Тамара Ивановна смотрела на листок бумаги, как на судебную повестку. Пальцы её, унизанные кольцами, дрожали. На листке была таблица: гусь, овощи, специи, электричество на духовку. Внизу — сумма и реквизиты карты.
— Это что за издевательство?
Ольга стояла в дверях кухни с подносом в руках. Горячее ещё дымилось, но она не двигалась с места.
— Вы же сами говорили, Тамара Ивановна, что каждый должен платить за себя. Я просто следую вашим правилам. Как только переведёте — вынесу еду.
За столом сидела вся родня свекрови: восемь человек, приехавших из области встречать Новый год. Дядя Вася уставился в тарелку. Тётя Люда закашлялась. Двоюродный брат Витя полез за телефоном — сделал вид, что пишет кому-то срочное.
— Но это же праздник!
— Для меня последние полгода — тоже не праздник.
Всё началось в июне. Ольга взяла кредит и купила мужу профессиональный сканер для диагностики машин — его старый барахлил так, что клиенты уходили к конкурентам. Максим работал автомехаником, приходил за полночь с синяками под глазами. Она хотела помочь. Сделать сюрприз к годовщине.
Когда он открыл коробку, его лицо изменилось. Он обнял её так, что перехватило дыхание.
— Ты с ума сошла?
Но она видела — он счастлив.
Вечером в дверь позвонила Тамара Ивановна. Без предупреждения, как всегда. Увидела коробку. Спросила, сколько стоит. Ольга ответила честно.
Свекровь взорвалась.
— Ты втягиваешь моего сына в долговую яму! Ты безответственная транжира!
Максим попытался возразить, но мать перебила его с такой яростью, что он замолчал.
— Раз она не умеет считать деньги, пусть каждый ведёт свой бюджет. Отдельно. Чтобы не утопила тебя.
Максим молчал. Ольга ждала, что он скажет хоть слово. Но он только отвёл взгляд.
На следующий день они разделили расходы пополам. Аренда — пополам. Свет — пополам. Еду каждый покупает себе. Максим не смотрел Ольге в глаза, когда проговаривал условия.
Жизнь превратилась в бухгалтерию. Ольга ставила на пакетах с молоком метку маркером — «О». Максим приносил свой хлеб. В холодильнике — две зоны. В ванной — два набора шампуней. Однажды она купила средство для посуды, и он вечером скинул ей половину стоимости в общий чат. До копейки.
Они перестали разговаривать. Готовили отдельно. Ели в одной квартире, но будто в разных мирах.
Ольга видела, как он смотрит на неё украдкой — виновато, растерянно. Но не решался ничего сказать. Боялся матери больше, чем терял жену.
Однажды вечером он зашёл на кухню, налил воды. Постоял у раковины. Открыл рот. Потом передумал и ушёл.
Ольга резала яблоко и думала о том, что пора что-то решать. Только не знала что.
Двадцать девятого декабря позвонила Тамара Ивановна. Максим включил громкую связь. Голос свекрови звучал бодро.
— Максимушка, я решила — встретим Новый год у вас! С тётей Людой, дядей Васей, Светкой, её мужем, братом Витей с женой и бабушкой. Восемь человек. У вас же квартира большая.
Максим молчал. Ольга стоя в дверях и смотрела на него.
— Мам, это же… нужно готовить, закупаться…
— Так Оленька у нас хозяюшка! Помнишь, как она гуся запекала? Пусть и сейчас постарается. Мы же одна семья, в конце концов.
Ольга услышала эту фразу и почувствовала, как внутри щёлкнуло. «Одна семья». После полугода с метками на еде и счётом за туалетную бумагу.
— Тамара Ивановна, а как же раздельный бюджет?
Пауза. Потом смех — неприятный.
— Олечка, ну что ты. Праздник же. Нельзя быть мелочной. Неужели пожалеешь для родных?
Максим уткнулся в телефон. Ждал, что она согласится.
Ольга посмотрела на супницу на верхней полке серванта — подарок Тамары Ивановны на свадьбу. Фамильная. «Символ семейного очага».
— Хорошо. Приезжайте.
Тридцать первого декабря Ольга встала в шесть утра. Поехала на рынок — гусь, овощи, фрукты, деликатесы. Максим предложил скинуться. Она остановила его жестом.
— Не надо. Я сама.
Весь день она провела на кухне. Запекала, резала, раскладывала. Максим пытался помочь, но она работала молча. Он чувствовал — что-то не так. Но не спрашивал.
К восьми приехали гости. Тамара Ивановна вошла первой — в новой кофте, с причёской, с улыбкой. За ней валом повалила родня.
— Ну что, хозяюшка, стол накрыла? — свекровь заглянула в духовку. — Ой, как пахнет! Молодец, Оленька. Я всегда говорила — золотые руки.
Ольга кивнула. Вынула из шкафа супницу. Поставила в центр стола. Тамара Ивановна просияла.
— Вот видишь, оценила мой подарок.
Гости расселись. Стол ломился от закусок. В центре стояла супница. Пустая.
Пробило полночь. Чокнулись. Дядя Вася потянулся к салату. Ольга встала.
Вернулась с белыми конвертами. Обошла стол. Положила перед каждым гостем. Тамара Ивановна открыла конверт. Внутри — чек.
— Это что?
— Расчёт. Продукты, электричество, моё время. С каждого — по сумме. Переведёте — вынесу горячее.
Тишина. Дядя Вася хмыкнул. Тётя Люда замерла с бокалом в руке.
Тамара Ивановна медленно поднялась.
— Ты что себе позволяешь?!
— То же, что и вы. Вы полгода назад объяснили — каждый платит за себя. Нельзя быть иждивенкой. Я следую вашим правилам.
— Но это праздник!
— А метки на молоке — это что было? Вы требовали раздельный бюджет. Я научилась. Так что теперь — платите или идите в ресторан.
Ольга взяла супницу со стола. Повернула в руках.
— А Максим уже заплатил. Он скинулся на аренду. Его порция бесплатная. Остальные — по прайсу.
Максим сидел бледный. Не поднимал глаз. Молчал. Опять.
Тётя Люда встала первой.
— Неудобная ситуация какая-то. Давайте лучше домой.
Дядя Вася потянулся за курткой. Родня засуетилась. Через десять минут квартира опустела.
Тамара Ивановна стояла у двери. Лицо каменное.
— Ты пожалеешь.
— Уже нет, — ответила Ольга.
Свекровь хлопнула дверью.
Максим сидел за столом. Уставился в тарелку. Ольга собирала конверты.
— Она моя мать.
— А я твоя жена. Была.
Она прошла в спальню. Он не пошёл за ней.
Утром он вышел на кухню. Ольга пила воду.
— Мать звонила. Требует, чтобы ты извинилась.
— И что ты ответил?
Он молчал. Сжимал телефон. Потом поднял голову.
— Сказал, что хватит. Что это наша жизнь. Что выбираю тебя.
Голос дрожал. Ольга видела — ему тяжело.
— Она сказала, что я предатель. Повесила трубку.
Ольга поставила стакан. Подошла. Села рядом.
— Ты должен был сказать это полгода назад.
— Знаю. Прости. Я боялся её всю жизнь. А когда ты раздала чеки… я понял, что я трус.
Ольга молчала. Внутри была обида. Усталость. Но ещё — облегчение.
— Мне нужно время. Чтобы поверить, что ты не передумаешь.
— Не передумаю. Клянусь.
Она встала. Прошла к холодильнику. Взяла маркер. Перечеркнула все метки на продуктах. Одну за другой.
Максим подошёл. Обнял сзади. Осторожно.
— Больше никаких меток.
— Больше никаких, — повторил он.
Тамара Ивановна звонила ещё дважды. Максим не брал трубку. На третий раз ответил — коротко, жёстко.
— Если хочешь нас видеть — извинись перед Ольгой. Пока этого не будет — двери закрыты.
Свекровь не извинилась. Но и скандалов больше не было.
Прошло два месяца. Ольга вернулась к жизни по частям. Убрала метки. Снова стали ужинать вместе. Максим готовил по выходным — криво, но старался.
Однажды он показал ей сообщение. Тамара Ивановна: «Может, поговорим?»
— Ты хочешь? — спросила Ольга.
— Только если ты согласна. На наших условиях.
Она подумала. Кивнула.
Свекровь пришла через неделю. Без родни. Села на край дивана. Ольга разлила чай. Тамара Ивановна смотрела в стол.
— Я была неправа. Думала, защищаю сына. А сломала вам жизнь.
Ольга молчала.
— Мне было страшно. Бывший муж влез в долги — мы потеряли квартиру. Я не хотела, чтобы повторилось.
— Я не ваш бывший муж, — сказала Ольга. — И мой кредит — наше с Максимом решение. Не ваше.
Тамара Ивановна кивнула.
— Прошу прощения.
Максим посмотрел на мать спокойно, твёрдо.
— Больше так не будет. Никогда.
— Понимаю.
Свекровь встала. У двери обернулась.
— Ты сильная, Ольга. Я злилась на это. Но ты права.
Дверь закрылась. Ольга не ответила. Просто кивнула.
Максим обнял её.
— Спасибо. За то, что не ушла.
— Я же не подала чеки на стол просто так, — усмехнулась она. — Хотела, чтобы ты проснулся.
Он прижал её крепче.
— Проснулся.
Супница так и осталась стоять на верхней полке. Пустая. Ольга больше не доставала её. Но и не выбрасывала. Пусть стоит — напоминание о том, что молчание всегда дороже правды.
Тамара Ивановна больше не приезжала без предупреждения. Не диктовала, как жить. Звонила редко — вежливо, сдержанно. Ольга видела по голосу Максима — свекровь обиделась всерьёз. Но он держался.
На восьмое марта Тамара Ивановна прислала открытку в мессенджере. Без слов. Просто картинка с цветами. Ольга посмотрела на неё. Максим стоял рядом.
— Ответишь?
— Нет, — сказала Ольга. — Пусть поймёт, что извинения не отменяют последствий. Пусть привыкает к тому, что мы живём по-своему.
Он кивнул.
Через месяц соседка рассказала — видела Тамару Ивановну в магазине. Та жаловалась подруге, что сын теперь холодный, не зовёт на праздники, жена отвернула его от матери. Соседка пересказывала с сочувствием. Ольга слушала и не чувствовала ни жалости, ни злорадства. Просто пустоту.
— Она получила по счёту, — сказала она Максиму вечером. — Как все мы тогда.
Он усмехнулся.
— Ты жестокая.
— Справедливая.
Летом, почти через год после того новогоднего вечера, Тамара Ивановна снова попросилась в гости. Максим посмотрел на Ольгу вопросительно.
— Пусть приходит. Но сама. И предупреди — никаких советов.
Свекровь пришла с тортом. Села за стол тихо, без прежней напористости. Разговор шёл натянуто. Ольга видела — Тамара Ивановна сдерживается. Боится сказать лишнее.
Перед уходом свекровь задержалась в прихожей.
— Ольга, я правда сожалею.
— Знаю.
— Ты меня простишь когда-нибудь?
Ольга застегнула ей пуговицу на пальто — та не достала. Свекровь замерла. Ольга посмотрела ей в глаза.
— Я уже простила. Но забыть не смогу. И границы останутся. Навсегда.
Тамара Ивановна кивнула. Глаза у неё были влажными. Она развернулась и вышла.
Максим обнял Ольгу со спины.
— Ты могла бы быть мягче.
— Могла бы. Но тогда всё повторится.
Он поцеловал её в висок.
— Люблю тебя за это.
Ольга улыбнулась. Прошла на кухню. Открыла холодильник. Там стояли их продукты — без меток, без разделения. Просто еда. Общая.
Она достала сыр, хлеб. Максим включил чайник. Они сели за стол вдвоём — как раньше, как должно было быть всегда.
— А чеки ты сохранила? — спросил он.
— Сохранила. В папке с документами. Вдруг пригодятся снова.
Он рассмеялся.
— Надеюсь, не пригодятся.
— Надейся, — она откусила хлеб. — Но я готова.
Они сидели в тишине. За окном садилось солнце. Квартира была их. Жизнь была их. И никто больше не смел диктовать правила.
Супница на полке стояла пустая. И Ольга знала — так и останется.
— Нет, милый, квартиру бабушки мы продавать не будем. Даже не мечтай! — отрезала я, увидев жадный блеск в глазах мужа