Ирина сжала в руке телефон так, что побелели костяшки пальцев. На экране светилось сообщение от дочери: «Мама, бабушке совсем плохо. Нужно, чтобы кто-то был с ней постоянно». Шестьдесят два года за плечами, а внутри всё равно что-то оборвалось, как у молоденькой невестки тридцать пять лет назад.
— Ну и что теперь делать-то? — пробормотала она, обращаясь к пустой кухне.
Лидия Ивановна. Имя, которое столько лет вызывало у неё сложную смесь страха, раздражения и чувства долга. Никогда — теплоты. Никогда — благодарности.
Воспоминания накатили внезапно, как морская волна. Первый день в доме мужа. Придирчивый взгляд свекрови, блуждающий по её фигуре.
— И это лучшую ты нашёл, Витенька? Худая какая-то. Детей сможет рожать вообще?
Ирина тогда промолчала. Как промолчала и потом, когда Лидия Ивановна перебирала её приданое с брезгливой усмешкой. И позже, когда свекровь при гостях назвала её суп «водичкой с овощами». И через пять лет, когда та сказала маленькой Танечке: «Какая же ты у меня красавица, вся в бабушку. От мамы только носик достался, но ничего, перерастёшь».
— А помнишь, Витя, как она твою рубашку испортила? — язвительно вопрошала Лидия Ивановна за семейным ужином. — Я ж говорила — руки не оттуда растут!
Муж тогда виновато улыбался, пожимал плечами:
— Мам, ну что ты опять начинаешь?
Но никогда — никогда! — не становился по-настоящему на её сторону. «Не буду вмешиваться в женские дела», «Ты же знаешь, какая она», «Потерпи, она же мать моя».
Потерпи. Сколько раз она слышала это слово? Сотни? Тысячи?
Ирина горько усмехнулась и налила себе крепкого чаю. В окно заглядывало майское солнце, а на подоконнике цвели любимые фиалки. Теперь, когда Виктор пять лет как ушел из жизни, дети выросли и разъехались, она наконец-то обрела спокойствие. Свой уголок, где всё по её правилам. Где никто не указывает, как правильно нарезать салат, в какое время стирать и какую музыку слушать.
Телефон снова зазвонил. Ирина вздрогнула, выныривая из воспоминаний. На экране высветилось имя сына.
— Да, Костя, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Мам, ты получила сообщение от Тани? Бабушке нужен уход. Мы с Таней думали… В общем, ты ведь на пенсии сейчас, времени свободного полно.
Ирина почувствовала, как внутри поднимается что-то тёмное и горячее. Неужели опять? Неужели снова придётся склонить голову, проглотить обиду, забыть о себе?
— Костя, но твоя бабушка… — Ирина замолчала, подбирая слова. Как объяснить сыну, что каждая минута рядом с Лидией Ивановной для неё — испытание? — Ты же знаешь, какие у нас отношения.
— Мама, ну это все в прошлом, — в голосе Кости звучало нетерпение. — Бабушке восемьдесят три года. Она старый человек, ей нужна помощь. Не можем же мы её в дом престарелых сдать!
Ирина прикрыла глаза. Конечно, не могут. Лидия Ивановна всегда умела воспитывать преданность. В своих детях, в своих внуках. Во всех, кроме невестки.
— А почему вы с Таней не можете по очереди за ней ухаживать? — спросила она, уже зная ответ.
— Мам, ну ты что? У меня работа, командировки. У Тани — маленькие дети. А ты…
«А я — пустое место, — мысленно закончила Ирина. — Ничейное время, ничейная жизнь».
— Хорошо, — ответила она после паузы. — Я заеду к ней сегодня.
Положив трубку, Ирина подошла к окну. Во дворе соседка выгуливала собаку. Обычная жизнь. Только внутри у Ирины все клокотало.
Два часа спустя она стояла перед дверью квартиры свекрови. С тяжелой сумкой продуктов и еще более тяжелым сердцем.
— Наконец-то соизволила явиться, — вместо приветствия произнесла Лидия Ивановна, открывая дверь. Несмотря на болезнь, голос её оставался тем же — властным, с нотками вечного недовольства.
Ирина молча прошла в квартиру. Ничего не изменилось за эти годы — те же тяжелые шторы, те же фарфоровые статуэтки на полках, тот же запах лекарств и старости.
— Я тебе супчик приготовила, — сказала Ирина, проходя на кухню.
— Опять, небось, недосоленный, — фыркнула свекровь, опускаясь на стул. — Ты же никогда готовить толком не умела.
Ирина сжала зубы. Да, тридцать пять лет — и ничего не изменилось.
— Всю жизнь Витеньку недокармливала. Я каждый раз, когда он ко мне приезжал, видела — голодный!
Ирина молча выкладывала продукты. Бульон для свекрови она варила три часа на медленном огне. Перебирала крупы для каши, выбирая самые лучшие. Почему? Привычка. Долг. А может, надежда, что хоть сейчас, на склоне лет…
— А дачу-то вы когда оформлять будете? — внезапно спросила Лидия Ивановна. — Я же говорила, что хочу ее Костику оставить. А вы всё тянете.
Дача. Шесть соток земли с небольшим домиком, которые Ирина превратила в цветущий сад. Каждый выходной в течение двадцати лет она копала, сажала, поливала, строила. Витя помогал с тяжелой работой, но всё остальное — её руки, её сердце.
— Лидия Ивановна, мы с Виктором вместе купили эту дачу, — тихо ответила Ирина. — Почему вы считаете…
— Деньги-то Витины были! — перебила свекровь с внезапной злостью. — А ты что принесла в семью? Голь перекатная!
Что-то оборвалось в груди Ирины. Столько лет унижений, столько лет невысказанных обид. Она вспомнила, как плакала по ночам, когда Витя уезжал в командировки. Как свекровь приходила «проверять хозяйство» и всегда находила, к чему придраться. Как однажды выбросила любимую вазу Ирины, сказав, что «такое уродство портит интерьер».
— Я тридцать лет отработала инженером, — голос Ирины дрожал. — И на дачу мы деньги копили вместе.
— Ой, инженер она! — скривилась Лидия Ивановна. — Бумажки перекладывала! А Витя мой в институте преподавал, уважаемым человеком был!
Ирина почувствовала, как к горлу подступает комок.
— Я вас слышу, — только и смогла произнести она. — Давайте лучше поговорим о вашем лечении. Врач что сказал?
— Сердце никуда не годится, — вздохнула Лидия Ивановна. — Таблеток прописал видимо-невидимо. И представь себе, мне даже некому стакан воды подать! Собственные внуки заняты, сын на тот свет ушел… — она театрально всхлипнула. — А невестке и дела нет до старухи!
«Сын на тот свет ушел». Эти слова ударили Ирину под дых. Будто она одна виновата в раннем уходе Виктора. Будто не она ухаживала за ним во время болезни, пока свекровь причитала в коридоре, что «всё из-за Иркиного недосмотра».
— Я пришла вам помочь, — твердо сказала Ирина. — Но я не буду терпеть оскорблений.
— Какая нежная! — усмехнулась свекровь. — Всю жизнь только и делала, что обижалась. Витенька мой, царствие ему небесное, всё жаловался на твой характер.
Это была откровенная ложь. Виктор никогда не жаловался на неё матери. Просто не вмешивался. Молчал. Но свекрови этого было мало — ей нужно было уничтожить даже память о их отношениях.
Ирина закрыла глаза. Внутри нарастала волна — тяжелая, темная, неудержимая. Тридцать пять лет молчания. Тридцать пять лет уступок. А теперь эта женщина лежит перед ней. Сарая и больная, и все еще пытается уничтожить.
— Я сделаю вам укол, — сказала Ирина. — А потом поговорим.
— О чем это? — насторожилась Лидия Ивановна.
— О том, как будет выглядеть ваш уход на ближайшие месяцы. Я не собираюсь переезжать к вам. Не собираюсь терпеть унижения. Не собираюсь…
— Да как ты смеешь?! — перебила свекровь. Ее бледное лицо пошло красными пятнами. — После всего, что я для тебя сделала!
— А что вы для меня сделали, Лидия Ивановна? — спросила Ирина. — Расскажите. Очень хочу знать.
Свекровь открыла рот, но тут же закрыла. В ее глазах промелькнуло что-то похожее на замешательство.
— Я… я тебе сына своего отдала!
— Вы не «отдали» мне сына. Мы полюбили друг друга и решили быть вместе. А вы с первого дня пытались нас разлучить.
Лидия Ивановна сжала губы в тонкую линию.
— Неблагодарная! — прошипела она. — Всегда знала, что ты его недостойна!
И тут внутри Ирины что-то окончательно сломалось. Или, наоборот, срослось. Но одно она поняла точно — больше не будет молчать.
— Знаете что, Лидия Ивановна, — произнесла она, глядя прямо в глаза свекрови. — Я устала. Устала от вашей желчи, от вашей вечной жалости к себе, от вашего стремления контролировать всё и всех. Тридцать пять лет я терпела это ради Вити, ради детей. Но сейчас — хватит.
— Что значит «хватит»? — старуха приподнялась на локтях. — Ты обязана…
— Нет, Лидия Ивановна. Я никому ничего не обязана. Особенно вам. Я буду приходить три раза в неделю, готовить еду, делать уборку и покупать лекарства. Но я не буду вашей личной рабыней. И не позволю больше себя унижать.
— Я позвоню Косте! — пригрозила свекровь. — Я всё расскажу!
— Звоните, — спокойно ответила Ирина. — Но знаете, я тоже много чего могу рассказать. Например, как вы выбросили детские рисунки Тани, потому что они «захламляли квартиру». Или как вы убеждали Витю, что я ему изменяю, когда я работала допоздна.
Лидия Ивановна побледнела. Она явно не ожидала такого отпора.
— Я… я старый больной человек, — пробормотала она, и в голосе появились жалобные нотки. — Одинокая старуха, которую все бросили.
Ирина глубоко вздохнула. Этот прием она видела сотни раз — как только свекровь чувствовала, что теряет контроль, сразу включалась карта жалости.
— Вы не одиноки, — твердо ответила Ирина. — У вас прекрасные внуки, которые вас любят. Есть я, хотя вы никогда этого не ценили. Но вы сами отталкиваете людей своим отношением. Разве я не пришла сегодня вам помочь? Разве не приготовила бульон? И что я получила взамен? Очередную порцию оскорблений.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем старых настенных часов — свадебного подарка Лидии Ивановны, которые Ирина всегда тайно ненавидела. Их громкое, навязчивое тиканье, казалось, отсчитывало годы её безропотного терпения.
— Я никогда не хотела делать тебе больно, — вдруг тихо произнесла Лидия Ивановна, отводя взгляд. — Просто считала, что Витя мог найти лучше.
Это признание, пусть и завуалированное в очередной упрек, потрясло Ирину.
— Лучше? — переспросила она. — По каким критериям лучше, Лидия Ивановна? Я любила вашего сына. Родила ему двоих детей. Создала дом, в котором ему было хорошо. Что еще нужно?
— Он мог жениться на Верочке Светловой, — упрямо сказала свекровь. — Её отец был профессором, у них была дача в Комарово…
Ирина не выдержала и рассмеялась — громко, искренне, с нотками горечи.
— Вы все это время сравнивали меня с дочкой профессора? Из-за дачи в Комарово? Господи, Лидия Ивановна, вы разрушили наши отношения из-за… статуса?
Свекровь ничего не ответила, только крепче сжала в руках одеяло.
— А знаете, что самое печальное? — продолжила Ирина. — Виктор был счастлив со мной. По-настоящему счастлив. Но вы отравляли это счастье своими постоянными придирками и намеками. Он метался между материнской любовью и семейным долгом. И это разрывало его изнутри.
— Неправда! — воскликнула Лидия Ивановна, но в её голосе не было прежней уверенности.
— Правда, — мягко возразила Ирина. — И вы это знаете. Но знаете, что ещё? Я никогда не настраивала Витю против вас, хотя имела на это тысячу причин. Потому что понимала — как бы вы меня ни терзали, вы его мать. И он вас любит.
В глазах Лидии Ивановны блеснули слезы — впервые на памяти Ирины настоящие, не те театральные всхлипывания, которые она использовала для манипуляций.
— Он приходил ко мне за два дня до ухода, — вдруг сказала свекровь дрожащим голосом. — Говорил, что я слишком жестока с тобой. Просил остановиться. А я… я сказала, что это ты его настраиваешь против матери.
Ирина замерла. Виктор никогда не рассказывал ей об этом разговоре.
— Потом был инфаркт, — продолжила Лидия Ивановна, и её голос звучал глухо, как из глубокого колодца. — И я всё думала: а вдруг это я виновата? Вдруг этот разговор… это напряжение…
— Нет, — твердо сказала Ирина, удивляясь собственному желанию защитить свекровь от этого чувства вины. — У Вити было больное сердце. Наследственность, стрессы на работе. Это не ваша вина.
— Но я могла сделать его жизнь легче, — прошептала Лидия Ивановна. — Я могла не вмешиваться. Не давить. Не требовать…
Они сидели молча, две женщины, связанные лишь памятью о человеке, которого обе любили по-своему. За окном шелестели майские листья, где-то вдалеке играла музыка, жизнь продолжала свой бег.
— Я не прошу прощения, — наконец произнесла Лидия Ивановна. — Слишком поздно, да и гордость не позволяет. Но знай — я всё понимаю. И может быть… может быть, мы могли бы начать сначала?
— Сначала не получится, — честно ответила Ирина. — Слишком много всего было. Но мы можем попробовать… просто уважать друг друга. Без прошлых обид. Без новых претензий.
Телефон на тумбочке вдруг зазвонил, заставив обеих вздрогнуть. Это был Костя.
— Мам, как вы там? — взволнованно спросил он. — Таня собирается заехать после работы.
— Всё хорошо, сынок, — ответила Ирина, поймав взгляд свекрови. — Мы с Лидией Ивановной разобрались, как будем дальше жить.
Или ты прописываешь маму в свою квартиру, или я сейчас же ухожу — рявкнул муж