Виктор стоял у плиты, жарил яичницу. Телефон в моей руке ещё был после звонка из паспортного стола. Голос женщины звучал в ушах: «Марина Сергеевна, у вашего мужа проблема с документами. Приезжайте сегодня. И лучше одна».
— Марин, я говорю, поедем в санаторий? — Виктор поставил передо мной тарелку. — На три недели. Твои пекарни без тебя справятся.
— Мне нужно по делам съездить.
— Хочешь, подвезу?
— Не надо.
Он пожал плечами. Крепкий, спокойный. Две недели назад я думала, что мне повезло. Сорок два года, три пекарни, двушка в центре — и наконец-то кто-то рядом. Прораб, который пришёл делать ремонт в новом цеху и остался. Его мать, Антонина Павловна, даже торт испекла к помолвке, правда, всё время выспрашивала про квартиру и доходы.
В паспортном столе женщина протянула мне папку, не поднимая глаз.
— Ваш муж пятнадцать лет назад регистрировал брак. С Светланой Ковалёвой. Развода в базе нет.
Я смотрела на ксерокопию свидетельства. Молодой Виктор с длинными волосами. Рядом девушка с короткой стрижкой и большими глазами. Свидетели: Антонина Павловна Сергеева.
— Его мать была свидетелем?
— Да. Соответственно, ваш брак недействителен.
— Она говорила мне, что он никогда не был женат.
Женщина молчала. Потом тихо добавила:
— Я бы на вашем месте не торопилась домой возвращаться.
Я набрала Андрея прямо в машине. Мы дружили со школы, он был участковым, помог когда-то с документами на первую пекарню. Приехал через двадцать минут, посмотрел фотографии документов.
— Света Ковалёва. Из интерната, значит. Родителей нет.
— Андрей, что это значит?
Он завёл машину, не отвечая. Мы поехали на окраину, остановились у покосившегося забора.
— Здесь Виктор с матерью жили пятнадцать лет назад. Потом переехали. Соседи говорили, что Антонина Павловна заставила сына залить погреб бетоном. От сырости, якобы. Сразу после того, как молодая жена уехала к родственникам.
— У Светланы не было родственников.
Андрей кивнул.
— Я так и подумал. Мне нужно поднять старое дело. Марина, возвращайся домой. Веди себя как обычно. Ничего не говори. Дай мне два дня.
Антонина Павловна сидела за моим столом. Передо ней лежали папки с договорами аренды, уставом ООО, свидетельством о собственности на квартиру.
— Мариночка, вот ты и вернулась. — Она улыбнулась. — Я тут подумала, надо всё правильно оформить. Ты теперь не одна, семья у тебя. Перепишем управление на Витю, а ты отдохнёшь наконец.
— Зачем вам мои пекарни?
Она замерла.
— Что ты говоришь? Мы семья.
— Почему вы не сказали, что Виктор был женат?
Тишина натянулась, как струна. Антонина Павловна медленно отложила бумаги.
— Это было давно. Девчонка из интерната прицепилась. Он с ней расстался.
— Куда она уехала?
— К знакомым каким-то. Не помню.
— Развод оформить забыли?
Лицо свекрови потеряло всю мягкость.
— Не понимаешь ты ничего. Витя хороший мальчик. Он заслуживает нормальную жизнь. Та ничего из себя не представляла. А ты — другое дело. У тебя всё есть.
Я подошла к двери, открыла.
— Уходите.
Она собирала документы медленно, демонстративно. У порога обернулась:
— Пожалеешь. Мы не из тех, кто сдаётся.
Вечером Виктор варил суп, рассказывал про работу. Я смотрела на его руки. Эти руки заливали бетон пятнадцать лет назад.
— Ты молчишь. — Он сел напротив. — Мама сказала, вы поругались.
— Она хотела переписать на тебя бизнес.
— Это она перегнула. Не надо ничего переписывать. У тебя своё, у меня своё.
Он говорил так просто, так убедительно. Я бы поверила, если бы не те документы.
— Витя, ты был женат раньше?
Он замер. Ложка зависла над тарелкой. Потом медленно опустил её.
— Кто сказал?
— Не важно.
Виктор откинулся на спинку стула, провёл ладонью по лицу.
— Сто лет назад было. Молодой был, дурак. Женился на первой, кто согласилась. Она сама ушла потом. Не развелись официально, но какая разница?
— Куда ушла?
— Сказала, что уезжает, и уехала. Я не держал.
— Твоя мать знала?
Пауза.
— Знала. Была против того брака. Говорила, что Светка меня использует. Оказалась права.
— Почему не рассказал мне?
— Зачем? Прошлое есть прошлое.
Я встала из-за стола. Он поднялся следом, обнял со спины.
— Марина, не выдумывай лишнего. Я тебя люблю. Всё остальное неважно.
Я стояла неподвижно и думала: а вдруг Андрей ничего не найдёт?
Андрей позвонил утром. Я вышла на балкон, закрыла дверь.
— Нашли. В погребе старого дома. Под бетоном. Женщина лет двадцати пяти. Рядом заколка с инициалами С.К.
Ноги подкосились. Я села на холодный пол.
— Светлана Ковалёва.
— Да. Подняли дело о пропаже. Соседи видели, как она собирала вещи и плакала. Антонина Павловна кричала на неё, что из этой семьи никто никуда не уйдёт. На следующий день Светланы не было, а они с сыном бетон заливали.
— Он убил её.
— Едем к тебе. Будет задержание. Справишься?
Я посмотрела в сторону кухни. Виктор сидел там, пил кофе. Обычное утро.
— Справлюсь.
Виктор открыл дверь, увидел Андрея с сотрудниками. Лицо побелело.
— Виктор Олегович, вы задержаны по подозрению в причастности к исчезновению Светланы Ковалёвой.
— Я не знаю, о чём вы.
— Мы нашли её в погребе. Под бетоном, который вы заливали.
Виктор молчал. Потом обернулся ко мне:
— Марина, скажи им, что это бред.
Я стояла у стены и смотрела на него. На этого человека, который две недели назад говорил о любви. Который планировал санаторий. Который, может быть, уже прикидывал, как избавиться и от меня.
— Уходите из моей квартиры.
Его увели. Он обернулся в дверях — посмотрел этим честным, открытым взглядом. Но я уже видела другое. Испуганную девушку с короткой стрижкой, которая просто хотела уйти.
Антонину Павловну забрали через час. Она кричала на всю лестницу, что защищала сына от «прилипалы из интерната», что Светлана сама виновата — «лезла не в нашу семью, чужое хотела». Соседи выглядывали из квартир, кто-то снимал на телефон.
Следователь рассказал потом: свекровь во всём созналась. Светлана собиралась уходить от Виктора, хотела развестись.
— Я не могла допустить, чтобы она его доила, — твердила Антонина Павловна. — Он мой сын. Я его защищала.
Виктор пытался свалить всё на мать. Но экспертиза показала: удар был нанесён мужской рукой. Мать только помогла скрыть. Оба получили сроки.
Я подала на аннулирование брака. Процесс был коротким — недействительный брак, обман. Адвокат сказал, что мне повезло: ещё немного, и они успели бы переоформить имущество.
Месяц я приходила в себя. Не закрывала пекарни, не меняла телефон. Просто работала. По ночам сидела на кухне и думала: как я не увидела? Как поверила этому спокойствию, этим правильным словам?
Андрей приходил иногда с документами. Однажды задержался, мы пили кофе молча.
— Ты знал с начала, что там что-то не так?
— Насторожился, когда рассказала про его мать. Слишком много спрашивала про деньги.
— А если бы ничего не нашли?
— Ты бы развелась с двоежёнцем и жила дальше. Но пекарни бы точно не отдала.
Я улыбнулась впервые за месяц.
Он встал, собрался уходить. У двери обернулся:
— Марина, может, как-нибудь поужинаем? Просто так. Без всех этих дел.
Я посмотрела на него. Андрей стоял в старой куртке, с усталым лицом участкового. Он никогда не предлагал переписать на него квартиру. Не выспрашивал про доходы. Просто был рядом.
— Давай, — сказала я.
Прошло полгода. Виктор получил пятнадцать лет, Антонина Павловна — десять. На суде она до последнего твердила, что всё делала ради сына. Виктор сидел с опущенной головой.
Светлану похоронили на городском кладбище. Я приезжала один раз, положила цветы. Стояла и думала: она хотела просто уйти. Начать новую жизнь. Не дали.
Мне дали.
Андрей теперь заходит не с документами. Мы гуляем, ходим в кино, ужинаем в тихих местах. Он не говорит красивых слов, не строит планов на десять лет вперёд. Просто берёт за руку, когда переходим дорогу. Спрашивает, как дела. Слушает.
Иногда ловлю себя на мысли: а если бы тот звонок из ЗАГСа не поступил? Если бы та женщина не решилась позвонить и не попросила приехать одной? Я бы сейчас, наверное, лежала под другим слоем бетона. Или сидела без документов на собственность, без денег — и думала, как же так вышло.
Но звонок был. И я успела.
На днях пришло письмо из колонии от Антонины Павловны. Она писала, что я разрушила их семью, что Витя страдает, что всё моя вина. Я прочитала и выбросила. Чужая боль больше не имела надо мной власти.
Вчера мы сидели с Андреем в машине у реки. Он рассказывал про работу, я смотрела на воду и думала: вот она, настоящая жизнь. Без показухи, без красивых обещаний. Просто человек рядом, который не предаст.
— О чём задумалась? — спросил он.
— О том, что звонок из ЗАГСа спас мне жизнь.
Андрей кивнул, не отрывая взгляда от воды.
— Та женщина рисковала. Могла просто промолчать, оформить документы и забыть. Но позвонила.
— Она сказала: приезжайте одной. Я тогда не поняла, почему так странно говорит. А она просто боялась, что Виктор со мной приедет.
— Умная женщина.
Мы сидели молча. Потом Андрей взял меня за руку.
— Марина, я не умею говорить красиво. Но я рад, что ты жива. И что ты рядом.
Я посмотрела на него. На его обычное лицо, на эти усталые глаза. Никакого пафоса, никаких клятв. Просто правда.
— Я тоже рада.
Может, любовь и правда живёт рядом — просто мы не всегда умеем её разглядеть за громкими словами чужих людей. А Светлана хотела только свободы. Я теперь живу и за неё тоже. Каждый день, когда открываю пекарни, когда подписываю документы, когда просто иду по улице — я помню. Она не успела. А мне дали шанс.
И я им воспользовалась.
Свекровь собиралась переписать квартиру на свою дочь, но вовремя узнала правду