Раиса Львовна ждала этого момента весь вечер. Гости разошлись после юбилея мужа, сын Максим вышел на балкон подымить, муж захрапел в кресле. Невестка Вера собирала со стола грязную посуду, и никто не мешал.
Она встала, подошла к столу и начала складывать в пластиковый контейнер обглоданные куриные кости, заветренные края салата, почерневшие ломтики колбасы. Вера замерла с тарелками в руках.
Раиса Львовна защёлкнула крышку и протянула ей контейнер.
— Возьми, деточка. Отвезёшь своей матери в деревню, она небось и не пробовала такую буженину.
Пусть хоть раз по-человечески поест, а не картошку свою жареную.
Вера взяла контейнер. Не бросила, не заплакала, не закричала. Просто взяла и посмотрела на свекровь так, что Раисе Львовне стало не по себе. Будто невестка увидела её насквозь — всю пустоту, весь страх, всю эту показную важность.
— Спасибо, Раиса Львовна, — тихо сказала Вера. — Передам маме.
Максим вернулся с балкона и сразу понял — что-то не то. Вера стояла у раковины, держала контейнер и смотрела в окно. Он заглянул внутрь. Кости. Объедки.
— Мать это сделала?
Вера кивнула. Максим развернулся, вошёл в зал.
— Ты о чём вообще? — спросила мать, не поднимая глаз от телефона.
— Мы уходим.
— Куда ты пойдёшь? — Раиса Львовна засмеялась. — У тебя машина наша, квартира наша, работаешь на отца. Ты что, из-за кассирши этой с ума сошёл?
Максим молча вышел в прихожую, взял Веру за руку. Она положила ключи от квартиры на тумбочку.
— Оставь и от машины, — сказала она тихо.
Он положил связку рядом. Они вышли и закрыли дверь так тихо, будто их никогда здесь и не было.
Утром Раиса Львовна нашла записку от мужа на кухонном столе: «Уехал на дачу. Не возвращаюсь. С тобой невозможно дышать».
Она скомкала бумажку, выбросила. Вернётся, куда денется. Всегда возвращался. Но прошла неделя, другая, месяц. Никто не звонил.
Соседка Лидия Семёновна, с которой двадцать лет пили по пятницам, встретила её в подъезде и демонстративно отвернулась. В магазине продавщица долго пробивала товар, а потом громко, на весь зал, спросила:
— А это правда, что вы невестке объедки в контейнере отдавали? У нас весь район только об этом говорит.
Раиса Львовна схватила пакет и выбежала. Дома заперлась, закрыла шторы. Позвонила мужу — сбросил. Максиму — тоже. Написала: «Я твоя мать, ты слышишь?» Ответа не было.
Она сидела в огромной квартире, где каждая вещь кричала о статусе и деньгах, и чувствовала, как стены сжимаются.
Два года спустя новая соседка принесла газету.
— Вот, может, интересно. Тут ваш сын.
На развороте — фотография: Максим стоит у новой автомастерской, на вывеске его фамилия, рядом Вера с округлившимся животом, улыбается.
Раиса Львовна захлопнула газету, но не смогла выкинуть её из головы. Они живут вдвоём, строят своё, им не нужно никого унижать, чтобы чувствовать себя важными. А она осталась в пустой квартире с остатками жизни — как в том контейнере.
Она продала квартиру за неделю, переехала в однушку на окраине. А на разницу — крупная сумма набралась — оплатила операцию матери Веры. Узнала в поликлинике случайно, что женщина больна. Оплатила и не оставила имени.
Потом долго ходила по новой квартире, смотрела на голые стены и думала — хватит ли сил прийти к ним и сказать «прости»?
Однажды утром просто оделась и поехала. Адрес выяснила через бывшего коллегу мужа. Максим с Верой теперь жили в панельной девятиэтажке на окраине.
Раиса Львовна поднялась на четвёртый этаж, остановилась перед дверью. Из-за неё доносился детский плач. Она нажала на звонок, пока не передумала.
Дверь открыла Вера. Волосы растрёпаны, на футболке пятна, синяки под глазами. Увидела свекровь и не шагнула назад, не захлопнула дверь. Просто стояла и ждала.
— Я пришла попросить прощения, — сказала Раиса Львовна, и слова давались с трудом, будто она впервые в жизни их произносила. — Не жду, что ты простишь. Просто хочу, чтобы ты знала — я поняла, что натворила.
Вера молчала. Раиса Львовна продолжила:
— Можно хоть издалека видеть внука? Не буду мешать, не буду лезть. Только иногда.
Секунда, другая, третья. Раиса Львовна уже готовилась развернуться, когда Вера отступила в сторону.
— Заходите.
Квартира маленькая, мебель простая, но светлая, чистая. На диване лежит младенец, машет кулачками, таращится на потолок тёмными глазами.
— Можно подойти? — спросила Раиса Львовна.
— Можно.
Она присела на край дивана. Мальчик — вылитый Максим в младенчестве, те же брови, тот же упрямый подбородок. Протянула палец, малыш схватил его крохотной ладошкой и сжал. Раиса Львовна почувствовала, как внутри что-то ломается — тот панцирь, который она строила годами.
Вера принесла воду, поставила стакан на столик.
— Я не святая, Раиса Львовна, — сказала она, садясь в кресло напротив. — Мне было больно тогда, очень больно. Я долго не могла забыть ваш взгляд, когда вы протягивали мне тот контейнер. Но я поняла: если держать обиду, она съест меня саму.
Раиса Львовна кивнула, не поднимая головы.
— Максим знает про деньги, — продолжила Вера. — Моя мама рассказала, что кто-то анонимно оплатил операцию, а он вычислил. Сначала молчал, потом сказал: если придёт — не гони.
— Он здесь?
— На работе. Вечером будет.
Максим вернулся, когда стемнело. Увидел мать с сыном на руках и застыл в дверях. Вера взяла ребёнка, оставила их вдвоём.
— Ты сильно похудела, — сказал он.
— Ты тоже.
Максим сел напротив, потёр лицо ладонями.
— Мам, я не могу забыть, что было. Не могу сделать вид, будто ничего не случилось. Но могу попробовать начать заново, если ты правда другая.
— Я другая, — Раиса Львовна подняла глаза. — Я всю жизнь доказывала, что лучше остальных. И осталась одна в пустой квартире, где некому доказывать.
Максим долго молчал, потом кивнул.
— Приходи по воскресеньям, если хочешь. Только без поучений и без того, что было раньше.
— Хорошо.
Раиса Львовна спускалась по лестнице, когда услышала за спиной шаги. Обернулась — Вера догнала её на площадке.
— Я хотела сказать, — Вера помолчала, подбирая слова. — Вы могли просто перевести деньги и исчезнуть. Но вы пришли. Это дорогого стоит.
Раиса Львовна кивнула, не зная, что ответить.
— И ещё, — добавила Вера. — Тот контейнер я выбросила на следующий день. Не стала хранить, не стала носить в себе. Просто выбросила и забыла.
Она развернулась и поднялась обратно. Раиса Львовна вышла на улицу, остановилась посреди двора. Вокруг играли дети, кто-то выгуливал собаку, из окон пахло ужином.
Вера не стала хранить тот контейнер, не носила обиду, не мстила. Просто отпустила и пошла дальше. А она, Раиса Львовна, два года жила в плену собственной гордыни, пока не потеряла всё.
Но теперь у неё есть шанс. Маленький, хрупкий, как детская ладошка, сжавшая её палец. И она не упустит его — потому что второго не будет.
Собрав свои вещи, муж объявил что уходит к другой, а через 3 года сильно удивился, увидев бывшую жену