— Алиса, ты купила машину? Мирон мне вчера сказал.
Алиса прижала телефон к уху плечом и повернула ключ зажигания, чтобы заглушить двигатель. Голос свекрови звучал слишком бодро для восьми вечера.
— Да, Валерия Витальевна. Вчера забрала.
— Ну вот и замечательно. В новогоднюю ночь будешь нас возить по городу. Я с сестрой хотим объехать подруг, всех поздравить. Ты же теперь водитель в семье.
Алиса открыла рот, но слова застряли где-то в горле. Она посмотрела на руль, на новенькие чехлы на сиденьях, которые сама выбирала в магазине. Машину она покупала на свои деньги. Три года копила, отказывала себе в отпуске, в новой одежде, в походах с Кирой в кафе.
— Валерия Витальевна, у нас с Мироном свои планы на Новый год. Мы собирались к его другу Леше за город.
— К какому Леше? — свекровь говорила так, будто речь шла о каком-то постороннем человеке, а не о друге сына с детства. — Подруги важнее. Я уже всем сказала, что приедем. Решено.
— Но я не могу…
— Алиса, не выдумывай. Всего-то один вечер. Или тебе жалко?
В трубке раздались короткие гудки. Свекровь повесила, даже не дождавшись ответа.
Алиса сидела в машине еще минут пять, глядя в лобовое стекло. На улице стемнело, фонари отражались на мокром асфальте. Пятнадцатое декабря, а снега всё нет. Она сжала руль обеими руками, чувствуя, как внутри поднимается волна злости, которую она привычно пыталась задушить.
Когда она поднялась в квартиру, Мирон стоял на кухне и доставал из микроволновки тарелку с вчерашними пельменями.
— Привет, — он повернулся и улыбнулся. — Ну что, довольна? Машина нормально идет?
— Твоя мать звонила, — Алиса бросила ключи на тумбочку в прихожей громче, чем собиралась.
Улыбка на лице Мирона стала настороженной.
— И что она хотела?
— Сказала, что в новогоднюю ночь я буду возить ее с тетей Галиной по городу. По подругам. Даже не спросила, она просто приказала.
Мирон поставил тарелку на стол и потянулся к шкафу за вилкой. Движения его были медленными, будто он тянул время.
— Ну, мама иногда преувеличивает. Давай завтра разберемся. Она просто обрадовалась, что у тебя машина появилась.
— Мирон, нам нужно разобраться сейчас. Мы планировали к Леше. Ты сам две недели назад договаривался с ним.
— Алис, она уже спать легла наверное. Завтра позвоню. Да и какая разница, один вечер всего. Можем к Леше в другой раз съездить.
Алиса сняла куртку и повесила ее на крючок. Руки дрожали. Три года. Три года она жила с этим человеком, и каждый раз всё было одинаково. Мама сказала — значит, так и будет. Мама захотела — нужно выполнить. Мама обиделась — все бегут задабривать.
— Какая разница? Разница в том, что это моя машина, Мирон. Я купила ее на свои деньги. И у меня есть свои планы.
— Господи, Алиса, не устраивай драму из ничего. Это же моя мать. Она столько для меня сделала.
Он сел за стол и начал есть, не глядя на нее. Алиса стояла в дверях кухни и смотрела на его спину. На затылок, где волосы начали редеть. На старую футболку, которую он носил дома уже года два. На руки, которые механически несли вилку ко рту.
Она развернулась и пошла в комнату. Закрыла дверь. Села на кровать и достала телефон. Написала Кире: «Ты еще не спишь?»
Ответ пришел через секунду: «Не сплю. Что случилось?»
«Расскажу завтра на работе».
Алиса легла, не раздеваясь, и уставилась в потолок. Где-то в соседней квартире играла музыка. Кто-то громко смеялся. А у нее внутри была тишина, холодная и пустая.
На следующее утро она проснулась раньше будильника. Мирон уже ушел на работу — он начинал в семь, на мебельной фабрике смены были жесткие. На кухонном столе лежала записка: «Прости за вчера. Люблю».
Алиса скомкала бумажку и выбросила в ведро.
На работу она приехала на пятнадцать минут раньше обычного. Кира уже сидела за своим столом, раскладывала какие-то документы. Увидев Алису, она сразу отложила бумаги.
— Рассказывай.
Алиса села напротив и пересказала вчерашний разговор. И со свекровью, и с мужем. Кира слушала, не перебивая, но лицо ее становилось всё жестче.
— Алис, если ты сейчас согласишься, всё. Конец. Она из тебя личного шофера сделает. Сегодня подруг покатать, завтра в магазин за продуктами, послезавтра к врачу. Ты же понимаешь?
— Понимаю. Но я не хочу конфликта. Мирон и так нервничает. У него на работе сейчас аврал, премию обещали к Новому году, если план выполнят.
Кира фыркнула.
— План. Премия. А ты что, не работаешь? У тебя план в торговой компании не меньше его. Только ты не прикрываешься работой, когда надо решить семейный вопрос.
Алиса молчала. Кира была права. Она всегда была права в таких вещах. У нее самой муж и двое детей, но Кира никогда не давала собой помешивать. Может, потому что ее Игорь с самого начала понял — эта женщина не будет терпеть неуважение.
— Тогда что мне делать?
— Поставить границы. Жестко. Сказать свекрови, что ты не поедешь, и точка. И чтобы Мирон тебя поддержал. Пусть сам позвонит матери и скажет, что у вас свои планы.
— Он не позвонит.
— Тогда у тебя проблема не со свекровью, Алис. У тебя проблема с мужем.
***
Следующие два дня прошли в напряженном ожидании. Алиса надеялась, что Валерия Витальевна забудет о своем требовании или хотя бы сама позвонит обсудить детали. Но звонка не было.
Семнадцатого декабря, в субботу, свекровь приехала сама.
Алиса открыла дверь и обнаружила на пороге Валерию Витальевну с большим пакетом в руках. На ней была новая дубленка, волосы аккуратно уложены, губы накрашены яркой помадой.
— Здравствуй, Алисочка. Мирон дома?
— Он в душе. Проходите.
Валерия Витальевна прошла в квартиру, сняла дубленку и повесила ее на вешалку. Движения ее были хозяйскими, уверенными. Она здесь бывала раз в неделю минимум, и каждый раз вела себя так, будто это ее квартира, а не молодых.
— Я тут подумала, раз у тебя теперь машина, нужно салон беречь. Купила коврики новые, хорошие, резиновые. Чтобы грязь не въедалась, когда нас будешь возить.
Она достала из пакета комплект черных ковриков и положила на стол. Алиса смотрела на них и чувствовала, как внутри всё сжимается.
— Валерия Витальевна, нам нужно поговорить. Про Новый год.
— А что говорить? Я уже составила маршрут. — Свекровь достала из сумочки листок, исписанный мелким почерком. — Смотри, сначала заедем за Галиной, она на Северной живет. Потом к Тамаре Семеновне, она рядом с вокзалом. Дальше к Людмиле, у нее дом на окраине. Потом три адреса в центре. Часа на четыре езды будет. Выезжать нужно в десять вечера, чтобы до двенадцати всех успеть. Ты же знаешь, как важно поздравить людей вовремя.
Алиса взяла листок. Адреса были написаны четко, с указанием улиц и номеров домов. Даже примерное время на каждый визит посчитано. Валерия Витальевна явно потратила не один час на составление этого плана.
— Валерия Витальевна, мы с Мироном планировали поехать к его другу за город. Я не смогу вас возить.
Свекровь смотрела на нее несколько секунд молча. Потом улыбнулась, но улыбка эта была холодной.
— К какому другу? К Леше? Он что, важнее родной матери? Алиса, я не понимаю. Это же один вечер. Или ты не считаешь нас родными людьми?
— Считаю, но…
— Никаких но. Мирон! — свекровь повысила голос. — Мирон, выйди сюда!
Из ванной вышел Мирон, вытирая голову полотенцем. Увидев мать, он растерялся.
— Мам? Ты когда приехала?
— Только что. Вот, привезла коврики Алисе в машину. И обсуждаем наши новогодние планы. Она мне тут говорит, что не может нас покатать. Что вы к какому-то Леше собрались.
Мирон посмотрел на Алису. В его глазах была мольба. Не поднимай эту тему. Не сейчас. Давай потом разберемся.
— Мам, мы действительно собирались к Леше. Но можем перенести, наверное.
— Вот видишь, — Валерия Витальевна повернулась к Алисе с торжеством. — Мирон всё понимает. Он знает, что семья важнее всего.
Алиса молчала. Она не доверяла себе сейчас говорить. Если откроет рот, наговорит такого, что потом не разгребешь. Мирон стоял между ними, дергал полотенце в руках, и было видно, что ему хочется провалиться сквозь землю.
— Ну вот и договорились, — свекровь взяла свою сумочку. — Алиса, перезвони мне завтра, обсудим детали. А пока изучи маршрут. И коврики положи в машину, не забудь.
Она ушла, оставив за собой шлейф дорогих духов и ощущение катастрофы.
Мирон закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
— Алис…
— Не надо.
— Послушай, давай просто один раз сделаем, как она хочет. К Леше правда в другой раз можем съездить. Он не обидится.
— Это не про Лешу, Мирон. Ты правда не понимаешь?
— Понимаю, что ты не хочешь возить маму. Но она же просит. Один раз.
Алиса прошла на кухню, налила себе воды из фильтра. Пила медленно, пытаясь успокоиться. Мирон зашел следом, стоял в дверях.
— Твоя мать не просит, Мирон. Она требует. Она приказывает. Она даже не спросила, удобно ли мне, есть ли у меня свои планы. Она просто решила, что я теперь личный водитель, и точка.
— Ну, может, она не так выразилась. Мама у меня прямолинейная.
— Она соврала про тетю Галину.
Мирон нахмурился.
— Как соврала?
— Галина мне позвонила позавчера. Извинялась. Сказала, что ничего не знала про новогодние поездки и вообще никуда не собирается, у нее внуки приедут.
Лицо Мирона стало виноватым.
— Может, мама просто ошиблась. Или планы у Галины поменялись.
— Мирон, перестань. Твоя мать специально использовала сестру как прикрытие. Ей просто хочется покрасоваться перед подругами. Смотрите, какая у меня невестка удобная, на побегушках.
— Алиса, ты преувеличиваешь.
— Я три года терплю ее выходки. Три года делаю вид, что мне нормально, когда она приходит сюда без предупреждения, раскладывает вещи в шкафах, говорит, что я неправильно готовлю, неправильно убираюсь, неправильно одеваюсь. Ты всегда на ее стороне.
— Я не на ее стороне. Просто не хочу конфликтов.
— А обо мне ты подумал? Мне, значит, можно конфликтовать с твоей матерью, а ты будешь в сторонке стоять?
Мирон устало провел рукой по лицу.
— Господи, Алиса. Это же моя мать. Она меня родила, вырастила. Ты могла бы проявить хоть немного уважения.
Алиса поставила стакан на стол.
— А ко мне кто-нибудь уважение проявит?
Она вышла из кухни, взяла куртку и сумку.
— Ты куда? — Мирон выскочил в прихожую.
— Пройдусь. Мне нужно проветриться.
Дверь за ней закрылась тихо, но в ушах у Мирона она грохнула как взрыв.
***
Алиса шла по вечернему городу, не разбирая дороги. Ноги сами несли ее куда-то вперед, мимо светящихся витрин, мимо нарядных елок, мимо людей с пакетами подарков. Все вокруг готовились к празднику, а у нее внутри была пустота.
Она достала телефон и набрала Кире.
— Алис? Что случилось?
— Она приезжала. Привезла коврики в машину. Специальные, резиновые, чтобы я их не испачкала, когда буду ее возить.
— Что? — в голосе Киры прорезалось возмущение. — Она серьезно?
— Абсолютно. Еще и маршрут составила. По минутам расписала. И Мирон опять встал на ее сторону. Сказал, что я должна проявить уважение к его матери.
— А он к тебе уважение проявлять не собирается?
— Видимо, нет.
Кира помолчала.
— Слушай, приезжай к нам. Игорь детей спать укладывает, посидим, поговорим нормально.
— Спасибо, Кир. Но я пойду домой. Мне нужно это решить. Сейчас.
Она развернулась и пошла обратно. С каждым шагом внутри крепла уверенность. Она три года жила в этом браке, подстраиваясь, сглаживая углы, делая вид, что всё нормально. Но ничего не было нормально. И если она сейчас уступит, дальше будет только хуже.
Мирон сидел на кухне, когда она вернулась. Перед ним стояла кружка с остывшим чаем.
— Алис, послушай…
— Нет, ты послушай. — Алиса села напротив и посмотрела ему в глаза. — Я не поеду никуда в новогоднюю ночь. И ты должен позвонить матери и сказать ей об этом. Сказать, что мы едем к Леше, как планировали.
Мирон побледнел.
— Ты понимаешь, что будет? Она обидится. На всю жизнь обидится.
— Пусть обижается.
— Алиса, как ты можешь так говорить? Это моя мать!
— И я твоя жена. Три года твоя жена. Или это ничего не значит?
Мирон встал, прошелся по кухне.
— Ты ставишь меня перед выбором.
— Нет, Мирон. Это не я ставлю. Твоя мать ставит перед выбором каждый раз, когда лезет в нашу жизнь. А ты годами отказывался выбирать. Прятался за фразами про семью и уважение. Но вопрос простой — с кем ты? С женой или с мамой?
Он опустился на стул, сжал голову руками.
— Зачем ты меня заставляешь? Я люблю вас обеих.
— Любовь — это не только слова, Мирон. Это поступки. Это когда ты встаешь рядом с человеком, когда ему трудно. А ты каждый раз сбегаешь.
— Я не сбегаю…
— Сбегаешь. И сейчас тоже собираешься сбежать. Скажешь, что позвонишь завтра, что разберешься потом, что надо подумать. А завтра найдешь новую отговорку. И так до бесконечности.
Мирон молчал. Алиса видела, как у него дергается скула, как пальцы сжимают кружку до побеления костяшек.
— Хорошо, — выдавил он наконец. — Хорошо, я позвоню.
На следующий день, двадцать третьего декабря, Мирон набрал номер матери после работы. Алиса была дома, слышала разговор из комнаты.
— Мам, слушай… Это насчет Нового года… Алиса не сможет… Ну, у нее дела… Нет, нет, конечно, я понимаю… Может, я возьму твою машину и отвезу тебя? Мам, не надо кричать… Мам…
Он положил трубку и вышел из кухни с виноватым лицом.
— Ну вот. Я попытался.
Алиса смотрела на него и вдруг всё поняла. Он не встал на ее сторону. Он попытался найти компромисс. Решение, которое устроит всех. Кроме нее.
— Ты сказал, что у меня дела? — спросила она тихо.
— Ну… я не знал, что еще сказать.
— Ты мог сказать правду. Что мы едем к Леше. Что у нас свои планы. Что ты поддерживаешь свою жену.
— Алиса, я же предложил ей альтернативу. Я сам готов ее отвезти.
— На моей машине?
Мирон замолчал.
— Ты хотел взять мою машину и отвезти свою мать по подругам, чтобы ей было удобно. А я что, должна была дома сидеть и ждать?
— Я думал, мы к Леше на твоей машине поедем…
— Серьезно? И когда ты собирался мне об этом сказать?
Он не ответил. Алиса развернулась и пошла в комнату. Села на кровать и поняла, что больше не злится. Внутри была какая-то странная пустота и ясность одновременно.
Утром двадцать четвертого декабря она собиралась на работу, когда в дверь позвонили. Резко, настойчиво. Мирон уже ушел час назад.
Алиса открыла дверь и увидела Валерию Витальевну. Лицо свекрови было красным от гнева.
— Ты! — она прошла в квартиру, не снимая обуви. — Ты разлучница! Ты отбираешь у меня сына!
— Валерия Витальевна, успокойтесь…
— Я не буду успокаиваться! Я всю жизнь на Мирона положила! Всю жизнь! А ты приходишь и всё рушишь! Я знала, что ты плохая! С первого дня знала!
Алиса смотрела на эту женщину, на ее перекошенное лицо, на трясущиеся руки, и вдруг перестала бояться. Просто перестала. Три года она ходила на цыпочках, боялась сказать лишнее слово, старалась угодить. И что это дало?
— Валерия Витальевна, — сказала она спокойно и твердо. — Я купила машину на свои деньги. Деньги, которые копила три года. Я не ваш водитель и не ваша прислуга. И если вы хотите сохранить отношения с сыном, вам нужно научиться уважать его жену.
Свекровь смотрела на нее с таким изумлением, будто мебель вдруг заговорила человеческим голосом.
— Как ты смеешь?! Как ты смеешь так со мной разговаривать?!
— Я имею право разговаривать так с человеком, который входит в мою квартиру без приглашения и оскорбляет меня.
— Твою квартиру? Это квартира моего сына! Я вложила деньги в первый взнос!
— Что не дает вам права приходить сюда когда вздумается и диктовать мне, как жить.
Валерия Витальевна схватила свою сумку.
— Я никогда тебя не прощу! Никогда! Ты пожалеешь об этом разговоре!
Дверь хлопнула так, что задрожали стекла.
Алиса осталась стоять в прихожей. Руки дрожали, сердце колотилось, но внутри было странное спокойствие. Она сделала то, чего избегала три года. Сказала правду.
Вечером, когда Мирон вернулся с работы, его лицо было бледным и несчастным.
— Мать звонила. Рыдала. Сказала, что ты ее оскорбила, выгнала из дома, накричала на нее.
— Я не кричала. И не выгоняла. Просто сказала правду.
— Какую правду? Что ты не будешь ее возить? Господи, Алиса, из-за одной поездки такой скандал!
— Это не из-за поездки, и ты это прекрасно понимаешь.
Мирон сел на диван, опустил голову.
— Она моя мать… Я не могу с ней не общаться…
— И не надо. Общайся. Но я больше не буду терпеть хамство. Ни от нее, ни от кого. И если ты не можешь меня защитить, мне нужно подумать о нашем браке.
Он поднял на нее глаза.
— Ты о чем?
— О том, что я устала быть одна в этих отношениях. Я устала делать вид, что всё нормально. Я устала подстраиваться под всех, кроме себя.
— Алиса, не говори глупости…
— Это не глупости. Это моя жизнь. И я имею право прожить ее с достоинством.
Следующие дни они почти не разговаривали. Мирон уходил рано утром, возвращался поздно вечером. Сказал, что на работе аврал перед праздниками. Но Алиса знала — он просто избегал ее. Или избегал выбора.
Каждый вечер он ездил к матери. Приезжал за полночь, ложился на диван в зале. Алиса слышала, как он ворочается, вздыхает, но не выходила к нему.
Тридцать первого декабря утром она проснулась от того, что Мирон собирает вещи в пакет.
— Ты куда? — спросила она.
— К матери. Встречу с ней Новый год.
— Хорошо.
Он остановился, посмотрел на нее.
— Хорошо? И всё?
— А что я должна сказать?
— Не знаю… Попытаться меня остановить? Попросить остаться?
Алиса села на кровати.
— Зачем? Ты уже решил. Как всегда, ты выбрал мать. И это твой выбор, Мирон. Я не буду тебя удерживать.
— Значит, тебе всё равно?
— Нет. Мне не всё равно. Мне больно. Но я не собираюсь унижаться и выпрашивать твое внимание.
Он постоял еще минуту, потом развернулся и ушел.
Алиса осталась сидеть на кровати. В квартире было тихо. За окном шел мокрый снег. Она взяла телефон и написала Кире: «Он ушел к матери».
Ответ пришел сразу: «Приезжай к нам. У нас весело будет, дети елку наряжают».
Алиса посмотрела на экран и подумала. Нет. Она не поедет. Она останется здесь, в своей квартире, в своей жизни. Потому что если она сейчас убежит, это будет значить, что она проиграла.
Вечером она достала из холодильника продукты, приготовила себе ужин. Не праздничный, обычный. Включила телевизор, посмотрела старую комедию. В одиннадцать пятьдесят девять встала с бокалом сока у окна и встретила Новый год одна.
В полночь пришло сообщение от Мирона: «Прости».
Она не ответила.
Первого января утром Алиса собрала сумку. Документы, ноутбук, несколько вещей. Мирона всё еще не было. Она прошлась по квартире, посмотрела на фотографии на стенах. Их свадьба. Их совместные поездки. Их счастливые лица.
Когда-то это было правдой. Но что-то сломалось. Может, давно, может, только сейчас. Но факт оставался фактом — они больше не пара. Они два человека, которые тянут одеяло каждый на себя. Только она больше не хотела это одеяло.
Она написала записку: «Приеду за остальными вещами через неделю. Не звони».
На улице было морозно и солнечно. Алиса села в свою машину, завела двигатель. На заднем сиденье лежали те самые коврики от Валерии Витальевны. Она достала их и выбросила в урну возле подъезда.
Мирон вернулся второго января вечером. Квартира встретила его тишиной. На кухонном столе лежала записка. Он прочитал ее и сел, прямо на пол, прислонившись спиной к шкафу.
Третьего января ему позвонила мать.
— Ну что, она ушла? Я же говорила, что она тебе не пара. Хорошо, что так вышло. Теперь найдешь нормальную девушку.
Мирон молчал.
— Мирон? Ты слышишь меня?
— Слышу, мам.
— Ну так приезжай, я тебе суп сварила. Поешь нормально.
— Не надо. Я на работу завтра.
Он положил трубку и стал смотреть в окно. На улице дети играли в снежки, смеялись. А у него внутри было пусто.
Пятого января позвонила Валерия Витальевна снова.
— Мирон, ты же понимаешь, что это к лучшему? Она тебе не подходила. Я с самого начала видела.
— Мам…
— Слушай, я тут познакомилась с одной милой девушкой, дочка Тамары Семеновны. Приличная, работящая. Хочешь, познакомлю?
— Нет.
— Почему нет? Нужно жизнь начинать заново. Не можешь же ты вечно горевать по этой…
— Мам, прости. Мне нужно идти.
Он опять повесил трубку.
Седьмого января Алиса приехала за вещами. Она предупредила, что будет днем, когда Мирона нет дома. Но он взял выходной и ждал ее.
Когда она открыла дверь своим ключом, он стоял в прихожей.
— Привет, — сказал он.
— Привет.
Они смотрели друг на друга. Алиса похудела, под глазами темные круги. Мирон тоже выглядел неважно — щетина в несколько дней, мятая футболка.
— Мне нужно забрать вещи, — сказала она.
— Я знаю. Я сложил их в пакеты. В комнате.
— Спасибо.
Она прошла мимо него. Он услышал, как она открывает шкаф, что-то перекладывает. Потом вышла с двумя большими сумками.
— Это всё?
— Пока да. Остальное заберу позже.
Они снова молчали. Мирон смотрел на ее руки, на обручальное кольцо. Оно всё еще было на месте.
— Алиса… Может, мы поговорим?
— О чем, Мирон?
— О нас. О том, что произошло. Я хочу всё исправить.
Она поставила сумки на пол.
— Исправить? Как? Ты позвонишь матери и скажешь, что она не права? Скажешь, что она не имеет права лезть в нашу жизнь? Или ты опять попытаешься найти компромисс, который устроит всех, кроме меня?
— Я… я не знаю. Но я хочу попытаться.
— Знаешь, — Алиса взяла сумки, — три года назад я бы этому поверила. Год назад, может, тоже. Но сейчас уже нет. Ты сделал свой выбор в новогоднюю ночь. Ты выбрал мать. И это нормально, это твое право. Но я тоже делаю выбор. Я выбираю себя.
— Алиса, подожди…
Она остановилась у двери.
— Мирон, я устала. Я устала быть той, кто всегда подстраивается. Кто всегда уступает. Кто всегда виноват. Мне двадцать восемь лет, и я не хочу провести еще двадцать восемь в постоянном ожидании, когда же ты наконец станешь мужем, а не сыном.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя любила. Но любви недостаточно, когда нет уважения.
Дверь за ней закрылась тихо.
Мирон остался стоять в пустой прихожей. Достал телефон, хотел написать. Но что? «Вернись»? «Прости»? «Давай попробуем еще раз»? Все эти слова были пустыми, он это понимал.
Он сел на диван и сидел так до вечера, пока не стемнело. Потом позвонила мать.
— Мирон, я тут думала. Может, продашь эту квартиру? Зачем тебе такая большая одному? Купишь поменьше, а на разницу ремонт сделаешь. Я тебе помогу всё организовать.
Он слушал ее голос и вдруг понял. Алиса была права. Всю жизнь он делал то, что хотела мать. Учился там, где она сказала. Работал на той работе, которую она одобрила. Женился на девушке, которую мать сочла подходящей — правда, потом быстро разонравившейся. И вот результат — ему тридцать, он один, и единственный человек, который был рядом, ушел. Потому что он не смог быть мужчиной. Не смог встать и сказать «нет».
— Мам, — прервал он ее. — Мне нужно идти.
— Куда идти? Уже восемь вечера.
— Просто идти. Прогуляться.
— В такой мороз? Ты заболеешь. Лучше приезжай ко мне, я тебе…
Он положил трубку, не дослушав.
Десятого января Алисе позвонила Валерия Витальевна.
— Алиса? Это Валерия Витальевна.
— Слушаю вас.
— Мирон мне сказал, что ты съезжаешь. Наконец-то ты приняла правильное решение. Ты ему не подходишь, я это сразу поняла.
Алиса молчала. В трубке продолжался уверенный голос свекрови:
— Он теперь снова свободен. И будет жить нормально, без твоих капризов. Он мой сын, и я лучше знаю, что ему нужно.
— Валерия Витальевна, — сказала Алиса спокойно. — Вы вырастили мужчину, который боится вас больше, чем любит свою жену. Вы сделали из него зависимого человека, который не может принять ни одного решения без вашего одобрения. Я правда надеюсь, что вы довольны результатом. Потому что теперь он снова ваш. Полностью. Удачи вам обоим.
Она отключила телефон и заблокировала номер.
Кира сидела рядом, пила кофе.
— Ну как, полегчало?
— Немного, — Алиса улыбнулась слабо. — Знаешь, я думала, будет страшно. Остаться одной, начинать всё заново. Но на самом деле я чувствую облегчение.
— Это нормально. Ты три года жила не своей жизнью.
— Да. И знаешь, что самое странное? Я жалею не о том, что ушла. Я жалею, что не сделала это раньше.
Они посидели в тишине. За окном шел снег, медленно и красиво. Начинался новый год. Новая жизнь.
— Как думаешь, — спросила Кира, — он поймет когда-нибудь?
— Не знаю, — Алиса пожала плечами. — Это уже не моя забота.
Через две недели Алиса нашла съемную квартиру. Небольшую, однушку на окраине, но свою. Она въезжала туда с двумя чемоданами и ощущением, что начинается что-то новое.
В первый вечер она сидела на полу — мебели еще не было — и смотрела в окно. Город сверкал огнями. Где-то там жил Мирон. Где-то там его мать торжествовала победу. Но это был их мир. А у нее теперь был свой.
Телефон завибрировал. Сообщение от Мирона: «Ты серьезно? Ты правда не вернешься?»
Алиса посмотрела на экран и положила телефон обратно, не отвечая. Она потеряла брак. Потеряла три года жизни. Потеряла иллюзию семьи.
Но она обрела себя. И это было важнее всего.
Она встала, подошла к окну и распахнула его. Морозный воздух ударил в лицо, свежий и резкий. Алиса глубоко вдохнула и улыбнулась.
Впереди была целая жизнь. Ее жизнь. Без компромиссов, без унижений, без постоянной борьбы за право просто быть собой.
И это было только начало.
Особенный подарок для свекрови и мужа