— Тебе бы женщину помягче, — шептала подруга моему мужу. Я услышала и помогла им съехаться

Я замерла в коридоре.

В руках у меня был тяжеленный противень с уткой, который жег пальцы даже через прихватки. Жир тихо шкворчал, пахло розмарином и чесноком — запах праздника, который я готовила два дня. Но сейчас этот запах казался мне неприятным, почти чужим.

Я не вошла в комнату. Я осталась в тени дверного проема. Сердце предательски сбилось с ритма, словно пытаясь предупредить: «Не ходи туда, Вера. Не смотри. То, что ты увидишь, тебе не понравится».

Но я смотрела.

Лена, моя лучшая подруга со студенческих времен, сидела слишком близко к моему мужу. Не просто рядом, как гость, а нарушая все мыслимые границы. Её рука по-хозяйски лежала на спинке его стула, а пальцы другой руки аккуратно, почти нежно снимали невидимую пылинку с плеча Сергея.

— Ну что ты, Ленусь, — вздохнул мой муж.

Тот самый Сергей, который еще полчаса назад ворчал, что я слишком долго вожусь с гарниром. Сейчас его голос звучал иначе: жалобно, доверительно.

— Просто на работе завал, да и дома… Сама знаешь. Вера у нас генерал, шаг влево, шаг вправо — строгий выговор.

— Знаю, Сереженька, знаю, — Лена чуть наклонилась к нему, и ее светлые локоны коснулись его щеки. — Ей бы помягче быть. Женщине мягкость к лицу. А она у тебя… ну, сама все решает, все контролирует. Тяжело с такой. Тебе бы тепла сейчас, простого человеческого участия.

Я стояла и чувствовала, как противень становится неподъемным. Не физически — морально.

Командир в юбке

А ведь начиналось все как обычный субботний ужин.

Лена позвонила в среду: «Верка, сто лет не виделись, давай заскочу? С меня тортик, с тебя твой фирменный чай». Я согласилась. Мы дружим — страшно сказать — тридцать лет. Она знала все мои тайны, я знала все её неудачные романы.

Лена всегда была «женщиной-призом». Мягкая, улыбчивая, беспомощная. Она умела смотреть на мужчин так, что они тут же бросались чинить ей краны, носить сумки и решать проблемы.

Я же была другой. Вера-кремень. Вера-локомотив.

Двадцать пять лет брака я тащила нашу семью.

Когда в девяностые Сергей потерял работу, я, будучи на седьмом месяце, брала подработки по ночам.

Когда мы строили дачу, я спорила с бригадиром, пока муж стоял в сторонке.

Я привыкла решать. Я думала, это называется «партнерство».

— Верочка! — крикнула Лена из комнаты, даже не повернув головы. — Ну где ты там пропала? Утка остынет! Мы уже проголодались!

В её голосе звучала хозяйская нотка. Словно это она принимает гостей, а я — нерасторопная помощница, застрявшая на кухне.

Я сделала глубокий вдох. Поставила противень на тумбочку в коридоре — ладони стали влажными, и я боялась уронить ужин на паркет. Мне нужно было несколько секунд, чтобы надеть привычную маску радушной хозяйки.

«Спокойно, Вера, — сказала я себе. — Тебе показалось. Они просто болтают. Лена одинока, ей не хватает мужского внимания, вот она и ищет поддержки. А Сергей просто устал».

Мы, женщины за пятьдесят, мастера самообмана.

Мы готовы оправдать что угодно, лишь бы не рушить привычный мир, который строили десятилетиями. Лишь бы не признаваться себе, что наш дом давно дал трещину.

Я поправила волосы, изобразила улыбку и внесла утку в гостиную.

— А вот и горячее! — бодро произнесла я, ставя блюдо в центр стола.

Сергей даже не взглянул на меня. Он смотрел в свою тарелку, крутя в руках стакан с соком. Лена же, напротив, сияла.

— Ой, Вера, ты герой! — всплеснула она руками.

Маникюр у нее был свежий, безупречный, цвета спелой вишни. Мои же руки, несмотря на крем, выдавали кухонную вахту: распаренная кожа, коротко остриженные ногти.

— Я бы так не смогла. Целый день у плиты… Я вот считаю, что женщина должна отдыхать, чтобы радовать мужчину своим видом. Правда, Сереж?

Муж поднял на неё глаза. В них было столько тепла, сколько мне не доставалось уже года три.

— Правда, Лен. Золотые слова.

Он налил ей морса. Мне налить забыл.

Я села напротив. Утка, которой я так гордилась, казалась теперь грудой простого мяса. Я смотрела на них и видела то, что упорно не замечала месяцами.

Как они переглядываются, когда я начинаю говорить о проблемах с сыном.

Как Сергей оживляется, стоит Лене появиться на пороге.

Как она хвалит его за любую мелочь — даже за то, что он просто подал салфетку. «Какой ты внимательный, Сережа! У меня бы терпения не хватило».

А я? А я: «Сережа, не забудь оплатить квитанции», «Сережа, надо поменять резину», «Сережа, запишись в поликлинику».

«Жизнь проходит мимо»

— Кстати, Вер, — Лена деликатно отрезала кусочек утки. — Мы тут с Сережей обсуждали… Он говорит, ты хочешь ремонт затеять летом? Обои менять, полы циклевать?

— Хочу, — сухо ответила я. — Паркет в гостиной уже скрипит, лак стерся.

— Ой, ну зачем мужика напрягать? — она наморщила носик. — Ему бы на природу съездить, отдохнуть. Вон он у тебя какой бледный. Ты его совсем не жалеешь. Загоняла своими планами. Жизнь одна, надо наслаждаться моментом, а не в пыли ремонтной сидеть.

— Лена права, — вдруг подал голос Сергей.

Он впервые за вечер посмотрел мне прямо в глаза, и взгляд этот был холодным, чужим.

— Я не хочу никакого ремонта, Вер. Мне это не надо. Это тебе вечно неймется. То дача, то квартира, то машину обновить. Я устал. Я хочу покоя.

— Покоя? — переспросила я. — А жить в старой обстановке тебе нормально?

— Это не старая обстановка, это уют, — вмешалась Лена. — Ты просто перфекционистка, Вера. Тебе всё должно быть идеально. А людям нужно простое счастье. Тепло, забота…

Она снова потянулась к нему. На этот раз — чтобы поправить ему воротник рубашки.

— Вот тут завернулось, — проворковала она. — Неряшливо же.

И тут случилось то самое.

Я встала. Резко, так что стул противно скрипнул по полу.

— Я забыла соус, — бросила я и быстро вышла на кухню.

Мне не нужен был соус. Мне нужно было выдохнуть. В висках стучало. Я подошла к окну, прижалась лбом к прохладному стеклу. На улице ноябрь, темно, мокрый снег лепит в стекло.

В голове крутилась одна мысль: «Они спелись. Они обсуждают меня. Они жалеют друг друга за мой счет».

Мой муж, с которым мы вырастили сына, с которым прошли через безденежье, сейчас сидит там и кивает женщине, которая называет меня «генералом». И ему это нравится. Ему нравится быть «бедным и непонятым», которого замучила строгая жена.

Я стояла на кухне минуты три. Потом вытерла лицо кухонным полотенцем. Нет, слез не будет. Я — Вера. Я справлюсь.

Я взяла соусник. Он был не нужен, но руки надо было чем-то занять. И пошла обратно.

Я не топала. Мои домашние мягкие тапочки ступали бесшумно. Ковер в коридоре скрадывал шаги.

Я подошла к двери гостиной и снова остановилась.

— …да брось ты, — голос Сергея звучал уже совсем смело, с обиженными нотками. — Домой идти не хочется, честное слово. Каждый вечер одно и то же: что купил, что сделал, почему не сделал. Чувствую себя школьником перед директрисой. А с тобой, Ленка, легко. Ты понимаешь.

— Понимаю, милый, конечно понимаю, — шептала Лена. — Тебе бы женщину, которая ценит. Которая тапочки принесет, пледом укроет, выслушает. А не вот это всё… вечная гонка.

— Может, нам… — начал Сергей и запнулся.

— Что? — тихо спросила Лена.

— Может, ну его всё? Сын вырос. Квартира большая. Разменяем, или… Я не знаю. Просто хочется пожить для себя. С понимающим человеком.

Я услышала тихий звон — кажется, они чокнулись.

— Ты подумай, Сережа. Подумай. Жизнь проходит, — вкрадчиво сказала Лена. — А я ведь всегда рядом. Всегда.

Это был не просто флирт. Это была заявка. Тихая, ползучая раздведка. Лена не просто жалела моего мужа — она прощупывала почву, насколько прочно я стою на ногах. И, судя по всему, решила, что меня можно подвинуть.

Я посмотрела на стены коридора. На обои, которые я клеила сама десять лет назад. Вспомнила, как бабушка, передавая мне ключи от этой «сталинки», сказала:

«Верочка, береги стены. Мужья приходят и уходят, а свой угол — это святое».

Тогда я посмеялась. А сейчас эта фраза отозвалась внутри громким эхом.

Я крепче сжала соусник. Прохладная керамика остудила ладонь. В голове вдруг стало ясно. Пазл сложился. Весь этот спектакль с «усталостью» и «генералом» имел одну цель — сделать меня виноватой.

Ну что ж. Вы хотите генерала? Вы его получите.

Я шагнула через порог комнаты.

— А вот и соус! Ткемали, как ты любишь, Сережа, — громко, нарочито бодро сказала я, ставя соусник на стол с легким стуком.

Они дернулись. Лена поспешно убрала руку с его локтя, Сергей откинулся на спинку стула, пряча глаза. Классическая картина: школьники, пойманные за шалостью. Только этим школьникам было по пятьдесят лет.

— О, спасибо, Вер, — пробормотал муж, потянувшись к вилке. — А то суховато без соуса.

— Суховато? — переспросила я, не садясь. Я осталась стоять над ними, опираясь ладонями о край стола. — Конечно, суховато. Двадцать пять лет жевать одно и то же. Надоедает, правда, Лен?

Подруга подняла на меня глаза. В них мелькнула тревога, но тут же сменилась привычной маской наивного участия.

— Верочка, ты о чем? Мы просто разговаривали…

— О жизни, — кивнула я. — О том, как тяжело жить с генералом. О том, что хочется покоя. И тепла. И тапочек.

В комнате повисла тишина.

— Ты подслушивала? — скривился Сергей. В его голосе прорезалось раздражение. — Ну вот, опять. Контроль, слежка. Даже дома расслабиться нельзя.

— Нельзя, Сережа, — согласилась я спокойно. — Расслабляться вообще вредно. Можно потерять бдительность. Забыть, например, чья это квартира.

Он замер. Вилка звякнула о тарелку.

— В каком смысле?

Хозяйка положения

Я говорила тихо, но каждое слово падало в тишину комнаты весомо и плотно.

— В прямом. Леночка тут тебе рассказывала про уют и покой. Про то, что я тебя загоняла. Но она, видимо, забыла одну маленькую деталь. Или не знала?

Я перевела взгляд на подругу.

— Эта квартира, Лена, не общая. Она не наша с Сережей. Она моя. Бабушкина. Дарственная оформлена за два года до свадьбы. Ни метра здесь не делится.

Лена моргнула. Её лицо на секунду потеряло свою «фарфоровую» гладкость.

— Ну и что? — фыркнула она, пытаясь сохранить самообладание. — Причем тут метры? Мы о чувствах говорим. О том, что человеку здесь неуютно!

— Ему неуютно, потому что он привык, что всё делается само, — продолжила я. — Ремонт, счета, отпуск, дети — всё само. А я только мешаю, «командую».

Я выпрямилась и посмотрела на мужа. Не на «бедного Сереженьку», а на взрослого мужчину, который позволил чужой женщине обсуждать меня в моем же доме.

— Так вот, я решила облегчить вам задачу. Раз я командир, слушайте решение. У вас есть пятнадцать минут.

— На что? — опешил Сергей.

— Чтобы собрать вещи. Самое необходимое. Бельё, документы, зарядку для телефона. Остальное заберешь потом. Лена тебя приютит, правда, Лен? У тебя же двушка, места много. И тапочки найдутся. И плед.

— Вера, ты что говоришь?! — голос Лены сорвался на визг. — Выгонять мужа на улицу из-за разговора?! Мы же просто…

— Вы просто делили шкуру неубитого медведя. Точнее, жилплощадь живой жены, — перебила я. — Ты, Лена, примеряла мою роль. А ты, Сергей, примерял новую жизнь. Ну так берите. Я дарю. Бесплатно.

— Верка, перестань, — Сергей попытался встать, придать себе веса. — Ну погорячился, ну пожаловался. С кем не бывает? У всех кризисы. Что ты сцену устраиваешь?

— Я не устраиваю сцену, — я подошла к двери и распахнула её настежь. Из подъезда потянуло сквозняком. — Я навожу порядок. В своей жизни. Время пошло.

Снятые маски

Они уходили суетливо и бестолково.

Сергей метался по спальне, хватая рубашки прямо с вешалками, что-то бурчал про несправедливость и суды. Я молча наблюдала, прислонившись к косяку. Никаких эмоций. Только усталость.

Лена стояла в прихожей, уже в пальто, и смотрела на меня с нескрываемой злостью. Маска доброй подруги слетела окончательно.

— Ты пожалеешь, Вера, — произнесла она холодно. — Кому ты нужна в пятьдесят? Одна, в пустой квартире. Он ко мне прибежит, вот увидишь. А ты останешься со своими принципами.

— Пусть бежит, — кивнула я, подавая ей сумочку, которую она забыла на тумбочке. — Только ты учти, Лен. Он ведь привык, что решения принимаю я. А теперь главным «генералом» будешь ты. Готовься решать, платить и слушать бесконечные жалобы на судьбу. Счастья вам.

Сергей вышел с дорожной сумкой, наспех застегивая куртку. Он даже не посмотрел на меня.

Входная дверь захлопнулась с тяжелым, окончательным звуком. Щелкнул замок.

Я осталась одна.

Вкус свободы

В квартире стало тихо. Невыносимо, оглушительно тихо.

Я медленно прошла на кухню. Села за стол. Перед глазами стояла остывшая утка. Три бокала. Салфетка, которую скомкала Лена.

Хотелось плакать? Нет.

Хотелось кричать? Тоже нет.

Было странное чувство пустоты. Словно из конструкции моей жизни вынули несущую балку, но здание почему-то не рухнуло. Наоборот, стало просторнее.

Я взяла ножку утки. Прямо руками, без приборов. Откусила.

Вкусно. Чертовски вкусно, несмотря на то, что остыло. Розмарин чувствовался идеально.

Я ела и думала о том, что завтра воскресенье.

Мне не надо готовить завтрак на двоих под бубнеж телевизора.

Не надо думать, понравится ли мужу мой план ремонта.

Не надо оправдываться за то, что я сильная.

Я посмотрела на стены. Обои и правда староваты.

— За ремонт, — сказала я вслух пустой кухне, поднимая бокал. — Сделаю белые стены. И паркет светлый. И шторы куплю желтые. Солнечные.

У меня не было мужа. У меня не было подруги. Но у меня была я. Мой дом. Мои правила.

И, кажется, впервые за много лет мне этого было достаточно.

А как бы поступили вы? Смогли бы простить такой разговор за спиной, списав всё на мужскую усталость? Или предательство начинается не с кровати, а вот с таких «невинных» жалоб?

Кстати, о том, как я потом оформляла раздел имущества (машина и дача всё-таки были общими) и почему важно хранить все чеки даже в счастливом браке, я расскажу в одной из следующих историй. Не переключайтесь.