали макароны, сосиски, дешёвый майонез.
Борис что-то говорил, женщина кивала. Потом он полез в карман, достал телефон, посмотрел и виновато развёл руками. Женщина вздохнула, полезла в сумку за кошельком.
Надежда смотрела на эту сцену и чувствовала — ничего. Ни боли, ни злости. Просто пустоту.
Она отвернулась, пошла к другой кассе. Расплатилась, вышла на улицу. Мороз ударил в лицо, и она вдохнула полной грудью.
Села в автобус, устроилась у окна. За стеклом мелькали огни города.
Через полчаса она вошла в свой дом. Маленький, тесноватый, но свой. Надежда разделась, поставила сумки на кухню. Достала продукты, разложила по полкам.
Потом села за стол, налила себе горячего бульона из термоса. Пила медленно, глядя в окно. За стеклом темнело, снег падал крупными хлопьями.
Она подумала о Борисе. О той женщине, которая платила за него на кассе. Интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы понять?
Надежда допила бульон, встала, помыла кружку. Прошла в комнату, легла на диван. Укрылась пледом — она купила его месяц назад. Просто увидела и взяла. Не потому что надо. Потому что захотелось.
Лежала в тишине, слушала, как скрипит дом. Старые стены, которые помнят чужие жизни. Теперь они будут помнить её.
Надежда закрыла глаза. Завтра она планировала покрасить стены в спальне. Или не планировала. Может, просто выспится. Или съездит в центр. Решит утром.
Её выбор.
Она повернулась на бок, подтянула колени. Тепло, тихо, спокойно. Никто не придёт с новым долгом. Никто не скажет, что она обязана.
Обязана только себе.
Утром Надежда проснулась от солнца. Встала, босиком прошла на кухню. Поставила чайник, открыла окно. Морозный воздух ворвался внутрь, и она зажмурилась, улыбнувшись.
Оделась, вышла во двор. Снег лежал ровным слоем, никто ещё не ходил. Надежда взяла лопату из сарая, стала расчищать дорожку. Работала ритмично, без спешки.
— Доброе утро, Надежда Викторовна! — крикнул сосед из соседнего участка.
— Доброе!
Она закончила, отряхнула лопату, вернулась в дом. Разожгла печку — до весны планировала провести газ, но пока обходилась так. Поставила на плиту сковороду, разбила яйца.
Телефон завибрировал. Сообщение от коллеги: «Надя, директор хочет обсудить новое меню в понедельник. Говорит, твоё мнение важно».
Надежда написала: «Буду».
Села за стол с тарелкой. Ела и смотрела в окно. Двор, забор, деревья в снегу. Просто, тихо, своё.
Вспомнила слова Софьи Власовны: «Засохнешь без нас». Усмехнулась. Не засохла. Наоборот.
Надежда допила, встала, подошла к зеркалу в прихожей. Посмотрела на себя. Лицо похудело, глаза живые. Она провела рукой по щеке — морщины никуда не делись, но что-то изменилось. Взгляд.
Раньше она смотрела на себя и видела усталую женщину, которая тянет воз. Сейчас видела человека, который выбрался.
Надела куртку, сапоги. Решила съездить в строительный магазин — присмотреть краску для стен. Заперла дверь, пошла к остановке.
По дороге встретила соседку — пожилую женщину с клюкой.
— Надюша, как дела? Обживаешься?
— Да, потихоньку.
— Молодец. Одной, говорят, живёшь?
— Одной.
Соседка кивнула с пониманием.
— Правильно. Одной, да своей головой — лучше, чем вдвоём, да в чужой упряжке.
Надежда улыбнулась, пошла дальше.
Через три месяца Надежду назначили старшим по смене. Ещё одна прибавка, ещё одна ступень. Она приняла это спокойно — без эйфории, но с тихим удовлетворением.
На работе её уважали. Коллеги советовались, директор прислушивался. Она больше не была просто парой рук на кухне — она была профессионалом.
Вечером того дня, когда объявили о назначении, Надежда сидела дома и пила горячий напиток. За окном темнело, снег медленно таял — весна была уже близко.
Она думала о Борисе. Интересно, нашёл ли он работу? Или нашёл новую женщину, которая будет тащить его на себе?
Не важно.
Надежда встала, подошла к окну. За стеклом её двор, её дом, её жизнь. Заработанная, выстраданная, отвоёванная.
Она вспомнила тот вечер, когда открыла дверь и выставила их. Как дрожали руки. Как хотелось сдаться, вернуть всё назад, продолжить терпеть.
Но она не сдалась.
И теперь стоит здесь, в своём доме, с чистой совестью и свободной душой.
Надежда улыбнулась своему отражению в стекле.
Она справилась.
Прошёл год.
Надежда шла по городу после работы. Весна, тёплый вечер, на улицах много людей. Она остановилась у витрины книжного — давно хотела купить что-нибудь почитать.
Зашла внутрь, бродила между стеллажами. Выбрала роман, который советовала коллега. Подошла к кассе.
— Сто восемьдесят, — сказала продавщица.
Надежда достала деньги, заплатила. Взяла книгу, вышла на улицу.
Стояла на ступеньках магазина, держала покупку в руках. Книга. Просто книга, которую она купила себе. Не потому что надо, не потому что кто-то попросил. Просто потому что захотела.
Такие мелочи. А раньше и на них не было денег.
Надежда пошла к остановке. Ждала автобус и смотрела на людей вокруг. Пары, семьи, одиночки. Каждый со своей историей.
У неё тоже есть история. История о том, как она перестала тянуть чужой воз. Как вышла из упряжки и пошла своей дорогой.
Автобус подъехал. Она села у окна, открыла книгу. Читала, пока ехала домой.
Вышла на своей остановке, прошла знакомой дорогой. Открыла калитку, зашла во двор. Дом встретил тишиной и теплом.
Надежда разделась, прошла на кухню. Поужинала, помыла посуду. Легла на диван с книгой.
Читала до поздней ночи. Потом выключила свет, укрылась пледом.
Лежала в темноте и думала — она счастлива? Наверное, да. Не та эйфория из фильмов, а просто ровное спокойствие. Знание, что завтра она проснётся и будет жить так, как хочет сама.
Без долгов. Без претензий. Без чужих планов на её деньги и её жизнь.
Надежда закрыла глаза.
Она свободна.
И этого достаточно.
— У тебя же пенсия хорошая, квартира своя, — настаивала Марина, но я отказалась платить за её племянника.