Утро началось с того, что я не могла найти свою любимую кружку. Ту самую, с принцессой, которую Максим подарил мне на годовщину знакомства. Я точно помнила, что поставила её на обычное место в шкафу — на вторую полку слева. Но теперь там стояли какие-то старые чашки с цветочками, которые я никогда не использовала и которые явно переехали из глубин того же шкафа.
— Макс, ты не видел мою кружку? — спросила я мужа, который сонно жевал тост на кухне.
— Какую кружку?
— С принцессой.
— А, эту. Нет, не видел. Может, мама переставила?
Конечно. Мама. Его мама. Моя свекровь Лидия Петровна.
Я открыла несколько шкафчиков наугад и обнаружила свою кружку на самой верхней полке, куда мне приходилось тянуться на цыпочках. Рядом с ней выстроились в ряд другие мои кружки, которые раньше стояли на удобной высоте. Теперь же на «моём» месте красовались хрустальные бокалы, которыми мы пользовались от силы раз в году.
— Максим, нам нужно поговорить о твоей маме.
Он поднял глаза от телефона и улыбнулся той улыбкой, которая обычно меня обезоруживала:
— Что опять? Она же хочет помочь.
— Помочь? Я не могу найти половину своих вещей в собственной квартире! Вчера она переложила всё бельё. Теперь мои футболки лежат там, где были твои рубашки, а мои джинсы вообще куда-то пропали.
— Вика, ну подумаешь. Зато она навела порядок.
— Какой порядок, Макс? Это хаос! И еда — она готовит по три кастрюли супа, хотя мы физически не можем столько съесть. Мы выливаем половину.
— Мама старается. Она волнуется, что мы голодные.
Я глубоко вдохнула. Мы были женаты всего восемь месяцев, но эта тема всплывала каждую неделю. Лидия Петровна получила ключи от нашей квартиры буквально через месяц после свадьбы. Максим отдал их ей «на всякий случай». Я тогда промолчала, посчитав это разумным — мало ли что может случиться, вдруг нам понадобится помощь.
Но «всякий случай» превратился в регулярные визиты. Лидия Петровна приходила, когда мы были на работе. Иногда я возвращалась домой и чувствовала её духи, висящие в воздухе нашей квартиры. Находила записки на холодильнике: «Приготовила борщ. В духовке запеканка. Окна помыла. Мама». Сначала мне казалось это милым. Потом — навязчивым. А теперь это просто выводило меня из себя.
Особенно бесило то, что она лазила по нашим вещам. Я стала замечать, что мои документы в ящике стола лежат не так, как я их оставляла. Что косметика в ванной переставлена. Что мои книги на полке стоят в другом порядке.
— Макс, мне некомфортно, что твоя мама может прийти сюда в любое время и делать что хочет.
— Ну не что хочет же. Она убирается, готовит. Это же твоя свекровь, Вик. Моя мама. Ты хочешь, чтобы я её обидел?
— Я хочу, чтобы ты услышал свою жену.
Но он уже встал из-за стола, поцеловал меня в шею и пошёл одеваться. Разговор был окончен. Как всегда.
В среду я решила прийти домой пораньше. У меня отменилась одна встреча, и я покинула офис около трёх. Открывая дверь своей квартиры, я услышала звуки из спальни. Сердце ухнуло вниз — первой мыслью было, что это воры. Но потом я узнала голос Лидии Петровны. Она с кем-то разговаривала по телефону.
Я тихо прошла в коридор и прислушалась.
— Да, Свет, представляешь? Вообще никакого порядка. Я открыла их шкаф — там майки вперемешку с рубашками. Нижнее бельё валяется как попало. Девочка совсем не умеет следить за домом… Нет, ну она, конечно, старается. Но видно же, что не научили. Мать, видимо, не объяснила, как правильно… Я вот пытаюсь ей помочь, навожу порядок, готовлю. А то мой мальчик питается непонятно чем…
Я почувствовала, как кровь приливает к лицу. Мой мальчик? Мой?
Я вошла в спальню. Лидия Петровна стояла возле открытого шкафа с телефоном у уха и раскладывала моё бельё. МОЁ бельё. Она перебирала мои трусы и лифчики, сортируя их по цветам.
— Лидия Петровна, — сказала я максимально спокойным голосом.
Она вздрогнула и обернулась:
— Ой, Вика! Ты меня напугала. Света, перезвоню. — Она выключила телефон и улыбнулась мне. — Пришла пораньше? Я тут решила разобрать ваш шкаф. Такой беспорядок был! Сейчас всё аккуратненько разложу.
— Лидия Петровна, зачем вы это делаете?
— Как зачем? Помогаю, конечно. Ты же на работе пропадаешь, некогда тебе. Вот я и подумала…
— Я не просила вас помогать. Тем более с моим бельём.
Она нахмурилась:
— Вика, ну что ты как маленькая? Я же не чужая. Я Максима в пелёнки заворачивала, думаешь, меня твоими трусами можно удивить?
Я сглотнула. Всё внутри кипело, но я заставила себя говорить ровно:
— Лидия Петровна, давайте поговорим. Может, чаю попьём?
Она оценивающе посмотрела на меня, но кивнула. Мы прошли на кухню. Я поставила чайник, достала чашки (которые, к счастью, Лидия Петровна ещё не успела переложить на этой неделе) и села напротив свекрови.
— Лидия Петровна, я очень ценю, что вы о нас заботитесь. Правда. Но мне кажется, вы слишком часто приходите. И делаете то, о чём мы не просим.
Её лицо вытянулось:
— То есть как? Я что, мешаю?
— Ну… в каком-то смысле да. Понимаете, это наша с Максимом квартира. Наше пространство. И мне неудобно, что вы приходите без предупреждения и переделываете всё по-своему.
— По-своему? — голос Лидии Петровны стал выше. — Я навожу порядок! Учу тебя, как правильно дом вести! Или ты считаешь, что лучше меня знаешь?
— Я считаю, что это мой дом, и я сама решаю, как в нём вести хозяйство.
— Твой дом? — она усмехнулась. — Деточка, это квартира моего сына. А ты… ты жена. Которая сегодня здесь, а завтра может уйти. Жёны приходят и уходят. А мать — она навсегда. Я в этом доме всегда главная, запомни.
Я почувствовала, как что-то внутри меня лопнуло. Все вежливость, все попытки договориться рассыпались в прах.
— То есть вы считаете, что имеете право распоряжаться в нашей квартире больше, чем я?
— Я не считаю. Я знаю. — Лидия Петровна встала из-за стола. — И советую тебе запомнить своё место. Максим — мой сын. И если тебе это не нравится, это твои проблемы.
Она взяла свою сумку и направилась к выходу. На пороге обернулась:
— И кстати, в холодильнике говядина. Я принесла, приготовишь что-нибудь. Только не пережарь, Максим не любит сухое мясо.
Дверь захлопнулась. Я осталась сидеть на кухне, и руки у меня тряслись. Не от страха — от ярости. Значит, по-хорошему не выйдет. Значит, договориться невозможно. Что ж, тогда придётся действовать иначе.
Вечером я попробовала поговорить с Максимом ещё раз. Рассказала про разговор, про то, что сказала его мать. Он слушал рассеянно, уткнувшись в ноутбук.
— Ну Вик, ты же знаешь маму. Она такая. Прямолинейная.
— Прямолинейная? Макс, она сказала, что я здесь временная гостья, а она — главная!
— Она не это имела в виду.
— Она именно это и имела в виду! И вообще, почему у неё есть ключи? Почему она может приходить когда вздумается?
— Потому что она моя мама. И она волнуется за меня.
— А я? Я твоя жена. Почему моё мнение ничего не значит?
Максим наконец оторвался от экрана и посмотрел на меня:
— Вика, не драматизируй. Мама скоро успокоится. Она просто привыкает, что я женат. Дай ей время.
— Сколько времени? Год? Два? Десять лет? Она мне прямым текстом сказала, что всегда будет главной в этом доме!
— Она не буквально это имела в виду…
— Да откуда ты знаешь, что она имела в виду? Тебя там не было!
Мы поссорились. Я ушла в спальню и проплакала полночи. Максим спал на диване. Наутро он ушёл на работу раньше обычного, не попрощавшись. Я поняла, что рассчитывать на его поддержку не приходится. Он выбирал маму. Каждый раз выбирал маму.
Значит, справляться придётся самой.
На следующий день я вызвала мастера и поменяла замок. Новые ключи были только у меня. Максиму я отдала дубликат, когда он вернулся с работы.
— Что это? — спросил он, разглядывая незнакомый ключ.
— Я поменяла замок.
— Зачем?
— Старый заедал, — соврала я. — Вот, держи новый.
Он пожал плечами и положил ключ в карман. Не спросил, есть ли третий комплект для мамы. И я не стала уточнять.
Кроме того, я договорилась с начальством о временном переходе на удалённую работу. Объяснила, что мне нужно быть дома по семейным обстоятельствам. Мне пошли навстречу — можно было работать из дома три дня в неделю. Этого должно было хватить.
Первые два дня ничего не происходило. Я работала за ноутбуком в гостиной, отвечала на письма, готовила отчёты. В квартире было тихо и спокойно. Моя кружка стояла на своём месте. Моё бельё лежало так, как я его сложила. Мой дом был моим.
На третий день, около двенадцати, раздался скрежет ключа в замке. Недоуменное сопение. Ещё одна попытка открыть дверь. И наконец — звонок. Настойчивый, длинный.
Я встала, подошла к двери и посмотрела в глазок. Лидия Петровна стояла на площадке с огромной сумкой в руках. Лицо её было красным от возмущения.
Я открыла дверь, оставив цепочку на месте.
— Добрый день, Лидия Петровна.
— Вика? — она явно не ожидала меня увидеть. — Ты дома? Почему не открываешь? Мой ключ не подходит!
— Да, я дома. Чем обязаны визиту?
Она нахмурилась:
— Как это чем? Я хотела борщ сварить. Принесла свёклу свежую, с рынка. И в комнатах пропылесосить надо. Открывай давай.
— Лидия Петровна, а мы вас приглашали сегодня?
— Что? Какое приглашение? Вика, открой дверь немедленно!
— Я правильно понимаю, что мы вас не приглашали. Так зачем вы пришли?
Её лицо стало багровым:
— Как ты со мной разговариваешь? Я мать Максима! Это его квартира!
— Наша квартира. Моя и Максима. И лично я вас не приглашала.
Фраза повисла в воздухе. Лидия Петровна смотрела на меня так, будто я произнесла что-то на незнакомом языке.
— Что ты сказала?
— Я сказала: лично я вас не приглашала. — Я говорила спокойно, даже холодно. — Вы пришли без предупреждения, без разрешения. У вас больше нет ключей от нашей квартиры. И я не собираюсь пускать вас внутрь.
— Да как ты смеешь?! — голос Лидии Петровны сорвался на крик. — Я мать! Я имею право…
— Вы не имеете права распоряжаться в моём доме. Вы не имеете права трогать мои вещи. Вы не имеете права приходить сюда, когда вздумается. Я устала от вашего вмешательства. Устала от того, что не могу найти свои вещи. Устала от ваших советов о том, как мне жить. Устала от того, что вы считаете меня временной гостьей в собственной квартире.
— Ты… ты… — она задыхалась от возмущения. — Ты что, объявляешь мне войну?
— Нет, Лидия Петровна. Я просто обозначаю границы. Если хотите прийти в гости — звоните заранее. Мы обсудим удобное время. Но это наш с Максимом дом. Не ваш. И главная здесь я, а не вы, вопреки вашим размышлениям.
Она стояла, раскрыв рот. Потом сумка с овощами упала на пол, свёкла выкатилась на площадку.
— Хорошо, — прошипела она. — Запомни этот день. Это начало войны, девочка. Думаешь, Максим на твоей стороне? Сейчас увидим.
— До свидания, Лидия Петровна.
Я закрыла дверь. Щёлкнул замок. Через дверь я слышала её тяжёлое дыхание, потом шаги по лестнице, хлопок двери подъезда.
Я прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Сердце колотилось как бешеное. Руки дрожали. Но внутри, где-то глубоко, я чувствовала странное облегчение.
Я наконец сказала то, что должна была сказать давно.
Максиму она позвонила сразу же. Он примчался домой через час, бледный и встревоженный.
— Вика, что произошло? Мама в истерике! Говорит, что ты выгнала её из квартиры, нахамила, оскорбила!
— Сядь. Я всё объясню.
Я рассказала ему всё. Про разговор с его матерью, про то, что она сказала о жёнах, которые приходят и уходят. Про то, как она лазила по нашему белью. Про то, что я чувствую себя чужой в собственном доме.
— Я не могла больше терпеть, Макс. Я пыталась поговорить с тобой — ты не слушал. Пыталась поговорить с ней — она поставила меня на место. Что мне оставалось делать?
Он молчал. Лицо его было напряжённым, нечитаемым.
— Ты поменяла замки, — сказал он наконец.
— Да.
— Не дала ключ маме.
— Да.
— И сказала ей… что именно ты сказала?
Я повторила фразу слово в слово:
— Лично я вас не приглашала.
Максим откинулся на спинку дивана и закрыл лицо руками. Я готовилась к взрыву. К обвинениям. Может, даже к тому, что он уйдёт к маме и попросит меня съехать.
Но вместо этого он… засмеялся.
Сначала тихо, потом громче. Он убрал руки от лица, и я увидела, что в его глазах блестят слёзы — то ли от смеха, то ли от чего-то ещё.
— Боже, Вик. Ты это действительно сказала? Прямо так? В лицо?
— Да, — я была в полном замешательстве. — Ты злишься?
— Злюсь? Я восхищён! — он притянул меня к себе и поцеловал. — Ты знаешь, сколько лет мне хотелось сказать маме что-то подобное? Но я не мог. Потому что я её сын, и это было бы неправильно, неуважительно. А ты… ты смогла.
— Погоди. То есть ты на моей стороне?
— Вика, я всегда был на твоей стороне. Просто… я не знал, как решить эту проблему. Мама всегда была такой. Властной, контролирующей. Папа с ней не справлялся. Я думал, что просто нужно терпеть. Что это пройдёт само. Но ты права — не прошло. И не прошло бы.
— Но ты всё время защищал её…
— Я пытался сохранить мир. Глупо, да? Я думал, что вы как-нибудь договоритесь. Не понимал, что мама просто не собирается уступать. Что ей нужно не помогать нам, а контролировать.
Он взял моё лицо в ладони:
— Прости меня. Правда. Я должен был давно сказать маме, что это наша семья. Наша территория. Должен был защитить тебя. Вместо этого я прятался и надеялся, что всё как-нибудь разрешится само.
Я обняла его и прижалась лбом к его плечу. Внутри что-то оттаяло. Впервые за месяцы я почувствовала, что мы действительно одна команда.
— Мама сейчас звонит мне каждые пять минут, — сказал он. — Требует, чтобы я тебя отчитал. Чтобы я забрал у тебя ключи и отдал ей. Чтобы ты извинилась.
— И что ты ей ответил?
— Пока ничего. Хотел сначала с тобой поговорить. Но теперь знаю, что скажу. — Он достал телефон и набрал номер. Включил громкую связь.
— Максим! Наконец-то! Ты поговорил с этой… с твоей женой? Она совсем обнаглела! Требую, чтобы ты…
— Мама, — перебил её Максим твёрдым голосом, которого я раньше не слышала. — Замолчи и послушай.
Трубка притихла.
— Вика права. Это наша квартира. Наша семья. Ты больше не можешь приходить без предупреждения. Если хочешь навестить нас — звони заранее. Мы обсудим удобное время и будем рады тебя видеть. Но делать что хочешь в нашем доме ты больше не будешь.
— Максим, ты понимаешь, что говоришь?! Я твоя мать! Я…
— Ты моя мать. И я тебя люблю. Но Вика — моя жена. Мой главный человек. И её комфорт для меня важнее всего остального. Если ты не можешь это принять — мне очень жаль. Но правила останутся.
Он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Посмотрел на меня:
— Как я?
Я не нашла слов. Просто обняла его изо всех сил.
Прошло две недели. Лидия Петровна не звонила. Не писала. Максим говорил, что она обижена и ждёт извинений. Но он не собирался извиняться. И я тоже.
Наша квартира наконец стала похожа на дом. Мои вещи лежали на своих местах. Моя кружка стояла там, где мне удобно. В холодильнике была еда, которую готовила я — может, не всегда идеальная, но моя.
А потом, в субботу вечером, раздался звонок. Я открыла дверь — на пороге стояла Лидия Петровна с небольшой сумкой в руках. Лицо у неё было усталым, постаревшим.
— Здравствуй, Вика.
— Здравствуйте, Лидия Петровна.
Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд.
— Можно войти? — спросила она наконец. — Я позвонила бы заранее, но… телефон разрядился. И я подумала… в общем, я просто хотела увидеть вас. Вас с Максимом.
Я отступила в сторону:
— Проходите. Мы как раз ужинать собирались. Останетесь?
Она кивнула и вошла. Сняла туфли, аккуратно поставила их у двери — не переставила мои кроссовки, как делала раньше, а просто поставила рядом.
За ужином мы разговаривали осторожно, вежливо. Как малознакомые люди, которые только начинают узнавать друг друга. Лидия Петровна рассказывала свою жизнь, про соседей. Не давала советов. Не критиковала мою стряпню. Даже похвалила салат.
Когда она собралась уходить, я проводила её до двери.
— Вика, — сказала она, натягивая пальто. — Я подумала. О том, что ты мне тогда сказала. И ты была права. Я вела себя… неправильно. Я просто боялась.
— Боялись чего?
— Что Максим меня больше не будет любить. Что я стану не нужна. Глупо, правда? Он мой единственный ребёнок. И когда он женился, я почувствовала, что теряю его. Вот и пыталась удержать. Только не тем способом.
Я не знала, что ответить. Впервые за всё время Лидия Петровна казалась мне не стервозной свекровью, а просто женщиной. Уставшей, испуганной, одинокой.
— Максим вас любит, — сказала я. — И никуда от вас не денется. Но мы тоже нуждаемся в своём пространстве. В своей жизни.
— Я понимаю. Теперь понимаю. — Она замялась. — Можно я буду иногда звонить? Приходить в гости? По-настоящему в гости, не… не так, как раньше.
— Конечно. Вы всегда будете желанным гостем. Если предупредите заранее.
Она улыбнулась — впервые улыбнулась мне искренне, без этого снисходительного прищура.
— Спасибо. И прости меня. Если сможешь.
Когда дверь за ней закрылась, Максим обнял меня со спины:
— Думаешь, она изменилась?
— Не знаю. Может быть. Или просто поняла, что другого выхода нет.
— А тебе не всё равно?
Я повернулась к нему лицом и улыбнулась:
— Знаешь, наверное, всё равно. Главное, что теперь я знаю: это мой дом. Наш дом. И больше никто не будет распоряжаться тут, кроме нас.
Он поцеловал меня, и я прижалась к нему, чувствуя, наконец, что стою на своей территории. Что меня слышат. Что я не одна.
А кружка с принцессой так и стояла на второй полке слева. На своём месте. И никто больше её не трогал.
Убирайтесь оба, — закричала мать. — За мой счёт жить больше никто не будет, здесь вам не база отдыха