Я посмотрела на экран смартфона. 30 декабря, 14:15. За окном лениво падал мокрый московский снег, превращаясь на асфальте в серую кашу.
В моей квартире пахло свежемолотым кофе и немножко — хвоей. В углу стояла небольшая ёлка, которую я нарядила вчера под старое кино — скромно и со вкусом.
— Ира, — я сделала глоток, наслаждаясь тишиной своей кухни. — А вы, собственно, куда едете?
— Ну ты даёшь, мать! — хохотнула трубка, и я услышала вдали детский визг и чей-то басистый смех. — На дачу, конечно! К нам! Мы решили: чего в городе киснуть? Салаты везём, Вадик фейерверки купил. Ты давай там, баньку подготовь потихоньку. Мы ж с детьми, чтоб дом прогретый был.
«К нам»
Это короткое местоимение резало слух уже третий год, с тех пор как не стало моего мужа, Ириного брата.
Дача — добротный, но требующий вечного ухода дом из бруса. Она досталась мне от моих родителей. Не от мужа. Но для Ирины это был «наш семейный очаг», где она имела пожизненный абонемент на отдых.
— Ир, — я говорила спокойно, чувствуя, как напряжение внутри отпускает. — Меня нет на даче.
В трубке повисла пауза. Слышно было только шуршание шин и радио в их машине.
— В смысле нет? — голос золовки потерял праздничную звонкость и приобрел стальные нотки, которые я так хорошо знала. — А где ты? Мы же договаривались, что Новый год — семейный праздник.
— Мы не договаривались, Ира. Ты меня перед фактом поставила. Я дома. В Москве.
— Так, — она явно соображала, перестраивая планы на ходу. — Ну ладно. Плохо, конечно, что дом холодный. Но у тебя же там ключи под крыльцом всегда в банке, мы знаем. Вадик печку растопит, не маленькие. Ты тогда давай, собирайся, прыгай в такси или на электричку. Мы тебя ждём. Негоже одной сидеть.
Она даже не спрашивала. Она распоряжалась.
Как распоряжалась моим временем прошлым летом, когда привезла троих племянников и оставила их на две недели («Лен, ну тебе ж на свежем воздухе всё равно делать нечего, а у меня отчёт горит»).
Как распоряжалась моими деньгами, когда я молча оплачивала счета за электричество после их зимних наездов, потому что «ой, мы забыли показания снять, потом сочтёмся».
Ни разу не сочлись.
Линия невозврата
— Ира, не надо ехать, — сказала я, глядя, как снежинка тает на стекле. — Поворачивайте назад.
— Ты чего, Лен? С ума сошла? У нас полные багажники еды! Дети настроились! Вадик устал, ему за руль нельзя обратно. Не дури. Всё, связь пропадает, скоро будем. Ключи под крыльцом, я помню!
Она отключилась.
Я отложила телефон и посмотрела на свои руки. Спокойные. А ведь еще год назад после такого разговора я бы уже металась по квартире, собирая сумку, вызывала бы такси, чтобы успеть прогреть дом к приезду «дорогих гостей».
Чтобы не обидеть. Чтобы быть хорошей.
Вы же знаете это чувство? Когда всё внутри протестует, а губы сами растягиваются в улыбке: «Конечно, приезжайте, я как раз пирог испекла».
Мы, женщины нашего поколения, воспитаны быть удобными. Нас учили, что «худой мир лучше доброй ссоры».
Но иногда жизнь подбрасывает ситуацию, когда выбирать приходится: либо они сядут тебе на шею окончательно, либо ты вспомнишь, что у тебя есть характер.
Я встала, подошла к секретеру и достала папку. Сверху лежал договор от 23 декабря.
Неделю назад я продала дачу.
Продала быстро, мужчине, который искал уединения.
Я не сказала Ирине ни слова. Я знала: скажи я о продаже, тут же налетит вся родня. Начались бы крики про «память предков», про «как ты можешь лишать детей воздуха», про «это же и Володино тоже».
Они бы сорвали сделку. Они бы заставили меня чувствовать себя виноватой.
А мне просто нужны были деньги. Моя зарплата корректора и скромная пенсия не позволяли содержать двести квадратных метров, которые требовали то ремонта крыши, то замены котла. Я устала быть сторожем чужого отдыха за свой счёт.
Я посмотрела на часы. У меня был час, чтобы решить: выключить телефон или принять схватку.
Новый хозяин
Этот час я провела в странном оцепенении. Я представляла их дорогу. Вот они проезжают поворот. Вот Вадик, муж Ирины, шутит свои привычные шутки. Вот дети в предвкушении свободы.
Они едут в дом, который уже неделю как чужая крепость.
Новый хозяин, Олег Петрович, отставник, показался мне человеком жестким, но справедливым. При осмотре дома он спросил про забор.
— Не люблю гостей, — коротко бросил он, подписывая акт. — У меня собака серьезная. Мне тишина нужна.
Я тогда честно предупредила:
— Могут родственники по старой памяти нагрянуть.
Он лишь усмехнулся:
— Это уже моя забота, Елена Сергеевна. Частная собственность есть частная собственность.
И вот теперь две машины, набитые салатами и уверенностью в собственной правоте, подъезжали к его воротам.
Телефон ожил ровно через час пятнадцать. Звонила Ирина.
Я выдохнула, расправила плечи и ответила.
— Лена! — в трубке стоял не просто крик, это был визг, смешанный с лаем крупной собаки и мужским басом на заднем плане. — Лена, что происходит?!
— Что случилось, Ира? — мой голос прозвучал ровно.
— Ключей нет! Замки другие! Мы стали стучать, а там… там мужик какой-то вышел! В форме! С огромным псом! Он говорит, что это его дом! Лена, он странный какой-то! Вызывай наряд, мы боимся выходить из машин!
— Он не странный, Ира, — сказала я, глядя на своё отражение в темном окне.
— А кто?! Кто это?! Почему он не пускает нас в НАШ дом?!
— Потому что это больше не наш дом. Я его продала.
Тишина в трубке была такой плотной, что мне показалось, я слышу, как у Ирины в голове со скрежетом поворачиваются мысли, пытаясь осознать услышанное. На заднем фоне продолжал надрываться пес.
— Что?.. — выдохнула она. — Как продала? Кому? А мы?..
— А вы, Ира, стоите перед чужими воротами. И я бы посоветовала вам уехать, пока Олег Петрович не выпустил собаку из вольера. Он человек строгий, шуток не любит.
— Ты… ты… — Ирина задыхалась. — Ты не могла! Мы же с детьми! У нас полный багажник продуктов! Куда мы теперь?! Тридцатое декабря! Ленка, ты бессовестная! Ты хоть понимаешь, что ты наделала?! Мы же родня!
— Родня, — повторила я. — Которая даже не удосужилась спросить, можно ли приехать.
— Да как можно спрашивать?! Это же всегда было общее! Володино! Ты просто лишила нас праздника! Выходи сейчас же на связь, скажи этому… человеку, что мы свои! Пусть пустит хотя бы переночевать!
В этот момент я поняла: если я сейчас проявлю слабость, если попрошу нового хозяина (хотя какое я имею право?), или пущу их в свою московскую квартиру — всё вернется. Я снова стану удобной Ленкой.
А дальше случилось то, чего я и ждала, и опасалась одновременно.
В трубке послышался глухой стук — видимо, кто-то начал колотить в железные ворота. И тут же — рык, от которого даже через телефон стало неуютно. И голос нового хозяина:
— Считаю до трех. Потом открываю калитку. Раз…
«Бесплатный вариант закрылся»
— Два… — донеслось из динамика. Голос Олега Петровича звучал буднично, как у контролера в электричке.
— Вадик! В машину! Быстро! — крикнула Ирина.
Послышался звук, с которым захлопываются тяжелые двери внедорожника, потом приглушенный детский плач и какие-то непечатные слова Вадика, уже из салона.
Пёс залаял — гулко, басовито, так лают звери, точно знающие границы своей территории.
— Ленка, ты за это ответишь! — голос золовки дрожал, но теперь уже не от наглости, а от испуга и злости. — Ты нас выставила на мороз! Мы же замерзнем!
— У вас в машинах климат-контроль, Ира, — сказала я, отходя от окна и садясь в любимое кресло. Ноги вдруг стали тяжелыми, как после долгой пробежки. — И до Москвы ехать час. Не придумывай драму там, где её нет.
— Мы не поедем в Москву! У нас настроение испорчено! Мы хотели праздник! Куда нам девать три ящика еды?!
Это было удивительно.
Даже сейчас, сидя в запертой машине перед чужими воротами, она думала не о том, что нарушила все мыслимые границы, а о том, куда девать салаты.
— Слушай внимательно, — я перебила её. — На 45-м километре, перед развязкой, есть гостиница «Уют». Я сейчас скину тебе точку на карте. Там есть сауна и мангальная зона. Номера свободные должны быть.
— Гостиница?! — она поперхнулась воздухом. — Ты предлагаешь нам встречать Новый год в придорожном отеле за свои деньги?!
— Я предлагаю вам варианты. Бесплатный вариант «Дача» закрылся. Навсегда.
— Я тебя не прощу, Ленка. Ты предательница. Ты продала память о Володе за копейки!
— Я продала стены, которые тянули из меня силы, Ира. А память о Володе — она у меня в сердце, а не в старых досках. И да, деньги за дом — это моя подушка безопасности. Которую вы с Вадиком, кстати, так и не вернули, когда брали у нас на машину пять лет назад.
В трубке повисла тишина. Про тот долг в семье было принято «тактично молчать», делая вид, что всё давно забыто.
— Да пошла ты, — бросила она. — Больше не звони нам. Знать тебя не хотим.
— С наступающим, — сказала я и нажала красный кружок.
Затем зашла в настройки контакта «Ирина Золовка» и выбрала пункт «Заблокировать». Следом в черный список отправился номер Вадика.
Смена замков
В квартире стало тихо. Только тикали часы на стене да шипели пузырьки в бокале с минеральной водой.
Я сидела и ждала, когда меня накроет чувство вины. Нас же так учили мамы и бабушки: «Сам погибай, а товарища выручай», «Родня — это святое». Я прислушалась к себе. Где оно, это жгучее чувство стыда за то, что «сироток» обидела?
Его не было.
Вместо него было странное, забытое ощущение легкости.
Я снова открыла папку с документами. Выписка со счёта. Сумма с шестью нулями. Это не просто цифры. Это моя свобода.
Это вариант поехать в санаторий в Кисловодск не «по социальной путевке» в слякотном ноябре, а в мае, когда цветут сады. Заняться здоровьем в хорошей клинике, без очередей и талончиков.
Можно купить маленькую студию у моря. В Светлогорске или Зеленоградске. Я давно смотрела объявления. Там сосны, дюны и холодное, строгое море, которое успокаивает нервы лучше любого лекарства.
И самое главное — адреса этой студии не будет знать никто.
Телефон звякнул. Я вздрогнула, но это было сообщение от банка: «Начисление процентов по вкладу…».
Я подошла к окну. Снег всё так же падал на Москву, укрывая улицы чистым белым полотном.
Где-то там, на трассе, машина разворачивались в сторону гостиницы. Им придется заплатить за свой отдых. Впервые за много лет.
Жестоко ли я поступила? Возможно.
Справедливо? Да.
Иногда, чтобы вернуть себе свою жизнь, нужно просто сменить замки. И не только на дверях дачи, но и в собственной душе.
Я налила себе горячего чая с лимоном, включила гирлянду на ёлке и искренне улыбнулась своему отражению в тёмном стекле.
Новый год будет тихим. И он будет моим.
А как бы вы поступили на месте Елены? Стоило ли предупредить родню заранее, зная, что будет скандал, или такой «холодный душ» — единственное, что работает с наглецами?
– Света, а почему мы должны с вами делиться? – спросила Ася