Грузовик завёлся в половине шестого. Виктор уезжал на час раньше обычного — третий раз за неделю. Елена лежала неподвижно и слушала, как захлопнулась дверь подъезда, как мотор завелся. Как звук отъезжавшей машины затих за углом, она встала и достала из шкафа телефон, о котором муж не знал.
Сообщение пришло в шесть ноль три: «Заехал на Заречную, 14. Поднялся на третий этаж. Окна горят».
Елена набрала ответ: «Спасибо, Михалыч. Жду фото с номерами».
За двадцать пять лет она изучила мужа до мелочей. По тому, как он ставит ботинки в прихожей — ровно или небрежно. По длине паузы перед ответом на простой вопрос. Три месяца назад Виктор купил дорогой одеколон и начал бриться каждый день, а не через раз. Елена поняла сразу.
Она работала кладовщиком на мебельном складе — так думал муж. На самом деле она по вечерам сводила отчёты для трёх магазинов в районе: проверяла накладные, находила нестыковки, считала то, что владельцы не замечали. Платили немного, но наличными. На эти деньги она наняла Михалыча — бывшего опера, который теперь подрабатывал частным сыском.
В среду Виктор пришёл поздно и сел напротив неё за стол. Молчал минуты две, потом начал:
— Мне тут один знакомый юрист посоветовал. Говорит, надо имущество обезопасить — переоформить на родственников. Мало ли что, налоговая, проверки. У Сашки недавно всё отобрали.
Елена наливала себе чай. Рука не дрогнула.
— На кого переоформить?
— На мать, например. Дачу точно. Может, гараж.
— А квартиру?
— Квартира на мне останется. Ты же здесь прописана, тебя никто не выгонит.
Елена поставила чайник на стол.
— Антонина Петровна в курсе?
— Ещё нет. Я завтра к ней поеду, бумаги подпишем.
— Не подпишете.
Виктор поднял голову.
— Что?
— Я вчера у неё была. Сказала, чтобы ничего не подписывала без моего ведома. Она согласилась.
Лицо мужа застыло.
— Ты что делаешь?
— То же самое, что и ты. Защищаю себя.
Виктор резко встал.
— Лена, ты о чём вообще? Я хочу наше имущество обезопасить, а ты мне палки в колёса ставишь!
— Наше имущество. — Елена отпила чай. — Интересно ты говоришь. А машину новую тоже на «нас» купил? Ту, что оформлена на Геннадия Свиридова?
Виктор побледнел.
— Откуда ты…
— Неважно откуда. Важно, что я знаю. Про машину. Про Настю из строймаркета, которая ждёт тебя на Заречной. Про деньги, которые ты три месяца снимаешь с нашего счёта.
— Ты следишь за мной?!
— А ты не врёшь мне? — Елена встала и посмотрела ему в глаза. — Двадцать пять лет, Виктор. Я столько молчала. Думала, перемелется. Но ты решил, что я настолько тупая, что не замечу. Что можно меня просто выкинуть, как старую мебель.
— Я не собирался…
— Не ври. Ты всё распланировал. Имущество на мать и на подставных людей, деньги в налике, я остаюсь в квартире с кредитом, который висит на мне. И ты свободен — с новой бабой, с машиной, с деньгами. Правда же?
Виктор молчал. Потом сел обратно и закрыл лицо руками.
— Господи, Лена. Нам же уже сорок пять. Разве так можно дальше?
— Нельзя. — Она налила себе ещё чаю. — Поэтому мы разведёмся. Но по-честному. Я не буду тебе мешать, если ты подпишешь нормальное соглашение.
— Какое соглашение?
— Завтра принесу. А пока можешь ехать на Заречную. Настя, наверное, ждёт.
Виктор вышел, хлопнув дверью. Елена допила чай и открыла тетрадь, где были записаны все его схемы с поставками стройматериалов — двойные накладные, левые печати, откаты. Михалыч доставал документы две недели через знакомого на складе. Елена всё проверила, сверила, разложила по папкам. Теперь оставалось только дождаться.
В воскресенье Виктор сидел на диване и смотрел футбол. Елена положила перед ним синюю папку.
— Что это?
— Посмотри.
Он открыл. Первая страница — распечатка сообщений из его телефона: переписка с Настей. Вторая — фотографии: они обнимаются у подъезда, целуются в машине. Третья — схема движения денег со счетов. Четвёртая — накладные на стройматериалы с поддельными печатями и завышенными ценами.
Виктор листал молча. Руки его мелко дрожали.
— Где ты это взяла?
— Неважно. Важно, что теперь ты подпишешь то, что я скажу. Или эти бумаги завтра будут у твоего начальника Степана Григорьевича. А послезавтра — в полиции. А затем в суде.
— Ты не посмеешь.
— Посмею. — Елена достала второй лист. — Вот соглашение. Дачу переоформляешь на меня. Земельный участок за городом — тоже мне. Квартира остаётся тебе вместе с кредитом за нее. Машину я тебе оставляю, потому что мне не нужна. Деньги делим пополам — только те, что на совместных счетах, те что ты спрятал у матери — твои. Я не жадная.
Виктор швырнул папку на стол.
— Земельный участок? Ты серьёзно? Там пустырь, даже травы нормальной нет!
— Через три месяца там начнут строить федеральную развязку. Застройщики уже предложили выкуп. Сумма хорошая.
— Откуда ты знаешь?!
— Я многое знаю, Виктор. Просто молчала. А теперь хватит.
Он схватил лист, прочитал, потом с силой ударил кулаком по столу.
— Я не подпишу это!
— Тогда в понедельник твой начальник получит вот это. — Елена постучала пальцем по накладным. — И ты останешься вообще без ничего. С судимостью за мошенничество и без работы. Выбирай.
Виктор сидел, тяжело дыша. Смотрел на бумаги, на жену, снова на бумаги. Лицо его было серым.
— Ты всё это время знала и молчала. Смотрела на меня, как на дурака.
— Ты сам на меня так смотрел. Двадцать пять лет. Думал, я ничего не понимаю, да?
Он взял ручку и размашисто расписался внизу. Бросил лист и встал.
— Я завтра съеду.
— Куда?
— К Насте.
— Удачи. — Елена сложила документы в папку. — Только предупреди её, что денег у тебя больше не будет.
Виктор ушёл в понедельник утром с двумя сумками. Не попрощался, просто хлопнул дверью. Елена стояла у окна и смотрела, как он грузит вещи в машину. Потом вернулась на кухню и налила себе кофе — первый раз за три месяца по-настоящему спокойно вздохнув.
Через месяц она продала земельный участок. Застройщики дали сумму, о которой она даже не мечтала. На эти деньги Елена сняла небольшое помещение на первом этаже жилого дома и открыла пекарню. Ничего сложного — просто хлеб, булочки, пироги. Вставала в четыре утра, месила тесто, пекла до обеда. Первую неделю покупателей почти не было. Потом пошли соседи. Потом их знакомые. Через два месяца она уже не успевала печь — расходилось всё к вечеру.
Антонина Петровна приходила раз в неделю, садилась у окна с чаем. О сыне не спрашивала, Елена не рассказывала. Один раз свекровь сказала:
— Витька звонил. Просил денег в долг.
— Дали?
— Нет. Сказала, что у меня самой пенсия маленькая.
Елена промолчала. Антонина Петровна допила чай и добавила:
— Он говорит, что Настя от него ушла. Как только узнала про долги.
— Естественно.
— Ты злишься на него?
— Нет. — Елена вытерла стол. — Я вообще ничего не чувствую. Как будто его и не было.
Виктор появился в районе через полгода. Елена увидела его случайно — он разгружал кирпичи на стройке напротив. В старой куртке, грязных ботинках, без машины. Лицо осунулось, плечи ссутулились. Она прошла мимо с пакетом муки, он её не заметил.
Вечером того же дня он зашёл в пекарню. Остановился у порога, будто не решаясь войти. Елена заканчивала протирать витрину.
— Закрыто уже, — сказала она, не поворачиваясь.
— Лен, я просто поговорить хотел.
Теперь она обернулась. Виктор стоял сгорбившись, мял в руках какую-то бумажку.
— О чём?
— Можно войти?
Она кивнула. Он прошёл внутрь, огляделся — чисто, пахнет свежим хлебом, на стенах ничего лишнего, всё просто и аккуратно.
— У тебя хорошо получилось, — сказал он тихо.
— Спасибо.
— Настя ушла. Как только узнала, что денег нет.
— Я слышала.
— Работаю разнорабочим. Снимаю угол у дяди Коли, помнишь его? Машину забрали, оказалось, нельзя на чужое имя оформлять. Квартира с кредитом. Начальник меня уволил, как всё вскрылось про накладные.
Елена слушала молча.
— Я хотел сказать… — Виктор сжал бумажку сильнее. — Прости меня. Я был дураком.
— Был.
— Может, мы бы… могли как-то…
— Нет, Виктор. Никак.
— Я изменился. Понял всё.
Елена подошла ближе и посмотрела ему в лицо.
— Ты понял не всё. Ты понял только то, что проиграл. А если бы выиграл — сейчас бы я стояла на твоём месте и просила прощения. Но ты бы не простил. Просто выкинул бы, как и планировал.
— Я не хотел…
— Хотел. Ты всё распланировал. Имущество спрятал, деньги вывел, любовницу завёл. Думал, я не замечу. Что я тупая баба, которая ничего не понимает.
Виктор опустил голову.
— Мне правда жаль.
— Мне — нет. — Елена вернулась к витрине. — Иди, Виктор. Мне закрываться надо.
Он постоял ещё минуту, потом развернулся и вышел. Дверь за ним закрылась тихо. Елена выдохнула и облокотилась о стойку. Руки слегка дрожали — не от страха, не от жалости. Просто от того, что она наконец закрыла эту страницу.
Павел появился через месяц после этого. Зашёл вечером, когда Елена выносила мусор. Помог ей дотащить пакеты до бака, потом спросил:
— Вы ещё работаете?
— Нет, уже закрылась.
— Жаль. Хотел хлеба купить. Соседи хвалили.
— Возьмите вот эту булку. — Елена достала из витрины последнюю плетёнку с маком. — Всё равно завтра свежую буду печь.
— А сколько?
— Ничего. Приходите завтра, тогда купите.
Павел взял булку, поблагодарил и ушёл. Пришёл на следующий день. И послезавтра. Сначала просто покупал хлеб и уходил. Потом стал задерживаться, спрашивать, как дела, рассказывать про работу — он был инженером на железной дороге, проверял электросети. Говорил коротко, без лишних слов. Елене это нравилось — никакой показухи, никаких обещаний.
Однажды она задержалась допоздна — сломалась духовка, надо было чинить. Павел проходил мимо, увидел свет, зашёл.
— Помочь чем-то?
— Не знаю. Вы в технике разбираетесь?
— Немного.
Он починил духовку за полчаса. Отказался от денег, но согласился выпить чаю. Сидели на кухне, молча. Потом Павел сказал:
— У меня жена год назад ушла из жизни. Долго болела.
— Мне жаль.
— Мы прожили вместе двадцать лет. Хорошо прожили. А теперь привыкаю один.
Елена кивнула. Павел допил чай и встал.
— Если что-то ещё сломается — зовите. Я рядом живу, в соседнем доме.
Он стал заходить чаще. Помогал с тяжестями, чинил то, что ломалось, выносил мусор. Не лез с расспросами, не пытался понравиться. Просто был рядом. Как-то вечером они сидели на кухне после закрытия, и Павел вдруг спросил:
— А почему вы одна? Муж где?
— Бывший. Развелись полгода назад.
— Он дурак, значит.
Елена засмеялась — впервые за долгое время искренне.
— Дурак. Думал, что умнее всех.
— Таких много. — Павел налил себе ещё чаю. — Я вот свою жену двадцать лет берёг. А всё равно не уберёг. Зато хоть знаю, что сделал всё, что мог.
— А я не берегла своего. Просто молчала и ждала, когда всё закончится.
— Значит, правильно сделали, что развелись.
Они замолчали. За окном стемнело совсем. Павел встал, помыл за собой чашку.
— Мне идти пора. А вы не задерживайтесь, поздно уже.
Елена проводила его до двери. Он обернулся на пороге:
— Можно я завтра снова зайду?
— Конечно.
Виктор несколько раз ещё появлялся в районе — работал на стройках, таскал мешки, разгружал кирпичи. Его перестали брать на нормальные объекты после истории с накладными — репутация испорчена, начальство не доверяет. Он ночевал у дяди Коли в маленькой комнатке без окон, ел дешёвую еду из магазина, копил на оплату кредита.
Однажды вечером он сидел в забегаловке напротив пекарни и смотрел в окно. Там, за стеклом, Елена вытирала столы, а рядом с ней стоял мужчина в синей куртке — помогал складывать лотки. Они о чём-то разговаривали, Елена улыбалась. Виктор смотрел на неё и не узнавал — она стала другой. Не усталой, не молчаливой, не забитой. Живой.
Он допил остывший чай, расплатился и вышел. Прошёл мимо пекарни, не оборачиваясь. В кармане лежала зарплата — смешная сумма, которой едва хватит на неделю. В съёмной комнате его ждала пустота. А здесь, за спиной, горел тёплый свет, и женщина, которую он когда-то считал ничем, пекла хлеб и радовалась жизни без него.
Елена выключила свет в пекарне, закрыла дверь на ключ. Павел проводил её до дома — молча, не торопясь. У подъезда она остановилась.
— Спасибо, что помогли сегодня.
— Да это ерунда. — Павел помолчал. — Вы знаете, я долго думал, говорить вам это или нет. Но скажу всё-таки: мне с вами хорошо. Просто хорошо. Без всяких там слов красивых.
Елена посмотрела на него. В свете фонаря было видно, как он старается держаться спокойно, но волнуется.
— Мне тоже хорошо.
— Тогда, может, мы могли бы… ну, не знаю. Вместе иногда ужинать. Или в кино сходить.
— Можем попробовать.
Павел кивнул, улыбнулся — неловко, по-мальчишески.
— Тогда я завтра зайду. Договорились?
— Договорились.
Она поднялась к себе, разделась, легла на кровать. В квартире было тихо — никто не хлопал дверьми, не врал, не строил планы за её спиной. Просто тишина. И впервые за много лет эта тишина была не пугающей, а спокойной. Правильной.
Прошло восемь месяцев. Пекарня работала стабильно, постоянные клиенты знали, что по понедельникам Елена печёт ржаной хлеб, по четвергам — булочки с корицей, по субботам — большие караваи к семейным обедам. Павел помогал ей по вечерам, они ужинали вместе на маленькой кухне, говорили о простых вещах — о работе, о погоде, о том, что надо бы на дачу поехать и грядки привести в порядок.
Никаких громких слов, никаких клятв. Просто два человека, которые научились жить без вранья.
Антонина Петровна больше не спрашивала про сына. Один раз Елена случайно услышала, как свекровь говорит кому-то по телефону: «Нет, я ему не помогу. Он сам выбрал этот путь, пусть сам и расхлёбывает». И повесила трубку. Они больше никогда не возвращались к этому разговору.
Виктор исчез из района. Кто-то говорил, что он уехал в другой город — искать работу. Кто-то, что живёт где-то на окраине и перебивается случайными заработками. Елена не проверяла. Ей было всё равно. Тот человек, с которым она прожила двадцать пять лет, перестал существовать для неё в тот момент, когда она положила перед ним синюю папку с доказательствами.
Однажды весенним вечером Павел принёс ей рассаду — помидоры, огурцы, базилик в маленьких горшочках.
— Это зачем?
— Ну как зачем. На балконе посадите. Будет красиво.
Они вместе рассадили всё по горшкам. Елена испачкала руки в земле и вдруг засмеялась.
— Что? — Павел посмотрел на неё.
— Да так. Хорошо просто.
Он обнял её за плечи. Она прислонилась к нему и посмотрела на зелёные росточки. Они обязательно вырастут — если поливать, если не забывать, если заботиться. Всё просто на самом деле.
В комнате, через открытую на балкон дверь, пахло землёй и зеленью. За окном темнело. Где-то далеко, в съёмной комнатке на окраине, мужчина лежал на продавленном диване и смотрел в потолок, вспоминая, как всё могло быть иначе. Но это была уже не её история.
Её история была здесь — в маленькой квартире с рассадой на балконе, в надёжных руках человека, который не обещал золотых гор, а просто был рядом. И впервые за много лет Елена не боялась завтрашнего дня. Потому что завтра она снова встанет в четыре утра, замесит тесто, испечёт хлеб. Павел зайдёт вечером, поможет закрыться, они поужинают вместе. И это будет её жизнь — простая, честная, настоящая.
Та жизнь, которую она заслужила.
— Вы думали у меня тут отель пять звёзд? Вещи собрали и на выход, — супруга устала быть удобной для родни