Сергей Иванович ехал с базы и думал про цемент, который опять подорожал, и про спину, которая болела так, что хоть ложись и не вставай. У городского рынка притормозил — бабка с тележкой переходила дорогу.
И тут увидел женщину с ребёнком. Она стояла у перехода, протягивала руку прохожим. Лицо серое, волосы свалялись, на ней куртка явно с чужого плеча. Прижимала к себе малого в грязном одеяле.
Сергей Иванович хотел проехать дальше, но зацепило что-то. Жест. Каким она качала ребёнка. Он резко свернул к обочине, вышел.
Подошёл ближе. И понял.
— Оксана.
Она вздрогнула, подняла глаза. Губы задрожали. Попыталась развернуться, уйти.
— Стой.
Он схватил её за плечо, развернул к себе. Лицо осунулось, под глазами синяки. Она не смотрела на него.
— Папа, отпусти. Мне надо идти.
— Куда идти? Что случилось? Где Вадим?
— Не надо, пожалуйста.
Ребёнок захныкал. Оксана прижала его ещё сильнее, словно боялась, что отнимут.
— Садись в машину. Немедленно.
Она не спорила. Села на заднее сиденье, обхватила сына. Сергей Иванович завёл мотор, выехал на дорогу. Молчал. Боялся, что сорвётся, наорёт.
— Говори, — только и сказал он, когда отъехали от рынка. — Всё. С самого начала.
Оксана молчала. Потом тихо, запинаясь:
— После родов я… Я вообще не соображала. Павлик орал сутками, я не спала, не ела. Тамара Петровна сказала, что поможет. Принесла какие-то бумаги. Сказала — это для прописки ребёнка. Я подписала, даже не читала. Голова гудела, я просто хотела, чтобы все отстали.
— Какие бумаги?
— Договор дарения. На Вадима. Квартиру я ему подарила. Ту, что ты мне на свадьбу отписал.
Сергей Иванович вцепился в руль. Дышал через раз.
— А дальше?
— Дальше… Когда Павлику три месяца исполнилось, Вадим пришёл и сказал: квартира продана, собирайся. Я не поняла сначала. Думала, шутит. Но Тамара Петровна уже складывала мои вещи в сумку. Быстро так, как мусор выметала.
— Они тебя выгнали?
— Да. Вадим сказал — мать лучше знает. И всё. Больше ни слова. Тамара Петровна вытолкала меня на площадку, бросила чемодан следом. Сказала: если пойдёшь в полицию, признают неадекватной, заберут ребёнка. У неё племянник в паспортном столе, она всех знает.
— Почему ты мне не позвонила?!
Оксана отвернулась к окну.
— Она сказала — если расскажешь отцу, он старый, больной, не переживёт. Лучше исчезни сама. Я… Я поверила. Думала, сама как-нибудь справлюсь.
Сергей Иванович остановил машину у обочины. Вышел. Закурил, хотя бросил три года назад. Руки тряслись.
Домой не повёз — опасно. Если Вадим узнает, начнут новый круг травли. Поехал к Михалычу, в старый дачный посёлок. Михалыч — бывший участковый, ещё с девяностых знакомый.
Михалыч вопросов не задавал. Открыл дверь, кивнул на комнату наверху.
— Живите. Натоплю.
Оксана уложила Павлика, потом села на табуретку. Обхватила себя руками. Сергей Иванович поставил перед ней тарелку с супом. Она не притронулась.
— Пап, я боюсь.
— Чего боишься?
— Если они узнают, что я у тебя…
— Не узнают.
Михалыч курил у окна, молча.
— Серёга, у меня знакомый в прокуратуре. Если документы липовые…
— Не липовые, — перебила Оксана. — Я же подписала. Сама. Я виновата.
— Замолчи, — Сергей Иванович сказал это резко, и она вздрогнула. — Ты ни в чём не виновата. Они тебя обманули. Под давлением подписала, после родов. Это статья, между прочим.
— Доказать нечем.
— Найдём чем.
Он достал телефон, набрал номер. Говорил коротко, без лишних слов. Потом ещё звонок. И ещё.
Михалыч кивнул.
— Начинаем?
— Начинаем.
Утром Сергей Иванович поехал не на базу, а по адресам. Он знал: в строительной среде всегда кто-то кого-то знает, всегда найдётся нужный человек. К обеду вышел на Колю, водителя-грузчика, который возил мебель для Вадима.
Встретились в придорожной забегаловке. Коля курил, нервничал.
— Серёга, я не лезу в чужие дела, ты же знаешь.
— Знаю. Но это не чужое. Это моя дочь.
Коля затянулся, выдохнул дым.
— Когда я им мебель привозил, эта Тамара Петровна при мне сказала сыну: «Видишь, как надо бабу ставить на место? Чтоб знала, кто тут хозяин». А он стоял, улыбался. Мне тогда блевать захотелось. Потом она мне за работу недоплатила. Сказала — чаевых не будет, и так переплатили.
— Документы где они хранят?
— У неё дома. В старом комоде в спальне. Она при мне доставала какие-то бумаги, когда расплачивалась. Хвасталась: я всё под контролем держу, мне сейфы не нужны.
Сергей Иванович кивнул.
— Спасибо.
— Серёга, ты того… Аккуратней. Эта баба — та ещё штучка. Всю жизнь в бухгалтерии просидела, все лазейки знает.
— Знает. Но не все.
Тамара Петровна тем временем развернула атаку в соцсетях. Написала пост: мол, сноха бросила ребёнка, пропадала неделями, неадекватная, пила. Фото не было, но народ хавал. Комментарии сыпались: «Ужас какой», «Бедный малыш», «Лишить родительских прав надо».
Знакомый скинул Сергею Ивановичу ссылку. Он прочитал, швырнул телефон на стол. Михалыч поднял, посмотрел.
— Ничего. Сейчас мы ей ответим.
Сергей Иванович вспомнил про Зинаиду Марковну. Соседка с третьего этажа, которая весь день у окна сидит, всё видит, всё запоминает.
Поехал к ней. Зинаида Марковна открыла дверь на цепочке, глянула подозрительно.
— Чего надо?
— Зинаида Марковна, вы видели, как мою дочь из квартиры выгоняли?
Она помолчала. Потом кивнула.
— Видела. Он чемодан ей прямо в лужу бросил. А та, мать его, плюнула вслед. Я на телефон сняла тогда. Думаю, мало ли, вдруг пригодится. У меня всё записано.
— Дадите мне эту запись?
— Дам. Только ты доведи дело до конца, слышишь? А то я старая, мне потом от них достанется.
— Доведу.
Запись была мутноватая, но разобрать можно всё: Вадим швыряет вещи, Оксана с ребёнком пятится к лестнице, Тамара Петровна что-то кричит, потом наклоняется — и плюёт. Чётко видно.
Михалыч связался со своим человеком в прокуратуре. Передал документы, запись. Племянника Тамары Петровны вызвали на комиссию. Когда начали проверять бумаги, он сразу заёрзал. Экспертиза показала: подпись Оксаны на договоре дарения поддельная. Разница в нажиме, угле наклона. Очевидная подделка.
Племянника прижали к стенке. Он сдался быстро — рассказал, как тётка просила «помочь с оформлением», как он задним числом проводил документы, как боялся, что всплывёт.
Его уволили на следующий день.
Тамара Петровна попыталась выкрутиться. Наняла адвоката, кричала в прокуратуре, что это всё подстава, что сноха сама виновата. Но видеозапись всё обрушила. Её показали в суде. Судья смотрела молча, потом спросила у Тамары Петровны:
— Это вы плюёте в женщину с младенцем?
Тамара Петровна побледнела, открыла рот, но ничего не сказала.
Сделку признали недействительной. Квартиру вернули Оксане. Вадим пытался откреститься, говорил: это мать всё придумала, я не знал. Но никто не поверил.
С работы его попросили — начальству скандалы не нужны. Тамара Петровна осталась с долгами за адвоката и с репутацией мошенницы. Соседи шарахались от неё, в магазине отворачивались.
Прошёл год.
Оксана жила в своей квартире, работала диспетчером в службе такси. По ночам принимала заказы, днём возилась с Павликом. Денег хватало. Не густо, но своих.
Однажды Сергей Иванович заехал к ней с продуктами. Поставил сумки на стол.
— Как оно?
— Нормально, пап.
Она улыбнулась, и он увидел: она правда ожила. Не та затравленная тень у рынка с протянутой рукой.
На следующий день он был на объекте — принимал партию строительной смеси. Подъехала машина доставки. Из кабины вылез грузчик в грязной спецовке, небритый, понурый.
Сергей Иванович присмотрелся.
Вадим.
Тот тоже узнал. Глаза отвёл мгновенно. Стал таскать мешки молча, быстро, будто боялся, что прогонят. Работал с опущенной головой.
Когда закончил, подошёл, протянул накладную. Пальцы дрожали.
— Распишитесь.
Сергей Иванович расписался, не глядя на него. Достал из кармана смятую сторублёвку, протянул.
— На чай.
Вадим взял, сжал в кулаке. Хотел что-то сказать, но Сергей Иванович уже отвернулся. Захлопнул дверцу машины.
Вадим постоял ещё секунду, потом пошёл к своему грузовику. Сергей Иванович смотрел ему вслед. Не было ни злости, ни жалости. Просто пустота.
Он сел в машину, завёл мотор. Поехал забирать Павлика из садика. Оксана сегодня работала допоздна, попросила помочь.
По дороге он подумал: всё правильно вышло. Жизни разошлись, и больше никогда не пересекутся. Так и должно быть.
Он включил радио, прибавил громкость. Впереди был вечер с внуком, ужин, мультики перед сном. Обычная жизнь. Та, что они вернули.
– Это моя добрачная квартира, дорогая! – усмехнулась я, когда муж привёл новую пассию