Светлана замерла на пороге собственной квартиры, не веря своим ушам.
— Мама сказала, что ты должна спать на кухне, — Димка стоял перед ней, пряча глаза, и теребил край рубашки. — Временно. Пока Маргарита Павловна у нас поживёт.
Пакеты с продуктами выскользнули из ослабевших пальцев и глухо ударились о пол. Яблоки покатились по коридору, одно закатилось прямо под ноги свекрови, которая величественно выплыла из гостиной в шёлковом халате — том самом, что Света хранила для особых случаев.
— Светочка, деточка! — пропела Маргарита Павловна, и от этого сахарного голоса у Светланы свело скулы. — Ну что ты стоишь как неродная? Проходи, проходи. Я тут немножко переставила мебель, чтобы мне удобнее было. Возраст, знаешь ли, спина болит, шея затекает.
Светлана медленно прошла в гостиную и остановилась как вкопанная.
Её любимый диван, который они с Димкой выбирали полгода, был сдвинут к самой стене и завален какими-то коробками. На его месте красовалась массивная кровать с резной спинкой — явно привезённая из старой квартиры свекрови. На столике, где раньше стоял ноутбук Светланы, теперь громоздились пузырьки с лекарствами, очки в футляре и стопка журналов про здоровый образ жизни.
— Мама приехала на недельку, — промямлил Дима за спиной. — Ей в поликлинику надо, обследование пройти. Отсюда ближе ездить.
— На недельку? — Светлана повернулась к мужу. — Димка, она кровать привезла. Целую кровать. На недельку с кроватью не приезжают.
— Ой, Светочка, какая ты всё-таки мелочная, — свекровь поджала губы и покачала головой с видом мученицы. — Я всю жизнь на этой кровати сплю, у меня от чужих матрасов поясница отнимается. Что мне, корчиться на вашем продавленном диване? Я, между прочим, Диму родила. Ночей не спала, растила, в люди вывела. А теперь, значит, и переночевать у родного сына не могу?
Светлана посмотрела на мужа. Дима отвёл глаза и принялся сосредоточенно изучать носки своих тапочек. Ей всё стало ясно. Это не «на недельку». Это надолго. И решение принято за её спиной.
Они прожили в браке четыре года. Четыре года, которые Светлана потратила на то, чтобы превратить убитую однушку на окраине в уютное гнёздышко. Она сама красила стены, сама выбирала плитку в ванную, сама собирала мебель по инструкциям из интернета, пока Дима «отдыхал после работы», развалившись на том самом диване, который теперь задвинули в угол.
— Ладно, — Светлана подняла пакеты с пола. — Неделя так неделя. Но спать на кухне я не буду. Мы взрослые люди, найдём компромисс.
Свекровь переглянулась с сыном. В её глазах мелькнуло что-то хищное, торжествующее.
— Димочка, — елейным голосом произнесла Маргарита Павловна, — объясни своей жене про документы. А то она, кажется, не понимает ситуации.
Светлана замерла с пакетом в руках.
— Какие документы?
Дима сглотнул. Кадык на его тощей шее дёрнулся вверх-вниз.
— В общем, Света… Мама прописалась у нас. Временно. На год. Чтобы к поликлинике прикрепиться.
Пакет снова выпал из рук. На этот раз молоко, которое Света несла к завтраку, лопнуло, и белая лужа растеклась по полу.
— Ты прописал свою мать в нашей квартире? — голос Светланы звучал глухо, словно из-под воды. — Не спросив меня? Дима, это моя квартира. Она досталась мне от бабушки. Ты здесь сам прописан как член семьи собственника. И ты…
— Я муж, — перебил Дима, и в его голосе появились непривычные нотки. — Я имею право прописывать родственников. Мама юрист, она всё проверила.
Маргарита Павловна расплылась в победной улыбке.
— Именно так, Светочка. Временная регистрация по месту пребывания. Всё по закону. Ты же не хочешь, чтобы больная одинокая женщина осталась без медицинской помощи? Это было бы так… бесчеловечно.
Светлана смотрела на свекровь. Вот этот человек, который за четыре года ни разу не поздравил её с днём рождения. Который на свадьбе демонстративно сидел с каменным лицом. Который регулярно звонил Диме и жаловался, что «твоя жена тебя от семьи отвернула». Теперь этот человек стоял посреди её квартиры, в её халате, и объяснял ей, что всё по закону.
— Я вытру молоко, — сказала Светлана. — А потом мы поговорим.
Она прошла на кухню, взяла тряпку и опустилась на колени, собирая белую жижу с ламината. Руки не дрожали. Голова была ясной, холодной. Где-то глубоко внутри что-то щёлкнуло, переключилось.
За спиной шептались свекровь с сыном. Светлана слышала обрывки: «…она успокоится… всегда была нервная… ты только не веди себя как тряпка…»
Она выпрямилась, выбросила тряпку в ведро и достала телефон.
— Ты кому звонишь? — насторожился Дима.
— Подруге. Предупрежу, что задержусь. Мы на маникюр собирались.
Светлана вышла на балкон и плотно прикрыла дверь. Она набрала не подругу.
— Алло, Антон Сергеевич? Это Светлана Морозова. Помните, вы мне визитку давали, когда бабушкино наследство оформляли? У меня вопрос. Срочный.
Разговор с юристом занял пятнадцать минут. Когда Света вернулась в комнату, её лицо было абсолютно спокойным.
— Маргарита Павловна, — произнесла она ровным голосом, — вы ведь пенсию получаете?
Свекровь вздрогнула от неожиданности.
— При чём тут пенсия? Да, получаю, как все нормальные люди.
— Отлично. С этого месяца вы будете оплачивать коммунальные услуги пропорционально своей доле. Прописанный человек увеличивает расход воды, вывоз мусора и прочее. Квитанции формируются по количеству зарегистрированных. Раньше нас было двое, теперь трое. Ваша треть — примерно четыре тысячи в месяц.
— Что?! — вскинулась Маргарита Павловна. — Какие четыре тысячи? Дима!
Дима растерянно хлопал глазами.
— Света, ну ты чего? Мама же временно…
— Временно — это год, — напомнила Светлана. — Год по четыре тысячи — это сорок восемь тысяч. Я могу составить график платежей.
Свекровь побагровела.
— Я не собираюсь платить за то, что приехала к родному сыну! Это неслыханно! Дима, ты позволишь ей так со мной разговаривать?
— А ещё, — Светлана говорила всё так же ровно, — я завтра пойду в МФЦ и подам заявление о несогласии с регистрацией. Юрист сказал, что без моего письменного согласия как собственника ваша прописка может быть оспорена. Документы оформлены с нарушениями.
Повисла тишина. Дима открыл рот и закрыл его, как рыба.
— Ты… ты уже юристу позвонила? — выдохнул он.
— Я сделала то, что должна была сделать ты, — Светлана посмотрела на мужа. — Прежде чем принимать решения, касающиеся моей собственности.
Маргарита Павловна вцепилась в спинку своей кровати.
— Дима! Ты же мужчина! Скажи что-нибудь этой… этой…
— Маме, помолчи, — неожиданно твёрдо сказал Дима.
Обе женщины повернулись к нему. Света — с удивлением, свекровь — с гневом.
— Что ты сказал?
— Мама, я сказал, помолчи. — Дима провёл ладонью по лицу. — Света права. Я должен был спросить. Это её квартира.
— Твоя жена владеет тобой! — взвизгнула Маргарита Павловна. — Я так и знала! Она тебя околдовала! Ты был нормальным мальчиком, а теперь…
— Я был маменькиным сынком, — тихо произнёс Дима. — Сорок лет мне, мама. Сорок. И я до сих пор не могу принять решение без твоего одобрения. Ты позвонила, сказала приехать, я даже не спорил. Просто взял и прописал тебя в чужую квартиру.
— Не в чужую! В квартиру моего сына!
— Это квартира моей жены, — Дима посмотрел на Свету. — Прости.
Светлана молчала. Она не знала, что ответить. Слишком много раз за эти четыре года она слышала это «прости», которое ничего не меняло. Дима извинялся, но продолжал делать то, что хотела его мать.
— Извинения ничего не меняют, — сказала она наконец. — Маргарита Павловна, я не буду вас выгонять на улицу. Живите. Но на моих условиях.
Свекровь сузила глаза.
— И что это за условия, позволь узнать?
— Первое: вы платите за коммуналку. Второе: вы не переставляете мебель. Кровать эту завтра же вывезите, откуда привезли. Диван вернётся на место. Третье: моя спальня — это моя спальня. Вы туда не входите. Никогда. Даже если дверь открыта. Четвёртое: вы не трогаете мои вещи. Халат, который на вас сейчас — верните.
— Какой халат? — опешила Маргарита Павловна. — Этот? Он же просто висел в ванной.
— Он висел на моём крючке. Я его три года берегла.
Свекровь, пунцовая от унижения, судорожно развязала пояс и швырнула халат на пол.
— Забирай свою тряпку! Дима, ты видишь, как она со мной обращается?! Как с прислугой!
Дима молчал. Впервые за всё время он не бросился утешать мать.
Светлана подобрала халат и аккуратно сложила его.
— И последнее условие, — сказала она. — Если вы ещё раз попытаетесь что-то сделать за моей спиной — любое решение, касающееся этой квартиры, — я выпишу вас в тот же день. Юрист на связи, документы готовы. А теперь — я иду на маникюр. Ужин готовьте сами.
Она взяла сумку и вышла.
На лестничной площадке Светлана позволила себе прислониться к стене и сделать несколько глубоких вдохов. Сердце колотилось где-то в горле. Руки наконец начали дрожать.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Димы: «Спасибо. Я поговорю с мамой. По-настоящему.»
Светлана не ответила. Она уже научилась не верить словам. Только действиям.
Когда она вернулась домой поздно вечером, в квартире было тихо. Массивной кровати в гостиной не было — на её месте стоял их диван, накрытый пледом. На кухне в раковине лежала помытая посуда. А на столе стояла ваза с цветами и записка:
«Мама уехала. Сказала, что у неё аллергия на твои условия. Я сам её отвёз. Прости, что так долго понимал. Люблю тебя. Твой Дима.»
Светлана долго стояла над этой запиской. Потом достала телефон и набрала номер свекрови.
— Слушаю, — буркнула Маргарита Павловна.
— Это Светлана. Я хочу, чтобы вы знали: вы всегда можете приехать. В гости. С предупреждением. И без кровати. Я не враг вашему сыну. Я — его жена. И я хочу, чтобы у нас была нормальная семья. Но семья строится на уважении, а не на манипуляциях. Спокойной ночи.
Она нажала отбой, не дожидаясь ответа.
Дима стоял в дверях кухни. Он выглядел измученным, но в его глазах было что-то новое. Что-то похожее на взрослость.
— Она приедет снова, — сказал он.
— Знаю.
— Она не сдастся.
— Знаю. — Светлана улыбнулась. — Но теперь она знает, что я тоже не сдамся. И что ты — на моей стороне.
Дима шагнул к ней и обнял. Крепко, как не обнимал давно.
— Ты всегда была на своей стороне, — прошептал он. — Я просто слишком долго это не видел.
Светлана закрыла глаза. За окном догорал закат, заливая кухню мягким золотистым светом. Она не победила — свекровь ещё вернётся с новыми планами. Но сегодня она отстояла своё право быть хозяйкой в собственном доме. И впервые за четыре года она чувствовала, что муж — рядом с ней, а не напротив.
А это было важнее любых побед.
Через месяц Маргарита Павловна снова приехала. С тортом и без кровати. Она была всё такой же резкой и недовольной, но границ больше не переступала. Потому что знала: невестка — не тряпка. И сын — не маменькин сынок.
По крайней мере, больше нет.
— Дом у моря? Отлично! Мы уже вещи собираем — встреть нас с угощением! — заявила бывшая свекровь без стеснения