Судья листала документы. Адвокат Дмитрия шелестел бумагами и говорил размеренно, уверенно:
Дом построен на средства моего клиента до брака. Все документы это подтверждают.
Семён Егорович — седой, с тяжёлыми бровями — смотрел на него без эмоций.
Он был другом покойного свёкра, взялся за дело почти бесплатно. Говорил мало, но когда говорил, все слушали.
Семь лет брака — это тоже документ, — бросил он коротко.
Адвокат пожал плечами.
Мой клиент имеет основания полагать, что брак был заключён с корыстными целями.
Анна почувствовала, как сердце сжалось. Дмитрий смотрел в окно. Она пыталась поймать его взгляд, но он отворачивался. Словно её не было.
Ещё полгода назад он гладил её живот и шептал: «Скоро нас будет трое». Возил на осмотры, выбирал коляску по ночам. А потом съездил в область к какому-то Виктору. Вернулся чужим. Через две недели сменил замки и выставил её на улицу. Беременную. На седьмом месяце.
Семён Егорович тогда смотрел на неё с недоумением:
Он просто бросил тебя? Дмитрий?
Просто закрыл дверь.
Он барабанил пальцами по столу, хмурился. Потом сделал несколько звонков и через день сказал:
Виктор. Его отец когда-то выгнал с базы за воровство. Теперь он вернулся и мстит. Пообещал Дмитрию контракты, если тот избавится от тебя. Чтобы всё наследство досталось ему одному, без раздела.
Анна молчала. Не верилось.
Дмитрий согласился?
Семён Егорович кивнул.
Боюсь, что да.
Судья подняла голову:
Есть ли у защиты дополнительные доказательства?
Адвокат Дмитрия развёл руками.
Всё предоставлено. Других доказательств не требуется.
Дмитрий улыбнулся. Быстро, едва заметно.
И тут открылась дверь.
Вошёл пожилой мужчина в потёртой куртке, с тяжёлой сумкой через плечо. Лицо загорелое, морщинистое, руки рабочие — крупные, с мозолями. Он оглядел зал, кивнул Семёну Егоровичу.
Дмитрий замер. Лицо побелело.
Это ещё кто? — прошипел он адвокату.
Семён Егорович поднялся:
Ваша честь, свидетель защиты. Николай Фёдорович, кладовщик базы снабжения. Он ведёт учёт тридцать лет. Может подтвердить некоторые обстоятельства.
Николай Фёдорович достал из сумки толстую тетрадь в потёртой обложке. Амбарная книга — такие давно не ведут, всё на компьютерах. Но старые записи он хранил.
Здесь всё, — сказал он, открывая страницу. — Поставки, накладные, подписи. Дмитрий часто ездил к Виктору, подписывал бумаги. Я всё записывал. По привычке.
Дмитрий резко встал:
Какое это имеет отношение к делу?
Семён Егорович невозмутимо достал листы из папки:
Самое прямое. Среди этих накладных есть расписка. Подписанная вашим клиентом.
Он выдержал паузу.
В ней Дмитрий обязуется выселить супругу до рождения ребёнка. В обмен на долю в прибыли от совместного дела с Виктором. Николай Фёдорович нашёл копию на базе, когда разбирал старые архивы.
Тишина стала плотной. Судья протянула руку. Адвокат Дмитрия схватил листы, пробежал глазами, побледнел.
Дмитрий, это правда?
Дмитрий стоял, зажав кулаки. Шея покрылась красными пятнами. Он посмотрел на Николая Фёдоровича, на Семёна Егоровича, на Анну. Потом закрыл лицо руками.
Виктор сказал, что разорит меня, — голос дрожал. — Заберёт всё, что отец оставил. Отсудит наследство через суд, докажет, что отец был должен ему. У него связи, адвокаты… Он обещал долю в бизнесе, если я… если я избавлюсь от неё.
Он говорил в пол, сквозь пальцы.
Я думал, это единственный выход. Что я спасаю дело. Что потом… как-нибудь…
Анна смотрела на него и не узнавала. Семь лет. Постель, завтраки, планы. И вот он — продал её за спокойную жизнь и чужие обещания.
Судья положила документы на стол:
Достаточно. Дело пересматривается с учётом новых обстоятельств.
Решение вышло через месяц. Дом — Анне. Часть семейного дела — тоже. Виктор исчез из области, видимо, там были и другие тёмные истории. Дмитрий потерял партнёров. Магазины стали закрываться — слухи в их городе разлетались быстро.
Анна родила в начале весны. Маленький Максим, красный, с крепкими кулачками. Она лежала в палате и смотрела на него — на это существо, которое чуть не лишилось крыши над головой.
Дмитрий приехал в роддом. Стоял у входа с пакетом детских вещей. Анна увидела его из окна — ссутулился, постарел, куртка висела мешком. Она не спустилась.
Теперь он приезжает по субботам. Стоит у калитки, ждёт. Передаёт пакет с продуктами, просит подержать сына. Анна разрешает — пять минут. Он берёт Максима на руки осторожно и смотрит так, будто хочет что-то сказать. Но молчит.
Она не пускает его дальше калитки. Дверь закрыта — её рукой. Ключи у неё.
Однажды он попросил:
Можно я хотя бы поиграю с ним во дворе? Полчаса.
Анна посмотрела на него долго, потом покачала головой:
Нет. Не сейчас. Может быть когда-нибудь, когда я пойму, что ты правда изменился. Пока — пять минут. И это уже много.
Он кивнул, опустил голову. Отдал ей сына, развернулся и пошёл к машине. Анна смотрела ему вслед и чувствовала не злость, не жалость — просто пустоту.
Максим засопел в коляске. Анна поправила одеяло. В доме горел свет — в её доме. Она толкнула калитку и вошла внутрь, не оборачиваясь.
Ты здесь никто, возмутилась бабушка мужа. На следующий день я сменила замки и сдала дом