Первые три дня визита Валентины Петровны прошли относительно спокойно. Свекровь восхищалась ремонтом, хвалила мои блюда и даже помогла разобрать балкон. Я почти поверила, что на этот раз всё будет иначе, что мы сможем провести две недели без взаимных упрёков и колкостей.
Но на четвёртый день что-то изменилось.
— Лена, а почему у Максима нет домашних тапочек? — спросила свекровь за завтраком, глядя на меня поверх чашки с чаем. — Мужчина должен приходить домой и сразу чувствовать заботу. Тапочки должны стоять у порога.
Я подняла глаза от смартфона, где просматривала рабочую почту.
— Макс не любит тапочки, Валентина Петровна. Предпочитает ходить в носках.
— Не любит? — свекровь удивлённо вскинула брови. — А ты спрашивала? Может, он просто не говорит, чтобы тебя не расстраивать.
Макс сидел рядом, уткнувшись в планшет, и делал вид, что не слышит разговора. Я бросила на него быстрый взгляд, но он даже не шевельнулся.
— Мам, всё нормально с тапочками, — наконец буркнул он, не отрываясь от экрана.
— Вот видите, — я попыталась улыбнуться. — Всё в порядке.
Валентина Петровна сжала губы в тонкую линию и отпила чай. В её глазах промелькнуло что-то такое, от чего у меня похолодело внутри. Я это выражение хорошо знала — оно появлялось, когда свекровь решала, что её сын обделён вниманием и заботой.
После завтрака я ушла на работу, а Макс взял выходной, чтобы провести время с матерью. Вечером, вернувшись домой, я сразу почувствовала, что атмосфера изменилась. Валентина Петровна сидела на кухне с задумчивым видом и чистила картошку, а Макс лежал на диване с мрачным лицом.
— Привет, — я поцеловала мужа в щёку. — Как день прошёл?
— Нормально, — коротко ответил он и отвернулся к телевизору.
За ужином свекровь вдруг спросила:
— Лена, а сколько ты зарабатываешь? Максим говорит, что у тебя повышение было.
Я замерла с вилкой на полпути ко рту. Это был запретный вопрос, который Валентина Петровна никогда раньше не задавала напрямую.
— Валентина Петровна, это… личное, — осторожно произнесла я.
— Личное? — свекровь всплеснула руками. — Но вы же семья! Какие могут быть секреты? У нормальных супругов общий бюджет. Жена отдаёт деньги мужу, а он уже распределяет, на что тратить.
— Мам, ну хватит, — пробормотал Макс, но в его голосе не было прежней уверенности.
— Я не хочу, чтобы мой сын чувствовал себя неполноценным! — продолжила Валентина Петровна, повышая голос. — Мужчина должен быть главой семьи, распоряжаться финансами. Иначе какой он мужчина?
Я отложила вилку. Руки слегка дрожали.
— Валентина Петровна, мы с Максом сами решаем, как вести наш бюджет. У нас всё устроено удобно: общие расходы пополам, остальное — личные деньги каждого.
— Личные деньги! — фыркнула свекровь. — Вот именно что каждый сам по себе живёт. А потом разводы начинаются, измены. Женщина должна быть мягкой, покладистой, слушать мужа. А не командовать парадом со своей большей зарплатой!
Я почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Откуда вы знаете про мою зарплату?
Воцарилась тишина. Макс уставился в тарелку, а Валентина Петровна выпрямилась, словно наседка, защищающая цыплёнка.
— Максим мне всё рассказал. Он мой сын, и я имею право знать, как он живёт. И я вижу, что ты подавляешь его своим успехом. Мужчина не должен чувствовать себя ниже жены!
Я медленно встала из-за стола.
— Макс, мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
В спальне я закрыла дверь и повернулась к мужу. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в пол.
— Ты рассказал матери про мою зарплату? Про мой бонус? Мы же договаривались, что это останется между нами.
— Она спросила, — пожал он плечами. — Я не мог соврать собственной матери.
— Не мог соврать, но предать доверие жены — мог?
— Не надо драмы, — он раздражённо махнул рукой. — Это моя мать, а не чужая тётка. И вообще, она права. Может, нам действительно стоит пересмотреть, как мы ведём бюджет.
Я не поверила своим ушам.
— Ты серьёзно?
— Я глава семьи, в конце концов, — он впервые за этот вечер посмотрел мне в глаза. — Может, мне действительно стоит больше участвовать в финансовых решениях.
— Макс, ты и так участвуешь! Мы всё обсуждаем вместе. Или ты имеешь в виду, что я должна отдавать тебе всю зарплату?
— А что в этом такого? — он скрестил руки на груди. — Нормальная семейная модель. Работала для наших родителей.
— Для наших родителей работало многое, что не работает сейчас, — я с трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос. — Твой отец пил каждые выходные, а твоя мать терпела. Тебе такую модель построить?
— Не смей так говорить об отце! — вспыхнул Макс.
— Тогда не смей говорить мне, как распоряжаться моими деньгами!
Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Я впервые видела в его глазах такое выражение — смесь обиды, злости и какой-то детской растерянности.
— Знаешь что, забудь, — он повернулся к двери. — Мне нужно проветриться.
Он вышел, хлопнув дверью. Я осталась одна, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой комок. Мы были женаты три года, и никогда раньше не ссорились так серьёзно.
Следующие дни превратились в кошмар. Валентина Петровна словно получила карт-бланш на вмешательство в нашу жизнь. Она критиковала всё: как я готовлю, как убираюсь, во что одеваюсь, как разговариваю с мужем. Каждое утро начиналось с новых наставлений.
— Лена, женщина должна вставать раньше мужа и готовить ему завтрак.
— Лена, зачем ты так ярко красишься? Мужчине нужна скромная жена.
— Лена, почему ты так поздно приходишь с работы? Семья должна быть на первом месте.
Макс молчал. Он перестал вставать на мою защиту, лишь неопределённо мычал что-то в ответ на материнские тирады и уходил в другую комнату. Между нами выросла стена из недосказанности и обид.
Однажды вечером, когда я мыла посуду после ужина, Валентина Петровна подошла ко мне и положила руку на плечо.
— Леночка, я ведь желаю вам добра, — в её голосе зазвучали почти тёплые нотки. — Просто я вижу, что Максиму тяжело. Он мужчина, ему нужно чувствовать себя главой семьи. А когда жена зарабатывает больше, командует, сама всё решает — это ранит мужское достоинство.
Я выпустила губку в мыльную воду.
— Валентина Петровна, я никогда не командовала. Мы с Максом партнёры.
— Партнёры, — она усмехнулась. — Красивое слово. А на деле что? Ты решаешь, куда поехать в отпуск, потому что у тебя больше денег. Ты покупаешь мебель, не особо спрашивая его мнение. Ты даже эту квартиру купила на свои накопления до брака.
— Это была моя квартира, да, — я повернулась к ней. — Но после свадьбы мы сделали ремонт на общие деньги. Я всегда учитывала мнение Макса.
— Но квартира-то твоя, — свекровь прищурилась. — Вот в чём проблема. Мой сын живёт в чужой квартире, чувствует себя квартирантом. А мать его учила, что мужчина должен сам обеспечить жену жильём.
— Мы обсуждали это до свадьбы! Макс согласился, что так удобнее. Зачем было брать ипотеку, когда у меня уже есть квартира?
— Удобнее для кого? Для тебя, — Валентина Петровна покачала головой. — Ты даже не понимаешь, как унижаешь мужа. Он приходит в твой дом, спит в твоей постели, пользуется твоими вещами. Где его мужская гордость?
Я почувствовала, как внутри что-то начинает закипать.
— Если Макс чувствует себя некомфортно, почему он мне об этом не сказал? Почему ему нужна мать, чтобы выразить свои переживания?
— Потому что он добрый, — свекровь выпрямилась во весь рост. — Не хочет тебя обидеть. Но я-то вижу, как ему плохо. И я не позволю своему сыну страдать из-за того, что жена слишком самостоятельная.
В этот момент в кухню вошёл Макс. Он остановился в дверях, оценивая обстановку.
— О чём это вы? — спросил он настороженно.
— Да так, женские разговоры, — я вытерла руки о полотенце и попыталась улыбнуться.
— Я говорю Лене правду, — вмешалась Валентина Петровна. — Объясняю, что в семье должен быть порядок. Муж — глава, жена — хранительница очага.
— Мам, ну пожалуйста, — Макс устало провёл рукой по лицу.
— Что «пожалуйста»? — свекровь подошла к сыну и взяла его за руку. — Максим, я твоя мать. Я родила тебя, вырастила, всю жизнь посвятила тебе. И я не могу смотреть, как ты живёшь. Это неправильно. Жена должна уважать мужа, почитать его, слушаться. А у вас что получается? Она зарабатывает, она решает, она в собственной квартире живёт, а ты как приложение.
— Всё не так, мам, — пробормотал Макс, но в его голосе не было уверенности.
— Так! — Валентина Петровна повернулась ко мне. — И пора это исправлять. Лена, ты должна понять: в семье главный — муж. Его слово — закон. И моё слово, как матери, тоже должно учитываться.
Я стояла, не веря своим ушам. Неужели это происходит на самом деле? Неужели взрослый мужчина позволяет матери диктовать, как ему жить?
— Макс, — я посмотрела на мужа. — Ты согласен с этим?
Он молчал, глядя в сторону. Молчание длилось мучительно долго.
— Может, мама в чём-то права, — наконец выдавил он. — Может, нам действительно стоит что-то изменить.
— Что именно? — я почувствовала, как голос начинает дрожать.
— Ну… — он замялся. — Может, я действительно должен больше участвовать в финансах. Или… не знаю.
— Вот видишь, — торжествующе произнесла Валентина Петровна. — Даже сын понимает. Лена, тебе нужно стать мягче, женственнее. Отдавай деньги мужу, пусть он распоряжается. Советуйся с ним по всем вопросам. Почитай его мать, прислушивайся к её советам. Тогда в семье будет мир.
Я засмеялась. Тихо, нервно.
— Почитать мать? Валентина Петровна, вы серьёзно?
— Абсолютно. Я старше, мудрее. Я вырастила сына, я знаю, что для него лучше. А ты молодая, неопытная. Тебе нужно учиться быть женой.
— Всё, хватит, — я подняла руку. — Валентина Петровна, я очень вас прошу покинуть мою кухню. Мне нужно поговорить с мужем наедине.
— Твою кухню? — свекровь вскинула подбородок. — Вот оно что! Значит, это твоя кухня, твоя квартира, и мой сын здесь никто!
— Я этого не говорила!
— Нет, сказала! — Валентина Петровна схватила сына за руку. — Максим, ты слышал? Она меня выгоняет! Из кухни! В доме моего собственного сына!
— Лена, не надо так, — Макс наконец заговорил, и в его голосе прозвучали нотки раздражения. — Это моя мать. Она гость в нашем доме.
— Гость, который уже неделю учит меня жить!
— Она просто переживает за меня!
— Она манипулирует тобой!
— Хватит! — Макс повысил голос, и я вздрогнула. Он никогда раньше не кричал на меня. — Хватит оскорблять мою мать! Да, может, она слишком много говорит, но она хочет как лучше!
— Вот именно, сынок, — Валентина Петровна утвердительно кивнула. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы тебя уважали в собственном доме.
Я смотрела на них — мать и сын, стоящие плечом к плечу против меня, — и чувствовала, как поднимается волна злости.
— Макс, — я заставила себя говорить спокойно. — Твоя мать здесь уже десять дней. Может, пора ей вернуться домой?
— Как это — вернуться? — возмутилась Валентина Петровна. — Я собиралась пробыть две недели!
— Валентина Петровна, я устала. Устала от постоянной критики, от советов, от вмешательства в нашу жизнь. Мне нужно побыть со своим мужем наедине.
— Слышишь, Максим? — свекровь театрально всплеснула руками. — Она меня выгоняет! Родную мать выгоняет!
— Лена, это неправильно, — Макс покачал головой. — Мама приехала издалека. Она скучает по мне. Немного терпения, всего несколько дней осталось.
— Несколько дней я не выдержу, — призналась я. — Макс, прошу тебя. Давай проводим маму, а потом спокойно обсудим всё вдвоём.
— Нет, — он скрестил руки на груди. — Мама остаётся. И ты будешь к ней относиться с уважением. Она старший член семьи, её нужно почитать.
— Почитать? — я не поверила своим ушам.
— Да, почитать! — Макс шагнул ко мне. — Моя мать мудрее, опытнее. Ей виднее, как строить семью. И вообще…
Он замялся, и я увидела, как Валентина Петровна ободряюще кивнула ему. Мой муж набрал воздуха в грудь и произнёс:
— Как моя мать скажет, так и будет! Заруби себе это на носу!
Время словно остановилось. Я стояла, глядя на человека, за которого вышла замуж три года назад, и не узнавала его. Это был чужой мужчина с чужими словами, чужой интонацией.
— Что ты сказал? — я произнесла это очень тихо.
— Ты слышала, — он не отводил взгляд. — Я глава семьи. Моя мать — старшая. И ты обязана нас слушать обоих.
Что-то щёлкнуло у меня внутри. Словно выключатель, который гасит все эмоции разом.
— Хорошо, — я медленно кивнула. — Я поняла.
Валентина Петровна улыбнулась победно.
— Вот и умница. Теперь мы сможем наладить нормальную семейную жизнь.
— Валентина Петровна, — я повернулась к ней, и моя спокойная интонация заставила её улыбку поблекнуть. — Макс. У вас есть ровно два часа, чтобы собрать вещи и освободить мою квартиру.
Наступила мёртвая тишина.
— Что? — пробормотал Макс.
— Ты же сам сказал: как твоя мать скажет, так и будет. Замечательно. Живите вместе и слушайтесь друг друга. Только не здесь.
— Лена, ты чего? — Макс попятился. — Это же шутка?
— Я никогда в жизни не была так серьёзна, — я посмотрела ему в глаза. — Ты только что сказал мне «заруби себе это на носу». Ты поставил меня в положение прислуги, которая должна «почитать» твою маму и слушаться её указаний. Мне такой муж не нужен.
— Да погоди ты! — он схватил меня за руку. — Я не то имел в виду!
— Что именно не то? — я высвободила руку. — Что твоя мать мудрее? Что я должна отдавать тебе всю зарплату? Что мне нужно быть мягче, женственнее, покладистее? Я всё правильно запомнила?
— Ну… в целом… но не так категорично!
— Макс, ты выбрал сторону. Не мою. Хорошо, я приняла это к сведению. Теперь можешь жить так, как хочет твоя мама. В её квартире, под её чутким руководством.
— Лена, не глупи! — впервые в голосе Макса появились панические нотки. — Куда я пойду?
— К маме. Она же так скучала, так переживала. Вот и проведёте вместе больше времени.
— Максим, что происходит? — Валентина Петровна растерянно смотрела на сына. — Она не может нас выгнать!
— Могу, — я повернулась к ней. — Это моя квартира, как вы правильно заметили. Купленная на мои деньги до брака. По закону она не является совместно нажитым имуществом. Так что да, я могу попросить вас покинуть моё жилище.
— Ты с ума сошла! — Макс побледнел. — Из-за чего весь этот цирк?
— Из-за того, что ты сказал мне «заруби на носу», — я почувствовала, как голос начинает дрожать, но взяла себя в руки. — Из-за того, что ты выбрал маму. Из-за того, что я за неделю превратилась в собственном доме в существо, которое должно всем угождать и всех слушаться. Мне не нужен такой альфа-самец, Макс. Особенно в придачу с мамашей, которая будет указывать, как мне жить.
— Но я же не всерьёз! — он попытался обнять меня, но я отстранилась.
— Не всерьёз? — я засмеялась. — Всю неделю твоя мать меня пилит, критикует, учит жить. Ты ни разу не встал на мою защиту. Ни разу не сказал ей остановиться. Вместо этого ты втайне от меня обсуждал со свекровью мою зарплату, наш быт, мою работу. Ты предал моё доверие.
— Я не предавал!
— Предавал. И сегодня окончательно дал понять, чья сторона тебе важнее. Хорошо. Я не держу. Идите и стройте ту семейную модель, о которой мечтаете. Только без меня.
— Лена, остановись, — Макс схватил меня за плечи. — Не надо делать поспешных выводов. Давай успокоимся, обсудим всё завтра.
— Обсуждать нечего. У тебя два часа. Потом я поменяю замки.
— Ты не можешь так! — взвизгнула Валентина Петровна. — Он же муж! Законный супруг!
— Который только что заявил мне, что я обязана почитать его мамочку. Извините, я не подписывалась на роль покорной невестки. Когда мы женились, Макс был самостоятельным взрослым мужчиной. А сейчас передо мной маменькин сынок, который не может сделать шаг без одобрения родительницы.
— Я не маменькин сынок! — вспыхнул Макс.
— Нет? Тогда скажи матери, чтобы она уехала. Прямо сейчас. Останови этот цирк. Встань на защиту жены, а не на защиту её самолюбия.
Макс открыл рот, потом закрыл. Посмотрел на мать, потом на меня. В его глазах металась растерянность.
— Я… я не могу выгнать собственную мать…
— Значит, можешь потерять жену, — я развернулась и пошла к двери. — У вас два часа. Я пойду погуляю. Когда вернусь, хочу видеть пустую квартиру.
— Лена! Лена, стой!
Я вышла, не оглядываясь. Дверь захлопнулась за спиной, отсекая голос мужа и причитания свекрови. В лифте я прислонилась к стенке и закрыла глаза. Руки дрожали. Сердце колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди.
Я блефовала. Я не хотела разводиться. Я любила Макса, любила нашу жизнь до приезда Валентины Петровны. Но я не могла продолжать так жить. Не могла каждый день выслушивать критику, терпеть унижения, чувствовать себя чужой в собственном доме.
Я гуляла по ночному городу больше двух часов. Макс звонил раз двадцать, но я не брала трубку. Писал сообщения — длинные, сбивчивые, полные оправданий и мольбы. Я не читала их.
Когда вернулась, в квартире горел свет. Сердце ёкнуло — неужели они всё ещё здесь? Неужели придётся действительно менять замки, подавать на развод?
Но в прихожей стояли только Максовы кроссовки. Больше никакой обуви.
Я прошла на кухню. Макс сидел за столом, опустив голову на руки. Перед ним стояла нетронутая чашка чая.
— Мама уехала, — глухо сказал он, не поднимая головы. — Я отвёз её на вокзал. Купил билет на ночной поезд.
Я молча села напротив.
— Она плакала. Говорила, что я предаю родную мать ради этой… ради тебя, — он поднял голову, и я увидела красные глаза. — Говорила, что я пожалею. Что ты разрушила нашу семью.
— И что ты ответил?
— Что моя семья теперь — это ты. Что она сама разрушила то, что пыталась «исправить», — он потянулся через стол и взял меня за руку. — Лена, прости. Прости меня, идиота. Я не знаю, что на меня нашло. Мама всю неделю капала на мозги, и я… я поверил. Решил, что действительно должен быть таким «главой семьи», каким она меня видят в её представлении.
— А теперь?
— Теперь я понимаю, что чуть не потерял самое важное. Когда ты сказала про развод, я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Ты для меня — это… это всё. И никакие «главы семьи» и «почитание матери» не стоят того, чтобы потерять тебя.
Я смотрела на него и пыталась понять, верю ли я этим словам. Верю ли я, что он действительно осознал, что произошло.
— Макс, ты понимаешь, что было не так?
— Понимаю, — он крепче сжал мою руку. — Я позволил матери вмешаться в нашу жизнь. Позволил ей критиковать тебя, учить нас жить. Не защитил тебя. Предал твоё доверие, обсуждая нашу личную жизнь. И главное — я попытался изменить то, что между нами работало. Мы были партнёрами, равными. А я вдруг решил, что должен стать каким-то… вожаком стаи.
Несмотря на всё, я усмехнулась.
— Вожаком стаи. Удачное определение.
— Я дурак, — он покачал головой. — Полнейший дурак. Мама всегда была… властной. Она привыкла всё контролировать. После смерти отца я стал для неё центром вселенной. И я думал, что это нормально — она переживает, скучает, хочет участвовать в моей жизни. Но я не видел, как она манипулирует мной.
— А теперь видишь?
— Вижу. Когда ты ушла, и я остался с ней наедине, она продолжала говорить, говорить, говорить. О том, что ты неправа, что я слишком мягок, что нужно поставить тебя на место. И вдруг я услышал эти слова как будто со стороны. И понял, что это безумие. Что я люблю тебя именно такой, какая ты есть — сильной, самостоятельной, успешной. Что мне никогда не было стыдно за то, что ты зарабатываешь больше. Что наша квартира — это наш общий дом, неважно, на чьи деньги она куплена.
Я почувствовала, как напряжение медленно отпускает.
— Знаешь, что было больнее всего? — тихо сказала я. — Не то, что твоя мама говорила гадости. А то, что ты молчал. Что не остановил её. Что принял её сторону.
— Я знаю. И мне так стыдно, — он встал и обошёл стол, присел на корточки рядом с моим стулом. — Лена, дай мне шанс всё исправить. Пожалуйста. Я поговорю с мамой. Скажу, что она не имеет права вмешиваться в нашу жизнь. Что если она хочет оставаться частью моей жизни, ей придётся принять наши правила.
— Ты сможешь? — я посмотрела ему в глаза. — Сможешь объяснить это собственной матери?
— Смогу. Уже смог — отправил её на поезд, несмотря на слёзы и обвинения. Раньше я бы не решился. Но сегодня я чуть не потерял тебя. И это было страшнее любого материнского недовольства.
Я вытянула руку и коснулась его щеки.
— «Как моя мать скажет, так и будет». Макс, ты понимаешь, что эта фраза чуть не разрушила наш брак?
— Понимаю, — он закрыл глаза. — Господи, как я мог такое сказать? Я произнёс это, даже не думая. Как заученную фразу из детства.
— Вот именно. Твоя мать вложила это в твою голову ещё в детстве. И сейчас просто активировала эту установку.
— Но я больше так не скажу. Никогда, — он открыл глаза и посмотрел на меня серьёзно. — Лена, я хочу, чтобы в нашей семье главными были мы оба. Вместе. Я не хочу быть альфа-самцом, который всем командует. Я хочу быть твоим партнёром, твоим союзником. Как было до приезда мамы.
Я молчала, переваривая его слова. Часть меня хотела обнять его и сказать, что всё в порядке. Но другая часть — та, которая всю неделю глотала обиды и терпела унижения — требовала гарантий.
— Макс, если мы продолжим, то правила изменятся, — сказала я твёрдо. — Никаких обсуждений нашей личной жизни с твоей мамой. Никаких визитов без предварительного согласования с нами обоими. Если она начнёт критиковать меня или лезть в наши дела — ты немедленно её останавливаешь. Не я, не мы вместе. Ты. Это твоя мать, и это твоя ответственность.
— Согласен, — кивнул он без колебаний.
— Наши финансы остаются такими, какие есть. Общие расходы — пополам, личные деньги — у каждого свои. Никаких разговоров о том, кто сколько зарабатывает.
— Согласен.
— И если ты когда-нибудь снова скажешь мне что-то в духе «заруби себе на носу» или «моя мама мудрее» — я ухожу. Без разговоров, без шансов. Сразу и навсегда.
Он вздрогнул, но кивнул.
— Понял. Обещаю.
Я помолчала, глядя на него. На этого мужчину, с которым прожила три счастливых года. Который умел смешить меня до слёз, поддерживал мои карьерные амбиции, готовил со мной по выходным и смотрел со мной дурацкие сериалы. Который был моим лучшим другом до того, как его мать решила переделать нашу жизнь на свой лад.
— Хорошо, — выдохнула я. — Попробуем ещё раз.
Макс обнял меня так крепко, что я едва могла дышать.
— Спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо, — шептал он мне в волосы. — Я больше никогда не подведу тебя. Клянусь.
— Смотри не подведи, — я обняла его в ответ. — Второго шанса не будет.
Прошло два месяца. Валентина Петровна звонила Максу каждый день первую неделю после отъезда, плакала, жаловалась, пыталась вызвать чувство вины. Макс слушал терпеливо, но стоял на своём: она переступила черту, и теперь должна уважать наше право на самостоятельность.
Постепенно звонки стали реже. Свекровь поняла, что сын больше не поддаётся на манипуляции. В последнем разговоре она даже извинилась — коротко, сдержанно, но всё же извинилась. Сказала, что просто боялась потерять сына, когда он женился.
— Я не понимала, что обретаю не конкурентку, а дочь, — сказала она мне по телефону. — Прости, Лена. Я была неправа.
Я не знала, насколько искренни эти слова, но приняла извинения. Время покажет, действительно ли она изменилась.
Но иногда, когда я вижу, как Макс разговаривает с матерью по телефону, я вспоминаю ту ночь на кухне. Вспоминаю его слова: «Как моя мать скажет, так и будет!» И вспоминаю своё ледяное спокойствие, когда я потребовала, чтобы они освободили мою квартиру.
И я понимаю, что та ночь изменила нас навсегда. Иногда приходится поставить всё на кон, чтобы понять, что действительно важно. И мы оба поняли: важны мы. Вместе. Как равные партнёры, которые выбрали друг друга и готовы стоять друг за друга.
Даже против самой настойчивой свекрови в мире.
Почему перестали выпускать чугунные двигатели, если они надёжнее алюминиевых: причины неочевидны