— Сынок, ну что вы там ютитесь? Переезжайте ко мне, места полно.
Голос Тамары Васильевны из телефона заполнил всю кухню. Сергей сидел на табуретке, вытянув загипсованную ногу, и смотрел на Полину так, будто мать уже всё решила за них обоих.
— Тебе восстанавливаться надо, а не по лестницам на четвёртый этаж скакать. И платить за съём чем будете? Разве Полина столько зарабатывает? Переезжайте, с Алёной помогу, мне не сложно.
Полина молча переставила чайник с плиты на стол. В голове билась одна мысль: не соглашайся. Две хозяйки в одном доме — это кончится плохо. Она знала это, чувствовала нутром, но Сергей уже кивал, хотя мать не могла его видеть.
— Мам, мы подумаем.
— Чего там думать, сынок? Ты на больничном копейки получаешь, Полина одна вас не прокормит. А у меня дом пустой стоит, огород, воздух. Чего упираться-то?
Полина сжала край столешницы. Не прокормит. Уже решили за неё.
— Мы обсудим, — сказала она громко, чтобы свекровь услышала.
— А что обсуждать, Полин? Я же не чужая. Дом большой, всем места хватит. Алёне на воздухе лучше, чем в ваших Реутовах.
Сергей нажал отбой и посмотрел на жену.
— Полин, ну а что делать? Денег реально нет. Два месяца — и мы в минусе.
— Серёж, я твою маму знаю. Она нас там съест.
— Да ладно тебе. Временно поживём, я на ноги встану — съедем. Мать от сердца предлагает.
Полина хотела сказать: нет, не от сердца, а от желания контролировать. Но посмотрела на костыли у стены, на квитанцию за квартиру на холодильнике, на Алёну, которая рисовала в комнате, не подозревая, что её жизнь сейчас решается на этой тесной кухне.
— Хорошо, — сказала она. — Временно.
Сергей улыбнулся, потянулся её обнять. Полина обняла в ответ, но внутри что-то сжалось и не отпускало.
Через две недели они выгружали коробки у крыльца. Дом Тамары Васильевны стоял на восьми сотках в Малаховке — добротный, кирпичный, с верандой и теплицей. Пахло флоксами и землёй. Алёна сразу побежала смотреть кур в сарае.
Тамара Васильевна вышла на крыльцо, вытирая руки о передник.
— Коробки в коридоре не бросайте, я спотыкаюсь. И обувь сразу снимайте, у меня тут чисто.
Полина поставила сумку у порога и огляделась. Иконы в углу, кружевные салфетки на телевизоре, запах валерьянки из кухни. Чужой дом. Чужие правила.
— Комнату вам дальнюю отдала, там тише, — продолжала свекровь. — Только шкаф не двигайте, он и так на ладан дышит. И окно на ночь закрывайте, сквозит.
Сергей заковылял внутрь на костылях. Мать тут же подхватила его под локоть.
— Осторожно, сынок, тут порожек. Давай я помогу.
Полина несла коробки сама.
К вечеру первого дня она поняла, что ошиблась. Тамара Васильевна накрыла ужин, расставила тарелки, положила всем порции сама — как в больничной столовой.
— Полина, ты что, добавки не хочешь?
— Спасибо, я наелась.
— Худеешь, что ли? Зря. Мужикам нравятся женщины в теле, а не вешалки.
Сергей хмыкнул, не поднимая глаз от тарелки. Полина промолчала.
После ужина свекровь усадила Алёну смотреть мультики, а сама позвала Полину на кухню — «помочь с посудой».
— Я тут порядки свои установила, Полин. Ты не обижайся, но так проще. Завтрак в восемь, обед в час, ужин в семь. Стирка по вторникам и субботам, машинка старая, её беречь надо.
Полина намыливала тарелку и молчала.
— И ещё. Сергею покой нужен. Ты его не дёргай по пустякам. Я за ним присмотрю, у меня опыт. Тридцать лет заведующей отделением — это тебе не шутки.
— Тамара Васильевна, я сама могу за мужем ухаживать.
Свекровь взяла у неё тарелку, осмотрела на свет.
— Можешь. Но я лучше знаю как. Вот тут разводы остались, перемой.
Полина перемыла.
Ночью она лежала рядом с Сергеем в чужой комнате, на чужой кровати, под чужим одеялом с запахом нафталина. За стеной похрапывала свекровь. В щель под дверью тянуло сквозняком, хотя окно было закрыто.
— Серёж, — прошептала она. — Может, зря мы сюда?
— Полин, первый день же. Притрёмся.
— Она командует. Уже командует.
— Ну мать такая. Привыкнешь.
Он повернулся на бок и через минуту засопел. Полина смотрела в потолок до трёх ночи.
Привыкнешь. Это слово будет преследовать её все следующие месяцы.
Дни потянулись своим чередом. Тамара Васильевна, как и обещала, помогала с Алёной — водила в местный садик, забирала после обеда, кормила. Полина работала то из дома, то ездила в офис в Москву, в бухгалтерию клиники. Вроде бы всё устроилось.
Только вот свекровь не могла без замечаний. То посуда не так стоит, то порошок не тот купила, то Алёну слишком тепло одела. Полина пробовала говорить с Сергеем, но тот отмахивался:
— Полин, ну мать такая. Она же добра хочет. Просто привыкла командовать — всё-таки тридцать лет завотделением, не шутка.
К декабрю он снял гипс и вышел на работу. Полина подняла тему съёма — Сергей поморщился:
— Давай после Нового года. Сейчас не до этого.
После Нового года стало «весной, когда дороги просохнут». Ему было удобно — мать готовила, стирала, гладила рубашки. Полина видела, как он расслабился, как перестал замечать то, что её душило каждый день.
Зима тянулась бесконечно. Полина терпела, стиснув зубы. Говорила себе: весной съедем. Обязательно.
Но пришла весна, и Тамара Васильевна развернулась в полную силу. Рассада на подоконниках, мешки с землёй в сенях, разговоры только про огород.
— Полина, в субботу грядки вскапывать. Ты же поможешь?
— Тамара Васильевна, у меня квартальный отчёт горит. До вторника сдать надо.
Свекровь поджала губы.
— В моё время и отчёты сдавали, и огород вели, и детей воспитывали. И не ныли.
Полина промолчала. Спорить было бесполезно.
В субботу она сидела за ноутбуком, когда в комнату заглянула свекровь — в резиновых сапогах, с лопатой.
— Ну что, так и будешь в экран пялиться?
— Мне правда надо закончить.
— Толку от тебя, — бросила Тамара Васильевна и вышла.
Слово ударило наотмашь. Полина сидела, глядя в таблицу, а буквы расплывались перед глазами.
На следующей неделе зашла соседка Нина Павловна — сухая женщина с острым взглядом и вечным платком на голове. Сели пить чай на веранде, Полина как раз вернулась из офиса, уставшая, с сумками из магазина.
— О, невестка пришла, — сказала Тамара Васильевна. — Садись, Полин, чаю попей.
Полина села, хотя хотелось только лечь.
— А что это вы, Полина, свекрови с огородом не помогаете? — спросила Нина Павловна, прихлёбывая чай. — Тамара жаловалась, одна надрывается.
— Я работаю, — ответила Полина. — Отчёты, документы.
— Бумажки, — фыркнула Нина Павловна. — А земля — она живая, она ждать не будет.
Тамара Васильевна кивала, глядя в сторону.
— Я ей говорю — помоги. А она всё в компьютере своём. Сын на работе, внучку я из сада забираю, кормлю, а от невестки помощи не дождёшься.
Полина встала, взяла сумки и ушла в дом. За спиной услышала:
— Видишь, Нин, обиделась ещё. Тонкая какая.
Вечером позвонила Марина с работы.
— Полин, ты как там? Голос какой-то убитый.
— Устала.
— От работы или от свекрови?
Полина помолчала, потом выдохнула:
— Мариш, я не знаю, сколько ещё выдержу. Она мне сказала, что толку от меня нет. При соседке унизила. А Сергей вообще ничего не видит.
— Да что вы там уселись? Полгода уже!
— Серёжа съезжать не хочет. Ему тут хорошо — мамка борщи варит, носки стирает.
— А тебе?
— А я уже из последних сил. Чувствую, скоро взорвусь.
— Ну так взрывайся. Или так и будешь свекрови грядки полоть до пенсии?
После разговора Полина долго сидела на крыльце, глядя на тёмный участок. Где-то в глубине дома Тамара Васильевна смотрела телевизор, Алёна давно спала. Сергей ещё не вернулся с работы.
Телефон завибрировал — мама.
— Доченька, как вы там?
— Нормально, мам.
— Полин, я же слышу. Что случилось?
И Полина рассказала. Про грядки, про «никчёмную», про соседку, про то, что Сергей ничего не хочет менять.
Мать выслушала, помолчала.
— Доченька, дело такое. Либо терпеть, либо съезжать. Третьего не дано. Я деньгами помочь могу — только скажи, отправлю.
— Мам, да откуда у тебя…
— Найду. Ты только реши, чего хочешь.
Полина положила трубку и вдруг почувствовала — выход есть. Не ловушка, не тупик. Можно уехать.
На следующий день всё рухнуло.
Полина вернулась из офиса раньше обычного и услышала плач из кухни. Алёна сидела на табуретке, размазывая слёзы по щекам, а Тамара Васильевна стояла над ней с полотенцем.
— Хватит реветь! Подумаешь, молоко разлила! В моё время за такое ремнём получали, а не рассусоливали!
— Мама! — крикнула Алёна, увидев Полину.
— Что здесь происходит? — Полина шагнула к дочери, обняла за плечи.
— Распустила ребёнка совсем, — отрезала свекровь. — Чуть что — в слёзы. Нытьё сплошное.
— Не смейте кричать на мою дочь.
Тамара Васильевна замерла. Потом усмехнулась.
— Ты мне будешь указывать? В моём доме?
— Я буду защищать своего ребёнка. Где угодно.
Свекровь бросила полотенце на стол и вышла из кухни. Полина прижала Алёну к себе, чувствуя, как девочка дрожит.
Ночью она не выдержала.
— Серёж, я больше не могу.
Он повернулся, сонный, недовольный.
— Что опять?
— Твоя мать орала на Алёну. Назвала меня никчёмной. Унижает при соседях. Я не могу так жить.
— Полин, ну она такая. Характер. Не принимай близко к сердцу.
— Характер? Она на ребёнка кричит!
— Алёнка молоко разлила. Мать просто строгая.
Полина села на край кровати, глядя на мужа в темноте.
— Ты вообще меня слышишь? Я полгода терплю. Полгода! А ты всё «потерпи, бесплатно живём».
Сергей помолчал. Потом сел рядом, потёр лицо руками.
— И что ты предлагаешь?
— Съехать. Снять квартиру. Жить своей семьёй.
— На какие деньги?
— Найдём. Мама поможет первое время. Я зарплату получаю. Ты работаешь. Справимся.
Сергей молчал долго. Полина уже думала, что он опять скажет «потерпи», но он вдруг произнёс:
— Ладно. Давай искать.
Полина не поверила.
— Правда?
— Я видел сегодня, как ты на мать рявкнула. Никогда такой тебя не видел. Значит, реально край.
Она обняла его, чувствуя, как что-то внутри отпускает. Впервые за полгода.
На следующий день Полина позвонила сестре.
— Юль, это кошмар какой-то. Я уже из последних сил тут.
— Что опять?
— Да всё. Надумали съезжать наконец. Нужна квартира. У тебя же Витя этим занимается?
— Полин, ну вы даёте! Столько времени терпели — тебе медаль надо выдать, — Юля хмыкнула в трубку. — А Витя конечно найдёт, он же риэлтор, весь рынок знает. Я ему сегодня же скажу, подберёт что-нибудь стоящее.
Через три дня Витя перезвонил:
— Полин, есть вариант. Двушка на Перовской, хозяева каждый год сдают с весны до зимы — сами уезжают путешествовать. Ремонт свежий, мебель нормальная. Хотите, завтра покажу?
В субботу утром поехали смотреть вместе с Сергеем. Витя встретил их у подъезда, провёл наверх. Квартира оказалась светлая — кухня с большим окном, две комнаты, балкон с видом на сквер.
— Ну как? — спросил Витя.
Полина посмотрела на Сергея. Тот прошёлся по комнатам, выглянул на балкон, проверил краны в ванной.
— Нормально, — кивнул он. — Алёне тут хорошо будет.
— Берём, — сказала Полина.
Витя улыбнулся и полез за договором.
Вечером Полина начала потихоньку собирать вещи. Старалась, чтобы свекровь пока ничего не заметила — знала, что может начаться буря. Складывала в коробки одежду, игрушки Алёны, книги. Руки не дрожали — впервые за эти месяцы внутри была не тревога, а спокойная уверенность.
Тамара Васильевна заглянула в комнату на второй день.
— Это что такое? — она уставилась на коробки у стены.
— Собираемся, Тамара Васильевна.
— Куда собираетесь?
— Съезжаем. Квартиру нашли.
Свекровь побледнела. Потом лицо её пошло красными пятнами.
— Что ты сказала, я не поняла, собралась съезжать? Вот так, втихаря?
— Не втихаря. Мы с Сергеем решили.
— С Сергеем? — она развернулась и пошла в кухню, где сын пил чай после работы. — Серёжа, это правда?
Сергей поставил чашку на стол.
— Да, мам. Мы съезжаем.
— И ты туда же, сынок? — голос Тамары Васильевны задрожал. — Я вас приютила, кормила, с Алёной возилась. А вы вот так? Вам что, здесь плохо жилось? И куда вы пойдёте? Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Я значит вам всё, а вы вот так просто… Особенно от тебя, сынок, я такого предательства не ожидала.
— Мам, нам пора строить свою семью. Это непростое, но нужное решение, — Сергей попытался ещё что-то добавить, но мать перебила:
— Ну и убирайтесь! Бессовестные оба!
— Мам, мы благодарны за помощь. Но нам нужно жить своей семьёй.
— Какая семья? Это она тебя настроила! — свекровь ткнула пальцем в сторону Полины. — Жили нормально, никто её не трогал, а она!
Полина молча продолжала складывать вещи. Спорить не было сил и смысла.
— Уезжайте, — бросила Тамара Васильевна. — И не звоните мне потом, когда прижмёт. Неблагодарные.
Она ушла к себе и хлопнула дверью так, что задребезжали стёкла.
Оставшиеся дни прошли в тяжёлом молчании. Тамара Васильевна не выходила из комнаты, когда Полина паковала коробки. Не попрощалась, когда они загружали вещи в машину. Только стояла у окна и смотрела, как они уезжают.
Переезжали в субботу. Витя помог с машиной, Юля приехала с пирогом и бутылкой вина на новоселье. Алёна носилась по пустым комнатам, радуясь эху от стен.
— Моя комната! — кричала она из детской. — Мам, тут розовые обои!
Полина улыбнулась. Впервые за полгода — по-настоящему.
Вечером сёстры сидели на кухне, пока Сергей собирал Алёнину кровать в соседней комнате.
— Полин, вам бы ипотеку взять, — сказала Юля, отпивая чай. — Так можно всю жизнь по съёмным квартирам скакать.
— Да я понимаю. Но там же сумасшедшие деньги нужны на первый взнос.
— Я с Витей поговорю. Он вам поможет, подберёт что-то. У тебя сейчас зарплата стабильная, у Серёги тоже. Купите своё — зачем дяде платить?
Полина кивнула. Своё. Слово звучало как мечта, но уже не как фантазия.
Тамара Васильевна не позвонила ни разу. Ни через неделю, ни через месяц. Сергей пробовал набирать — она сбрасывала. Один раз ответила, сказала сухо: «Предали мать — живите теперь как хотите» — и повесила трубку.
Полина не уговаривала мужа мириться. Понимала — свекровь обиделась всерьёз. В её картине мира она была благодетельницей, которую отблагодарили чёрной неблагодарностью. Переубеждать бесполезно.
По вечерам Полина сидела на балконе с чашкой чая, смотрела на фонари во дворе. Алёна засыпала спокойно, без криков за стеной. Сергей приходил с работы и не исчезал сразу к матери в кухню. Они ужинали втроём, разговаривали, смеялись.
Однажды Алёна спросила:
— Мам, а мы к бабушке поедем?
Полина погладила дочку по голове.
— Может быть, солнышко. Когда бабушка захочет нас видеть.
Алёна кивнула и убежала играть. Полина смотрела ей вслед и думала: вот оно — то, ради чего стоило уйти. Не тишина от свекрови, не свобода от придирок. А этот спокойный вечер, дочка, которая не боится громких голосов, муж, который наконец рядом.
Она закрыла глаза и глубоко вдохнула. Впереди было лето, новый садик для Алёны, и жизнь, в которой можно дышать.
Полина поняла одно: иногда чужая помощь обходится дороже, чем любые деньги. И самое важное — не бояться уйти, пока эта цена не стала непосильной.
Всё делили по-тихому: одна запись на диктофоне лишила свекровь права на дом