— А вот и наш любимый банкомат! Оленька, нажми кнопочку, чтобы всем было вкусно! — Тамара Петровна подняла бокал, и стекло блеснуло в свете дачной люстры.
— У Оли денег куры не клюют, ей для родни ничего не жалко!
Гости — двадцать человек, половину из которых я видела второй раз в жизни — грохнули дружным смехом.
Мой муж, Паша, сидевший рядом, тоже улыбнулся и похлопал меня по плечу. Ему было хорошо: стол ломился от осетрины и буженины, в мангале доходили шашлыки из парной телятины, и мама была довольна.
Я тогда промолчала. Только скулы свело так, что улыбка получилась натянутой.
— За «кнопочку», Тамара Петровна, — тихо сказала я и не чокаясь пригубила сок.
В тот вечер я еще не знала, что эта безобидная, на первый взгляд, шутка станет той самой каплей, которая переполнит чашу. Но часы уже затикали.
«Банкомат» начинает считать
Вы наверняка знаете это состояние. Когда вы тащите на себе организацию праздника, закупку продуктов, готовку, уборку, а потом сидите за столом с ощущением, что вы здесь — обслуживающий персонал, которому забыли заплатить.
Мы с Павлом женаты пятнадцать лет. У нас свой небольшой бизнес — сеть точек с кофе и выпечкой. Звезд с неба не хватаем, но на твердый «средний класс» наработали.
Паша отвечает за логистику, я — за финансы и управление. И как-то незаметно повелось, что за финансы всей его большой родни тоже отвечаю я.
После того юбилея свекрови я не могла уснуть. Паша мирно посапывал, раскинувшись на кровати, а я сидела на кухне с телефоном. В ночной тишине, под жужжание холодильника, я открыла банковское приложение.
Мне нужно было просто проверить. Убедиться, что я себя накручиваю.
— Перевод Т.П. (стоматология) — 38 000 руб.
— Перевод Т.П. (санаторий, путевка) — 72 000 руб.
— Остекление балкона маме — 65 000 руб.
Я листала историю операций за последний год. Палец скользил по экрану, а я выписывала цифры в обычный школьный блокнот.
Подарки племянникам мужа (почему-то всегда дорогие гаджеты, «тетя Оля же богатая»).
Срочный ремонт машины деверя («Оль, дай взаймы до получки», который так никто и не вернул).
Такси для свекрови («Ой, в автобусе душно, закажи мне комфорт»).
Продукты на каждый семейный сбор.
Я подвела черту. Цифра смотрела на меня с листа бумаги, как приговор.
352 000 рублей.
Три с половиной сотни тысяч за один год. Это не считая мелочи и бесконечных тортиков к чаю.
Паша вошел в кухню, щурясь от света, почесывая живот.
— Ты чего не спишь, Оль? Три часа уже.
— Считаю, во сколько нам обходится любовь твоей мамы, — спокойно ответила я, не поднимая головы.
Он нахмурился, наливая воду из фильтра.
— Опять ты начинаешь? Ну что ты мелочишься? Это же семья. Мама пожилой человек, ей помогать надо. У нас же есть возможность.
— Есть, — кивнула я. — Была.
Паша отмахнулся и ушел досыпать. Он не хотел видеть цифры. Ему было удобно жить в мире, где деньги берутся из тумбочки, а мама всегда довольна и добра. А я смотрела на блокнот и понимала: «банкомат» перегрелся.
Звонок, который всё изменил
Прошло полгода. Приближался мой день рождения, который Тамара Петровна традиционно решила объединить с майскими праздниками на нашей даче.
Звонок раздался во вторник вечером, когда я только вошла в квартиру, держа в руках тяжелые пакеты с продуктами.
— Оленька, здравствуй! — голос свекрови звенел бодростью. — Я тут списочек набросала к выходным. Записывай, чтобы не забыть. Икорки красной возьми банки три, только хорошей, сахалинской. Рыбки красной пласт. И напитки, помнишь, какие Петр Ильич любит? Выдержанные. А то в прошлый раз не очень было.
Я поставила пакеты на пол. В коридоре пахло сыростью с улицы и немного — моей усталостью.
— Тамара Петровна, — перебила я её на середине перечисления мясных деликатесов. — У меня к вам встречное предложение.
В трубке повисла тишина. Свекровь не привыкла, что ее перебивают.
— Какое еще предложение?
— В этом году формат меняется. «Банкомат» закрыт на техническое обслуживание. Бюджет праздника — ноль рублей ноль копеек от нашей семьи.
— Оля, ты что? — голос свекрови стал тише. — Какой ноль? Гости приглашены! Тетя Валя из Саратова приезжает!
— Отлично, — я говорила спокойно, даже весело.
— Тогда записывайте условия. Мы предоставляем дачу и мангал. Продукты и угощения гости покупают сами. Или скидываемся по пять тысяч с человека мне на карту до четверга. Кто не сдал — тот со своим бутербродом.
— Ты… ты? — задохнулась она. — Ты хочешь опозорить меня перед родней? Перед сыном?! У вас же бизнес! Ты что, обеднела от пары банок икры?
— Нет, Тамара Петровна. Не обеднела. Просто я закрыла благотворительный фонд имени себя.
Я отключилась, не дожидаясь очередной тирады. Внутри разливалось странное, давно забытое чувство.
Цена маминой любви
Через десять минут домой влетел Паша. Телефон в его руке разрывался от звонков мамы.
— Оля! Что происходит? Мама звонит в истерике, говорит, ты отказалась накрывать стол! Сказала, что мы нищие и требуем с гостей деньги за вход! Ты что устроила?
Он стоял посреди гостиной, растерянный и рассерженный. Мужчина, который привык быть хорошим для всех за мой счет.
Я молча взяла со стола тот самый блокнот, который хранила полгода, и открыла на нужной странице. Красным маркером там была обведена итоговая сумма.
— Смотри, Паш.
— Что это? — он брезгливо взял тетрадь.
— Это цена маминой любви за прошлый год. Триста пятьдесят тысяч рублей.
— Ну и что? Мы не последние доедаем!
— Паша, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Помнишь, ты хотел тот японский мотоцикл? Ну, подержанный, но в идеале? Ты еще сказал: «Не тянем пока, дорого».
Он замер.
— Ну.
— Он стоил триста двадцать. Ты не купил мечту. Зато мы остеклили балкон твоей маме, на который она выходит раз в год, и сделали зубы всей её родне.
Павел перевел взгляд с меня на блокнот. В комнате стало очень тихо. Слышно было только, как тикают настенные часы, отсчитывая секунды до момента, когда ему придется выбирать.
— Ты передергиваешь, — наконец выдавил он, но голос звучал уже не так уверенно. — Мотоцикл — это игрушка. А мама… это мама.
— Мама, у которой доход больше, чем зарплата у твоей сестры, потому что она сдает «двушку» в центре, — напомнила я мягко. — Паш, я не против помощи. Я против того, чтобы нас использовали.
Он бросил блокнот на диван и ушел в спальню. Весь вечер мы не разговаривали.
Телефон Паши продолжал вибрировать на тумбочке — Тамара Петровна вела подготовку. Я знала, что сейчас там идут рассказы о том, какая я расчетливая и как ему не повезло с женой.
Утром он встал раньше меня. Я слышала, как он долго разговаривал с кем-то по телефону на кухне. Голос был глухой, уставший.
Стол в складчину
День рождения. Суббота.
К двум часам дня ворота нашей дачи были открыты. Я накрыла стол скатертью, поставила тарелки. Из еды — большой таз овощного салата, запеченная картошка и курица, которую я замариновала сама. Никакой икры, никаких изысков. Простая, понятная еда.
Первой приехала тетя Валя из Саратова. Она вышла из такси, прижимая к груди огромный пакет.
— Олюшка, привет! — она смущенно улыбнулась. — Тамара мне звонила… кричала что-то про деньги. Я ничего не поняла, но вот, напекла пирогов с капустой и рыбой. Не с пустыми же руками!
Я обняла её. Тетя Валя была единственной, кто никогда ничего не просил.
Потом подтянулся брат Паши с женой. Они молча выгрузили из багажника два пакета с соками, фруктами и коробку пирожных из хорошей кондитерской.
— Слушай, Оль, — деверь подошел ко мне, пока я раскладывала приборы. — Мать нам устроила разнос, конечно. Но мы с Ленкой подумали… мы ж реально привыкли, что всё готовое. Неудобно как-то. Держи, — он протянул мне конверт. — Тут пятерка, как ты сказала.
Я покачала головой, отодвигая его руку.
— Не надо, Сереж. Вы же привезли продукты. Этого достаточно.
К трем часам собрались почти все. Стол получился пестрым, но неожиданно богатым: кто-то привез соленья, кто-то мясо для гриля, кто-то домашний торт.
Не было только Тамары Петровны.
Королева без свиты
Она приехала последней. Вышла из такси (комфорт-класса, разумеется) с поджатыми губами и пустыми руками. Прошла к столу с видом оскорбленного достоинства и села на свое обычное место во главе.
— Ну что, — громко сказала она, когда повисла неловкая пауза. — Посмотрим, чем нас сегодня «бедная родственница» угощать будет. Дожили. Сын бизнесмен, а мать должна со своим куском хлеба приходить.
Гости замерли. Раньше бы все засмеялись, поддержали шутку. Но сегодня атмосфера была другой. Люди видели, что стол полон, что каждый вложился, и это создавало совсем иное, теплое чувство общности.
В этой обстановке претензии свекрови прозвучали резко и неприятно.
— Мам, — Паша встал. Он выглядел спокойным, но я видела как он сжимал вилку. — Хватит.
Тамара Петровна поперхнулась воздухом.
— Что «хватит»? Ты матери рот закрываешь? Ради этой…
— Ради своей семьи, — твердо сказал он. — Мы с Олей посчитали бюджет. За прошлый год мы потратили на твои желания столько, что можно было купить новую технику. Я не против помогать, мам. Если нужно для здоровья или помощь — мы всегда рядом. Но спонсировать банкеты мы больше не будем. Банкомат сломался. Навсегда.
Свекровь покраснела. Она открывала и закрывала рот, ища поддержки у гостей. Она обводила всех взглядом, но люди отводили глаза, накладывали салаты, разливали напитки. Никто не хотел вписываться.
— Ах так! — она резко встала, едва не опрокинув стул. — Ну и оставайтесь со своей жадностью! Ноги моей здесь больше не будет!
Она ждала, что её начнут останавливать. Что Паша побежит следом, что я начну извиняться.
Но я сидела и спокойно резала огурец. Паша стоял и смотрел на мать тяжелым, взрослым взглядом.
— Я вызову тебе такси, мам, — тихо сказал он.
Право на мечту
Вечер прошел удивительно душевно. Без напряжения, без обязательных тостов «за щедрость хозяйки».
Мы пели песни под гитару, ели тети Валины пироги (они оказались чудесными), смеялись. Я впервые за много лет чувстовала себя на своем празднике не обслугой, а хозяйкой.
Тамара Петровна сдержала слово — ноги её у нас не было почти три месяца. Она звонила другим сыновьям, жаловалась на «подкаблучника Пашку» и невестку.
Но денег не просила — у братьев их просто нет в таком количестве, а кредит доверия исчерпан.
Потом она, конечно, объявилась. Сначала звонки про здоровье, потом просьбы привезти продукты. Мы привозим. Аптечное, еду. Но денег на руки больше не даем.
И, знаете, удивительное дело: самочувствие у неё наладилось, а список желаний сократился до реальных потребностей.
Вчера мы с Пашей заезжали в мотосалон. Он ходил вокруг того самого «японца», гладил хромированный бак, и глаза у него горели, как у мальчишки.
— Берем? — спросила я.
— Берем, — улыбнулся он и крепко сжал мою руку.
Я смотрела на него и думала: иногда, чтобы сохранить семью, нужно просто вовремя закрыть кассу.
Любовь, она ведь не продается. А то, что продается — это не любовь, а бытовой сервис. И за него я платить больше не намерена.
А вы смогли бы так? Выставить счет за хорошее отношение и закрыть «аттракцион щедрости», рискуя остаться плохой для всех? Или худой мир все-таки лучше доброй ссоры? Пишите, обсудим.
Как только свекровь узнала, что у меня есть квартира, она захотела, чтобы там жил ее старший сын