Олег стряхнул опилки с футболки и демонстративно провернул ключ в новенькой, блестящей скважине.
Я стояла в коридоре собственной трехкомнатной квартиры, сжимая в руках пакет с кефиром, и чувствовала, как внутри все холодеет.
Моя спальня. Та самая, большая, с выходом на лоджию, где у меня тридцать лет цвели фиалки. Теперь на ней красовался врезной замок.
Не щеколдах, не шпингалет, а настоящий, основательный механизм. Словно это вход в сейф, а не в комнату в квартире тещи.
— Личное пространство? — переспросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Профессиональная привычка: я работаю с людьми, мне нельзя показывать раздражение. — Олег, вы живете здесь шестой месяц. Бесплатно. Потому что у вас «сложный период» и «надо подкопить на ипотеку».
Из-за спины зятя вынырнула моя Леночка. Глаза прячет, теребит край растянутого домашнего свитера.
— Мам, ну не начинай, а? Олегу неудобно, когда ты… ну, ходишь. Вдруг мы там, не знаю, не одеты? Или у него созвон по работе важный, а ты пылесосишь? Границы нужно уважать.
Я посмотрела на дочь. На Олега, который уже деловито собирал инструменты в чемоданчик. «Границы». Модное слово.
В их понимании оно работало удивительно однобоко: мои деньги на коммуналку были общими, мои кастрюли — общими, а вот квадратные метры внезапно стали закрытой территорией.
В тот момент я еще не знала, что этот серебристый замок станет точкой невозврата. И уж точно не догадывалась, чем закончится этот вечер.
Вечер тишины
Вечер прошел тяжело. Я ушла к себе, в бывшую детскую — самую маленькую комнату, куда меня «временно» переселили. Молодые обещали ремонт, который, судя по всему, закончился в их планах еще до начала.
Я лежала на узком диване и слушала звуки родного дома, который перестал быть моим.
Слышала, как Олег на кухне гремит моей сковородкой — жарит мясо. Запах пополз под дверь. Вкусный, густой. Меня к столу никто не звал. У них же «свой бюджет», а мама обойдется кефиром.
Слышала, как шумит вода в ванной — Олег любит принимать душ по сорок минут.
Слышала, как они смеются за той самой закрытой дверью.
Я работаю заведующей аптекой. Смена — двенадцать часов на ногах. У меня пенсия пятнадцать тысяч и зарплата, которая позволяет не считать копейки на хлеб, но не позволяет купить вторую квартиру, чтобы съехать от собственных детей.
Обида жгла не тем, что они заняли комнату. А тем, как буднично они меня подвинули. Как старую мебель, которую жалко выкинуть, но которая не вписывается в интерьер.
«Границы, значит», — прошептала я в темноту. — «Хорошо. Будут вам границы».
Встала, накинула халат и вышла в коридор. Тихо, чтобы не скрипнуть половицей. В прихожей весело подмигивал зелеными огоньками роутер. Интернет оплачивала я — самый дорогой тариф, потому что Олегу нужна высокая скорость для его онлайн-игр.
Дальше — кухня. Моя любимая кухня. Холодильник, забитый продуктами. Половину покупала я, половину — они, но исчезало все в основном усилиями зятя.
План созрел мгновенно. Спокойный и расчетливый.
Ответный ход
На следующий день я взяла отгул.
Как только молодые ушли. Лена на работу в офис, Олег «на встречу» (в полдень, конечно). Я открыла записную книжку.
— Алло, Сергей Петрович? Это Марья Сергеевна. Да, снова нужна помощь. Нет, кран в порядке. Мне нужно врезать замок. Срочно. И еще… у вас есть навесные петли? Да, для холодильника. Не удивляйтесь.
Сергей Петрович, мастер с золотыми руками, приехал быстро. Он не задавал лишних вопросов, только хмыкнул, когда я попросила врезать личинку в дорогую дверь кухни.
— Жалко шпон, Сергевна.
— Мне себя жальче, — отрезала я. — Делайте.
Через два часа кухня была заперта. Аккуратный, едва заметный замок надежно отсек доступ к плите, микроволновке и, главное, к холодильнику.
Но для верности, на сам агрегат мы приладили аккуратную цепочку с кодовым замком. Смотрелось дико, но доходчиво.
Оставался последний штрих.
Я зашла в личный кабинет интернет-провайдера через телефон. Сбросила настройки роутера. Поменяла пароль с привычного «lenochka1995» на сложную комбинацию из цифр и букв, которую невозможно угадать.
Я села в кресло в коридоре, прямо напротив входной двери. Положила на колени книгу.
Часы показывали 18:45. Сейчас начнется.
«Интернет упал»
Первым вернулся Олег. Он был раздражен — на улице мокрый снег, пробки.
— Фух, ну и погодка, — буркнул он, не разуваясь проходя вглубь квартиры. — Марья Сергеевна, у нас там что, интернет пропал? Я еще в лифте пытался подключиться, не ловит.
Он достал смартфон, тыкая в экран замерзшим пальцем.
— Сеть есть, но пароль не подходит. Вы что, настройки трогали?
Я перевернула страницу.
— Трогала, Олег. Это мой роутер. Мое, как вы выражаетесь, техническое пространство.
Он замер. Медленно поднял на меня глаза. В них читалось искреннее непонимание — как если бы заговорила табуретка.
— В смысле? Мне работать надо. У меня проект… то есть, созвон через десять минут! Дайте пароль.
— Не могу, — спокойно ответила я. — Пароль сложный, я его не помню. А бумажку потеряла. Но вы не переживайте, у вас же есть мобильный интернет.
Олег побагровел.
— Вы смеетесь? Я за этот интернет… — он осекся. Платила-то я. — Ладно. Я есть хочу. Ленка придет, разберемся.
Он дернул ручку двери в кухню. Дверь не поддалась.
Дернул сильнее. Еще раз.
— Заело, что ли?
— Нет, Олег. Не заело. Там замок.
— Какой еще замок?! — голос зятя сорвался.
— Такой же, как у вас в спальне. Врезной. Надежный. Кухня — это мое место силы. Я там готовлю, отдыхаю. Мне нужно чувствовать себя спокойно, знать, что никто не нарушит мои границы.
Олег стоял перед закрытой дверью кухни, растерянный. Он то смотрел на замочную скважину, то на меня.
— Вы… вы серьезно? Там моя еда! В холодильнике колбаса, которую я вчера купил!
— А в моей спальне, Олег, стоит мой комод с бельем, — парировала я. — Но вы же врезали замок, чтобы я вдруг не зашла. Вот и я решила: а вдруг вы зайдете на кухню и съедите что-то не то?
В замке входной двери заскрежетал ключ. Вернулась дочь.
— Мам, Олег, чего вы в коридоре стоите? — Лена стряхивала снег с шапки. — Ой, как есть хочется, я с обеда ничего не ела…
Она осеклась, увидев лицо мужа.
— Лен, твоя мать… Она заперла кухню и отключила интернет.
Дочь перевела взгляд на меня. Потом на кухонную дверь. В ее глазах медленно проступало понимание: уютный мир, где мама — это удобное обслуживание, рушился прямо сейчас.
— Мама? — тихо спросила она. — Ты это зачем?
— Затем, доченька, — я закрыла книгу.сказать стоп. И сейчас ваш ход.
Игра для всех
— Мам, это детский сад, — Лена попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. — Ты наказываешь нас за то, что мы хотим немного приватности? Мы же взрослые люди!
— Взрослые люди, Леночка, снимают квартиру или платят ипотеку, — мягко заметила я, поправляя корешок книги.
— А когда взрослые люди живут у мамы и отгораживаются от нее железными засовами — это не приватность. Это коммуналка. А в коммуналке свои правила: кто платит за свет в коридоре, того и лампочки.
Олег нервно усмехнулся. Звук получился неприятным, резким.
— Марья Сергеевна, давайте без лекций. Откройте кухню. Там мои продукты. Я их купил, это моя собственность. Вы не имеете права их удерживать.
Я посмотрела на него с интересом. Как быстро меняется риторика: пять минут назад это был «наш дом», а теперь — «мои продукты».
— А в той комнате, Олег, стоит мой торшер. И ковер, который мне подарили на юбилей. Вы их заперли. Я же не требую вернуть мне доступ к ковру прямо сейчас?
— Это другое! — повысил голос зять. — Это жилая комната! Это личное пространство! Вы что, не понимаете? Это абсурд какой-то! Лена, скажи ей! У нее возрастное, ей-богу.
Слово «возрастное» повисло в воздухе. Лена испуганно дернулась, схватила мужа за рукав:
— Олег, перестань…
— А что перестать? — он стряхнул ее руку. — Мы тут на птичьих правах, что ли? Я муж её дочери, я здесь прописан… то есть, буду прописан! Мы семья! А она ведет себя как вахтерша!
Внутри меня что-то звонко лопнуло. Не обида, нет. Скорее, последняя ниточка жалости. Я встала.
— Ждите здесь, — сказала я сухо и ушла в свою каморку.
Кто здесь хозяин
Вернулась я через минуту с тонкой папкой в руках. В коридоре было тихо, только Олег сопел, как рассерженный ежик, да Лена шмыгала носом.
— Вот, — я достала свежую выписку из ЕГРН. Я заказала ее неделю назад для оформления субсидии, но пригодилась она сейчас. — Читайте, Олег. Вслух. Графа «Правообладатель».
Он брезгливо взял лист. Пробежал глазами. Промолчал.
— Читай, — жестко потребовала я.
— Смирнова Мария Сергеевна, — процедил он сквозь зубы.
— Отлично. А теперь найдите там свою фамилию. Или Ленину.
Тишина.
— Нету? — удивилась я. — Какая досада. Значит, юридически вы здесь — гости. Гости, которые засиделись. Гости, которые решили, что могут перекраивать дом хозяина под себя, не спросив разрешения.
Я забрала листок из его пальцев и аккуратно вложила обратно в файл.
— Вы говорили про личное пространство, Олег? Я вас услышала. Мое личное пространство — это вся эта квартира. Кухня, коридор, ванная и, представьте себе, та самая комната с фиалками. И я хочу вернуть себе это пространство.
— Ты нас выгоняешь? — Лена наконец подала голос. В нем звенели слезы, но я видела — она все еще надеется, что мама сейчас успокоится, накормит ужином и все будет как раньше. Удобно. Тепло. Бесплатно.
— Я даю вам двадцать четыре часа, — я посмотрела на настенные часы. — Время пошло. Завтра в семь вечера я приду с работы. К этому моменту в квартире не должно быть ни ваших вещей, ни вашего замка. Дверь в спальню должна быть восстановлена. Если нет — я вызываю мастера и меняю личинку входной двери.
— Да куда мы пойдем?! — выкрикнул Олег, и лицо его пошло пятнами. — На ночь глядя? У нас денег нет на съем сейчас, мы все вложили в дело!
— В дело? — переспросила я. — В новый компьютер для игр? Или в тот замок, что вы врезали? Кстати, чек на замок сохранили? Можете вернуть в магазин. Это будет ваш сколько нужно на старт.
Олег открыл рот, чтобы выдать очередную колкость, но посмотрел в мои глаза и осекся.
Там не было ни гнева, ни истерики. Только холодная решимость. Так смотрит доктор, который сообщает неприятный, но необходимый диагноз: придется удалять, иначе не заживет.
Двадцать четыре часа
Следующие сутки прошли не легко.
Они не ушли сразу. Ночь прошла под звуки сборов. Я слышала, как падают вещи, как шуршит упаковка. Лена плакала, громко, навзрыд, рассчитывая на мое сердце. Оно сжималось, требуя пойти, обнять, сунуть денег, сказать «живите».
Но я пила чай с мятой и не выходила. Потому что знала: уступлю сейчас — и этот замок на их двери превратится в замок на моей шее. Навсегда.
Утром они ушли, не попрощавшись. Олег, проходя мимо моей двери, специально громко ударил чемоданом об косяк. Лена просто опустила глаза.
На столе в кухне (я открыла ее утром, пока они спали) лежал ключ. Тот самый, от их «границ».
Вечером я вернулась в пустую квартиру.
Было непривычно тихо. Никто не бубнил в монитор, не лилась вода часами.
Я прошла в большую комнату. Дверь была распахнута настежь. На месте врезного замка зияла некрасивая дыра с рваными краями шпона — Олег выдрал свой механизм с корнем, видимо, из принципа.
Я провела рукой по дереву. Ничего. Дверь я поменяю. Или заклею. Шрамы бывают не только у людей, но и у квартир, переживших сложные времена.
Зашла на кухню. Мое царство.
Сняла с холодильника цепочку — глупую защиту, которая, по сути, была не нужна. Сергей Петрович, когда ставил ее, сказал мудрую вещь: «Замки, Сергевна, они ведь не от чужих. Они от своих. А от своих замков не бывает, от своих только совесть спасает».
Я включила чайник. Достала любимую чашку — тонкий фарфор, который Олег вечно норовил смахнуть локтем.
На телефон пришло сообщение от Лены:
«Мы у свекрови. Там диван сломан. Ты довольна? Ты разрушила семью».
Я набрала ответ, подумала и стерла.
Вместо этого я налила себе чаю, отрезала кусок сыра и села у окна. За стеклом падал снег, скрывая следы шин и чьих-то обид.
Разрушила семью? Нет. Я просто напомнила, что семья — это когда берегут друг друга, а не делят территорию.
А личное пространство в чужой квартире стоит ровно столько, сколько стоит аренда этой квартиры.
Бесплатно бывает только в мышеловке. Или в общежитии, где командует комендант. И сегодня комендант наконец-то сдал смену и стал просто мамой.
Мамой, которая ждет в гости. Но только в гости.
— Я 20 лет платила, а сестра пришла с чемоданом: “я тут жить буду” — нет, сестренка, ты будешь жить в воспоминаниях.