Зинаида долбила кулаком в калитку, пока соседская собака не начала лаять на весь переулок. Виктор стоял рядом с грузовиком, набитым коробками, мешками и ящиками с рассадой, и тупо смотрел на замок. Новый. Хромированный. Совсем не тот ржавый, который открывался ногой.
— Ты чего столбом стоишь? Звони ей немедленно! — Зинаида развернулась к брату, лицо красное, волосы выбились из-под платка.
Виктор полез в карман, набрал. Гудки. Потом — «абонент недоступен». Он попробовал ещё раз, но телефон молчал.
— Не берёт.
— Как это не берёт?! — Зинаида снова развернулась к калитке. — Маринка! Открывай, я знаю, ты там! Хватит прятаться!
Она достала из сумки старый ключ, попыталась сунуть в скважину. Не влез. Зинаида замерла, уставившись на ключ, потом на замок. Лицо медленно меняло цвет.
— Она замок поменяла, — выдохнула она. — Без спросу. Поменяла замок в моём доме.
— В её доме, — тихо сказал Виктор, но Зинаида его не услышала. Она уже снова колотила по железу.
Зинаида въехала в этот дом десять лет назад «на две недели». Рассталась с мужем, осталась без угла. Марина не возражала — дом большой, родительский, места всем хватит. Только Зинаида не осталась гостьей. Она обжилась.
Сначала передвинула мебель на кухне. Потом притащила свои кастрюли и начала готовить по своим рецептам. Потом стала приглашать родню — племянников, двоюродных сестёр, соседей из старого дома. Марина молчала. Она вообще разучилась не молчать.
Зинаида говорила за всех. Она врывалась с утра с воплями, решала, что сажать, когда красить забор, кого звать на выходные. Виктор только кивал: «Она старше, ей лучше знать».
Марина стояла у окна и смотрела, как Зинаида вскапывает грядки там, где росли мамины пионы. Внутри всё сжималось, но слова застревали в горле. Она резала помидоры на ужин и думала — когда это закончится?
Потом поняла: когда она сама остановит.
— Там машина во дворе стоит! Чужая! — Зинаида прилипла лицом к щели в заборе. — Виктор, ты видишь?!
Виктор нехотя заглянул. Тёмная иномарка, дорогая.
— Может, она кого-то…
— Кого?! Без моего ведома?! — Зинаида развернулась. — Да я сейчас ворота выбью! Это мой дом! Я тут десять лет всё держу!
— Документы на неё, Зина.
— Плевать я хотела на документы! Я тут живу! Я тут хозяйка!
Она кричала так громко, что из соседнего окна высунулась тётка в халате. Зинаида не замечала. Она колотила в калитку, дёргала ручку, пыталась заглянуть поверх забора.
Через десять минут подъехала ещё одна машина. Из неё вышел мужчина лет пятидесяти, в куртке, аккуратный. Подошёл к калитке, кивнул Зинаиде и Виктору.
— Добрый день. Вы что-то ищете?
— Мы тут живём! — Зинаида выпятила грудь. — Это наш дом! А ты кто вообще?
Мужчина достал из кармана папку, развернул.
— Я владелец. Дом куплен месяц назад, все документы в порядке. Хотите посмотреть?
Зинаида выхватила бумаги, смяла их в руках, пытаясь разглядеть. Виктор заглянул через плечо. Лицо у него стало серым.
— Тут подпись Марины, — пробормотал он. — И печать.
— Какая подпись?! — Зинаида швырнула листы ему в грудь. — Не может быть! Она бы сказала! Мы тут прописаны!
— Вы не прописаны, — спокойно сказал мужчина. — Я проверял. Прописана была только Марина Фёдоровна. Больше никого.
— Десять лет! — Зинаида шагнула к нему, но мужчина стоял неподвижно. — Я тут десять лет всё держала! Дом, огород, хозяйство! Она без меня вообще ничего не могла!
— Могла продать дом, — ровно ответил мужчина. — И продала. Прошу освободить проезд, через полчаса приедет бригада.
— Какая бригада?!
— Ремонтная. Будем переделывать.
Он открыл замок своим ключом, вошёл внутрь. Зинаида попыталась протиснуться следом, но он преградил ей путь ладонью.
— Частная территория. Не заставляйте меня вызывать наряд.
— Да как ты смеешь?! Я сейчас сама вызову! Я тебе покажу!
— Вызывайте, — мужчина закрыл калитку. — Заодно объясните, зачем пытаетесь проникнуть в чужой дом.
Виктор схватил сестру за локоть, потащил к машине. Зинаида вырывалась, но ноги подкашивались. Она оглянулась на окна, за которыми десять лет командовала всеми. Окна были занавешены, чужие.
Она осела прямо на узел с перинами посреди дороги. Ключ всё ещё сжимала в руке — бесполезное железо.
Марина сидела у окна в своей новой квартире и смотрела во двор. Маленький, тихий, где никто не орал, не жёг шашлыки, не таскал мешки через порог. Однокомнатная, четвёртый этаж, крошечная кухня. Но её. Только её.
Телефон лежал на столе выключенным. Виктор наверняка звонил. Много раз. Она не хотела слышать его голос — виноватый, растерянный, как всегда.
Она встала, подошла к окну. Внизу женщина выгуливала собаку, двое парней играли в мяч. Обычная жизнь, в которой Марина была просто соседкой, а не бесплатной прислугой.
Дом она продала за три недели. Риелтор удивился — такие быстро не уходят. Но покупатель нашёлся сразу. Марина подписала бумаги, получила деньги, купила эту квартиру и исчезла. Не попрощалась. Не объяснила. Просто ушла.
Зинаида узнала только сегодня.
Виктор нашёл её через два дня. Он стоял у подъезда помятый, с синяками под глазами. Марина спускалась за хлебом и замерла на ступеньках.
— Маринка, ну зачем так? — голос сорвался. — Почему молчала? Мы бы поговорили, что-то решили…
— Решили? — Марина спустилась ещё на ступеньку. — Виктор, я десять лет ждала, что ты хоть что-то решишь. Ты только руками разводил.
— Зинаида просто… она привыкла, понимаешь? Ей некуда было.
— А мне куда? — Марина шагнула ближе, и он попятился. — Мне было куда в моём собственном доме? Когда она орала на меня при твоих друзьях? Когда вытащила мамины цветы и посадила свою капусту? Когда водила туда людей, которых я в глаза не видела?
— Но это был дом, — пробормотал Виктор. — Большой, нормальный. А теперь ты где? В однушке на окраине?
Марина смотрела на него долго. Потом сказала тихо, но так, что он вздрогнул:
— В однушке, где нет ни тебя, ни её. Это лучшее, что со мной случалось за десять лет.
Она обошла его и пошла дальше. Виктор окликнул, но она не обернулась. Его голос растворился за углом, и Марина почувствовала, как внутри что-то отпускает. Тяжёлое, давнее, въевшееся.
Зинаида пыталась объявить войну. Названивала знакомым, рассказывала, какая Марина неблагодарная. Но люди слушали вполуха. Соседка тётя Валя даже сказала в лицо:
— Зинаида, ты там царствовала, будто дом твой. Что ты хотела — чтобы она всю жизнь терпела?
Зинаида переехала к дальней родственнице на окраину, в хрущёвку. Перины сдала на хранение, рассада завяла. Виктор снимал угол, работал допоздна.
Он иногда ездил мимо старого дома. Там шёл ремонт, забор покрасили в серый. Зинаидиных грядок больше не было.
Марина стояла у окна вечером с кружкой в руке и смотрела на огни соседних домов. Внизу кто-то смеялся, играла музыка. Жизнь шла дальше, и Марина теперь была её частью — не пряча лица, не терпя, не ожидая, что кто-то решит за неё.
Она сделала глоток, и внутри разлилось тепло. Не от напитка. От того, что впервые за десять лет она могла дышать свободно. Завтра она пойдёт в магазин и купит цветы на подоконник. Те самые, мамины пионы. Только теперь их никто не выкопает.
Она поставила кружку на стол и выдохнула. Снаружи гудел город, а внутри была тишина — её собственная, заработанная.
— Это я должна извиняться? Да это ваши родственники месяцами сидят у меня на шее