– Танюш, ну какая шутка? Мама позвонила, плакала. У нее там в квартире ремонт соседи затеяли, перфоратор с утра до ночи, пыль, грохот. У человека давление, возраст. Куда ей деваться? Я не мог отказать родной матери, – Олег наконец поднял глаза, в которых читалась та самая виноватая мольба, которую Татьяна видела каждый раз, когда свекровь вмешивалась в их планы. – Она приедет второго января. И поживёт до конца месяца. Может, чуть дольше, пока у соседей самые шумные работы не закончатся.
Татьяна медленно опустилась на стул. Полотенце упало на колени. Внутри всё оборвалось. Январь. Её долгожданный, выстраданный январь. Она работала главным бухгалтером в крупной строительной фирме. Декабрь для неё был не месяцем предпраздничной суеты и выбора подарков, а адом из сверок, отчетов, инвентаризаций и нервных срывов начальства. Последние три недели она приходила домой только ночевать, мечтая лишь об одном: как второго января она выключит телефон, задернет шторы, достанет стопку книг, которые копила полгода, и будет наслаждаться тишиной. Абсолютной, звенящей тишиной.
– Олег, – голос Тани звучал предательски тихо. – Мы же договаривались. Ты обещал мне спокойный месяц. Я год пахала как проклятая. Я хочу просто лежать, смотреть фильмы, есть салаты и молчать. Молчать, понимаешь? А Валентина Петровна – это не тишина. Это громкоговоритель на ножках.
– Ну зачем ты так о маме? – поморщился муж, отправляя бутерброд в рот. – Она же помочь хочет. Готовить будет, убирать. Тебе же легче. Лежи себе, читай, а она пусть хозяйничает. Вы же две женщины, найдете общий язык.
Татьяна нервно рассмеялась. «Найдете общий язык». Она вспомнила прошлый визит Валентины Петровны. Это было полгода назад, всего на неделю. За эту неделю свекровь успела переставить мебель в гостиной («так по фэн-шую правильнее»), выбросить Танины любимые джинсы («они же драные, срам один»), и каждый вечер устраивала политинформацию за ужином, требуя полного внимания и согласия со своим мнением. Валентина Петровна была женщиной корпулентной, громкой и обладала неиссякаемой энергией асфальтоукладчика. Она не выносила закрытых дверей и молчания. Если Таня уходила в спальню, свекровь шла следом с вопросом: «Ты что, обиделась?». Если Таня читала, свекровь садилась рядом и начинала рассказывать содержание последней передачи про здоровье.
– Она не будет просто хозяйничать, Олег. Она будет воспитывать нас. Меня. Тебя. Кота. Она будет вставать в шесть утра и греметь кастрюлями, потому что «кто рано встает, тому Бог подает». Она будет комментировать каждый мой шаг. «Танюша, ты опять пьешь кофе? Это вредно для сосудов». «Танюша, почему ты не носишь тапочки? Застудишь придатки». Я не выдержу этого сейчас. У меня нет ресурса. Я просто сойду с ума.
– И что ты предлагаешь? – Олег начал раздражаться, его голос стал жестче. – Сказать матери: «Извини, подыхай там от головной боли под перфоратор, потому что Таня хочет книжку почитать»? Это эгоизм, Таня. Чистой воды эгоизм. У нас трешка, места всем хватит. Ты можешь вообще из комнаты не выходить, если так хочешь. Но мама приедет. Билет уже куплен, я подтвердил.
Татьяна посмотрела на мужа долгим, изучающим взглядом. За семь лет брака она привыкла к его мягкотелости. Олег был добрым, неплохим человеком, но совершенно не умел выстраивать границы с матерью. Для него слово мамы было законом, а любой дискомфорт Тани – «бабскими капризами», которые можно перетерпеть. Но сейчас он не просто нарушил их договоренность. Он украл у неё восстановление. Он обесценил её усталость.
– Значит, это решено? – уточнила она. – Ты не перезвонишь ей, не предложишь снять ей квартиру в тихом районе, не оплатишь санаторий? Ты приведешь её сюда, в наше личное пространство, на целый месяц?
– Санаторий дорого, а квартиру снимать – обидится. Скажет, брезгуем родной матерью. Да, решено. Она приезжает второго числа утренним поездом. И я прошу тебя, Таня, будь человеком. Встреть её нормально, улыбнись. Не надо вот этого твоего лица мученицы.
– Хорошо, – кивнула Татьяна. В её голове вдруг стало ясно и пусто, как в морозное утро. – Хорошо, Олег. Я тебя услышала.
Она встала и молча вышла из кухни.
– Ты куда? Чай пить не будешь? – крикнул ей вслед муж, явно обрадованный тем, что скандал вроде бы утих так быстро.
– Нет, я устала. Пойду спать.
Следующие два дня до Нового года прошли в странном затишье. Татьяна не устраивала сцен, не пилила мужа, вела себя подчеркнуто спокойно. Она готовила традиционный оливье, запекала буженину, наряжала елку. Олег, видя это, расслабился. Он решил, что жена смирилась, «перебесилась» и приняла мудрое женское решение потерпеть. Он даже стал необычайно ласков, пытаясь загладить вину: купил ей дорогие духи, сам пропылесосил квартиру.
Татьяна принимала всё это с легкой полуулыбкой. Но пока Олег смотрел телевизор, она сидела в телефоне, просматривая объявления на сайте аренды недвижимости. План созрел мгновенно, еще там, на кухне.
В новогоднюю ночь они чокнулись шампанским под бой курантов.
– За нас! – провозгласил Олег. – И за то, чтобы в новом году мы были терпимее и добрее друг к другу.
– За спокойствие, – тихо добавила Татьяна, делая глоток.
Первое января прошло в ленивой неге, доедании салатов и просмотре старых комедий. А второго января, в семь утра, зазвонил будильник Олега. Ему нужно было ехать на вокзал встречать Валентину Петровну.
– Танюш, ты встаешь? – шепотом спросил он, натягивая джинсы. – Надо бы к завтраку что-то горячее приготовить. Мама с поезда голодная будет. Сделай свои фирменные сырники, а? Она их любит, хоть и критикует творог.
– Да, конечно, – Татьяна открыла глаза. – Езжай, Олег. Я всё сделаю.
Как только дверь за мужем захлопнулась, Татьяна вскочила с кровати. Но не на кухню. Она достала из шкафа большой чемодан.
Вещи были собраны заранее и аккуратно спрятаны на антресолях и в дальних ящиках. Сейчас оставалось только сложить их. Одежда, косметика, ноутбук, стопка книг, любимый плед, зарядки. Она действовала быстро, четко, как солдат при сборах. Никаких лишних движений. Через сорок минут чемодан был застегнут, сумка собрана.
Она оделась, вызвала такси. Машина должна была приехать через пять минут.
Татьяна прошла на кухню. На столе, где Олег ожидал увидеть гору румяных сырников, она положила записку и связку ключей. Подумала секунду и положила рядом банковскую карту, которой они пользовались для общих расходов на продукты. «Пусть ни в чем себе не отказывают», – мстительно подумала она.
В прихожей она накинула пуховик, оглядела квартиру. Жалости не было. Было чувство невероятного облегчения, смешанного с азартом. Она не бежала, она выбирала себя.
Такси умчало её в другой район города, тихий, спальный, где в новостройке на двенадцатом этаже её ждала уютная, светлая однокомнатная квартира с панорамными окнами. Она сняла её на месяц. Дорого, да. Пришлось залезть в «заначку», которую копила на новую шубу. Но нервы стоили дороже любой норки.
Едва она успела разложить вещи в новом жилище и налить себе бокал вина (в десять утра, да, потому что отпуск!), как телефон взорвался звонком. На экране высветилось фото мужа.
Татьяна сделала глубокий вдох и ответила.
– Таня?! Ты где?! Мы пришли, а дома никого! И чемодана твоего нет! Что происходит? Нас ограбили? Или ты в магазин ушла с чемоданом?
Голос Олега срывался на фальцет. На заднем фоне слышался гулкий бас Валентины Петровны: «Что значит нет? Куда она делась? У меня давление скачет, а невестка испарилась!».
– Привет, Олег, – спокойно ответила Татьяна, выходя на балкон и глядя на заснеженный парк. – Меня не ограбили. Я переехала.
– В смысле… переехала? Куда? Зачем?
– Помнишь, я говорила, что хочу тишины и покоя в январе? Я поняла, что в одной квартире с твоей мамой это невозможно. Поэтому я решила освободить вам жилплощадь. Теперь никто никому не мешает. Мама может спокойно жить, не боясь меня потревожить, ты можешь наслаждаться общением с ней, а я буду отдыхать. Все в выигрыше.
– Таня, ты с ума сошла?! – заорал Олег. – Это демарш! Это детский сад! Мама тут стоит, за сердце держится! Как я ей это объясню? «Жена сбежала, потому что ты приехала»?
– Объясни как хочешь. Скажи, что меня отправили в срочную командировку. Или что я выиграла путевку в санаторий. Или скажи правду. Мне, честно говоря, все равно. Карту на продукты я оставила на столе. Сырников нет, извини, не успела. В холодильнике есть яйца, мама приготовит омлет, она это умеет лучше меня.
– Таня, вернись немедленно! Это позор! Что люди скажут? Праздники, семейное время, а мы врозь!
– Олег, я не вернусь. Квартира оплачена до конца января. Я приеду первого февраля, когда мама уедет. Не звони мне, пожалуйста, с претензиями. Звони, только если случится пожар или потоп. Всё, целую. Хорошего отдыха с мамой.
Она нажала «отбой» и отключила звук. Потом подумала и вовсе выключила телефон.
Первые три дня прошли в раю. Татьяна спала до обеда. Читала, лежа в ванне с пеной. Заказывала доставку еды – суши, пиццу, вок, всё то, что Валентина Петровна называла «гадостью и отравой». Смотрела сериалы до трех ночи. Никто не бубнил над ухом. Никто не переключал канал. Никто не спрашивал: «А что у нас на ужин?». Тишина была густой и сладкой, как мед.
На четвертый день она включила телефон. На неё посыпался град сообщений. Тридцать пропущенных от Олега. Пять от мамы (своей). Два от подруги Иры.
Она перезвонила маме.
– Доча, что у вас там стряслось? Олег звонил, жаловался, говорит, ты их бросила, ушла из дома, загуляла! Валентина там всем родственникам растрезвонила, что ты наркоманка или в секту попала.
Татьяна рассмеялась.
– Мам, успокойся. Я не загуляла. Я просто сняла квартиру. Валентина Петровна приехала на месяц. Ты же знаешь её. Я бы сдохла там. Я решила устроить себе отпуск.
– Ох, Танька… – вздохнула мама. – Ну ты даешь. Характер-то у тебя отцовский. А Олег что?
– А Олег пусть побудет примерным сыном. Он же так хотел маму принять. Вот пусть и принимает.
Потом она позвонила Олегу.
– Ну слава богу! Живая! – выдохнул муж в трубку. Голос у него был измученный. – Тань, хватит дурить. Возвращайся. Я тебя умоляю.
– Что случилось, любимый? Вы же так хорошо общались.
– Хорошо?! – Олег перешел на зловещий шепот. Видимо, прятался в ванной или на балконе. – Это ад, Таня. Ад! Она встает в пять тридцать! В пять тридцать, Таня! И начинает делать зарядку под радио. Громко топает. Потом она начинает готовить. Вчера она решила пожарить мойву. Вонь стояла такая, что я думал, соседи МЧС вызовут. Вся одежда провоняла рыбой.
– Ну, мойва – это полезно, фосфор, – ехидно заметила Татьяна.
– Не издевайся! Она перестирала все мои рубашки и погладила их… со стрелками на рукавах! На джинсовых рубашках, Таня! Я теперь как клоун. Она постоянно говорит, говорит, говорит. О соседях, о болячках, о том, что Пугачева уже не та, о ценах на гречку. Я не могу посмотреть хоккей – ей громко. Я не могу посидеть в туалете с телефоном – она стучит и спрашивает, не плохо ли мне.
– Бедненький, – в голосе Татьяны не было ни капли сочувствия. – Но ты же сам говорил: «Это мама, надо потерпеть, она хочет помочь». Вот она и помогает. Гладит, готовит.
– Таня, она меня пилит за тебя! Каждый час! «Какая у тебя жена плохая, сбежала, бросила, неряха, я заглянула под диван, там пыль». Я пытаюсь тебя защищать, она обижается, начинает плакать, хвататься за сердце, пить корвалол. Я уже пузырек корвалола выпил вместе с ней! Тань, я не вывожу. Я хочу на работу. Я первый раз в жизни хочу, чтобы праздники закончились и я пошел в офис!
– Ну, потерпи, Олежек. Она же старенькая. Одинокая. Ей внимание нужно.
– Тань, если ты вернешься, я клянусь, я сам буду готовить. Я буду убирать. Я буду её развлекать. Просто будь рядом! Мне нужен громоотвод!
– А, вот оно что. Тебе нужен не я, тебе нужен буфер. Щит, в который будут лететь все эти стрелы. Нет, дорогой. Я пас. Я в домике. Я сейчас пойду гулять в парк, потом зайду в кофейню, куплю круассан…
– Ненавижу тебя, – беззлобно и отчаянно простонал Олег.
– И я тебя люблю. Держись. Еще всего три недели.
Прошла еще неделя. Татьяна наслаждалась свободой. Она сходила на выставку, посетила спа-салон, перечитала всего Ремарка. Она чувствовала, как расправляются пружины внутри, как уходит хроническая усталость.
Однажды вечером, возвращаясь из кино, она решила заехать домой. Ей нужно было забрать зимние ботинки, которые она в спешке забыла, а на улице похолодало. Она не предупредила о визите.
Открыв дверь своим ключом, она сразу поняла: атмосфера в квартире накалена до предела. Пахло не рыбой, а валерьянкой и пригоревшей кашей. В прихожей стояли чужие сапоги, занимая половину коврика. На вешалке висело пальто Валентины Петровны размера «чехол на танк», придавившее куртку Олега.
В гостиной работал телевизор на такой громкости, что дрожали стекла. Шло какое-то ток-шоу, где все орали друг на друга.
Татьяна прошла в комнату. Валентина Петровна сидела в кресле Олега, положив ноги на пуфик (Танин любимый бархатный пуфик!), и лузгала семечки прямо в хрустальную вазочку для конфет.
Олег сидел на диване, ссутулившись, глядя в одну точку. Он выглядел похудевшим и каким-то серым. Под глазами залегли тени.
Увидев Татьяну, Олег подскочил, как будто увидел привидение или ангела-спасителя.
– Таня! Пришла!
Валентина Петровна медленно повернула голову.
– О, явилась не запылилась. Кукушка. Бросила мужа, бросила дом. Где шлялась? Стыд-то какой.
Татьяна спокойно улыбнулась, не снимая шапки.
– Добрый вечер, Валентина Петровна. И вам не хворать. Я не шлялась, я жила в тишине. Пришла за ботинками.
– За ботинками! – всплеснула руками свекровь. – А муж тут некормленый, неглаженый! Я, старая женщина, должна за твоим мужиком ходить! Полы мыть! А у тебя, между прочим, за шкафом паутина! Я отодвинула – чуть в обморок не упала!
– Зачем вы двигали шкаф? – искренне удивилась Татьяна. – Он же тяжелый.
– Порядок наводила! Раз хозяйка безрукая!
Олег подошел к жене, схватил её за руку. Его пальцы были холодными.
– Таня, забери меня, – шепнул он. – Забери меня с собой. В ту квартиру. Я оплачу. Я всё сделаю. Только увези меня отсюда.
– А маму куда? – так же шепотом спросила Татьяна.
– Мама… мама останется тут. Пусть живет. Пусть двигает шкафы. Я куплю ей продукты. Только поехали.
– Эй, вы чего там шепчетесь? – гаркнула свекровь. – Секреты от матери? Олег, принеси мне чаю, в горле пересохло. И печенье принеси, то, которое мы вчера купили.
Олег дернулся, как от удара током.
– Мама, возьми сама! – вдруг крикнул он. Голос его сорвался. – Кухня в двух шагах! У меня ноги не казенные, я тебе сегодня уже десять раз чай носил!
В комнате повисла тишина. Даже телевизор, казалось, притих. Валентина Петровна открыла рот, хватая воздух.
– Ты… ты как с матерью разговариваешь? Это она тебя научила? Эта змея?
– Никто меня не учил! – Олег взлохматил волосы. – Я просто устал! Мама, я тебя люблю, но ты невыносима! Ты критикуешь всё! Ты переставила все мои инструменты на балконе, я теперь отвертку найти не могу! Ты выбросила мой любимый свитер! Ты смотришь этот зомбоящик круглосуточно! Я хочу тишины!
– Ах, тишины он хочет… – Валентина Петровна начала картинно заваливаться на бок. – Сердце… Ой, сердце… Валидол…
Олег привычно дернулся к аптечке, но Татьяна удержала его за руку.
– Стоять, – тихо сказала она. – Валентина Петровна, не переигрывайте. Тонометр на столе, я вижу цифры. 120 на 80. Хоть в космос лети.
Свекровь тут же выпрямилась, глаза её сузились.
– Ты, девка, не умничай. Ты семью разрушаешь.
– Я семью сохраняю, – парировала Татьяна. – Если бы я осталась, мы бы с Олегом уже развелись. Или я бы вас придушила подушкой. Шутка.
Она прошла в коридор, нашла свои ботинки, сунула их в пакет.
– Олег, – сказала она мужу, который стоял растерянный посреди комнаты. – Я не могу тебя забрать. Это твоя мама. Ты её пригласил. Ты несешь ответственность. Это твой урок. Выучи его. И тогда, может быть, в следующий раз ты будешь советоваться со мной, прежде чем принимать такие решения.
– Тань…
– Терпи, Олег. Осталось две недели. Я верю в тебя.
Она ушла, оставив их разбираться. Спускаясь в лифте, она чувствовала укол совести – жалко было мужа. Но она понимала: если она сейчас сдастся и спасет его, он ничего не поймет. Он так и будет думать, что можно всё свалить на жену и быть хорошим для всех. Пусть побудет плохим. Пусть побудет взрослым.
Оставшиеся две недели Татьяна провела продуктивно. Она составила план на год, записалась на курсы английского, встретилась с подругами. Олег звонил реже. Голос его стал грустным, но каким-то смиренным. Он перестал жаловаться, только коротко отчитывался: «Ездили в поликлинику», «Мама поругалась с продавщицей», «Смотрели «Поле чудес».
Татьяна понимала: он проходит через чистилище.
Тридцать первого января Татьяна сдала ключи от съемной квартиры. Она возвращалась домой.
Когда она вошла в квартиру, там было удивительно тихо. Идеально чисто – стерильно чисто. Ни пылинки. Запах хлорки витал в воздухе.
Олег сидел на кухне и пил чай. Один.
– Привет, – сказала Татьяна, ставя чемодан.
Олег поднял голову. Он выглядел как человек, вернувшийся с войны. Повзрослевший, суровый, немного побитый жизнью.
– Привет. С возвращением.
– Уехала?
– Уехала. Утром посадил на поезд.
– Как прощание прошло?
– Нормально. Сказала, что я неблагодарный сын, а ты – ехидна. Сказала, что ноги её здесь больше не будет, пока ты тут живешь.
– О, это звучит как обещание долгой и счастливой жизни, – улыбнулась Татьяна.
Олег не улыбнулся. Он подошел к ней и крепко обнял. Уткнулся носом в её макушку, вдохнул запах её волос – свежий, морозный, запах свободы.
– Прости меня, Тань.
– За что?
– За то, что не слышал тебя. За то, что думал, что твои границы – это капризы. Я эти три недели… я многое переосмыслил. Я понял, почему ты так реагируешь. Это действительно невозможно. Жить с ней – это как жить на минном поле. Постоянно ждешь, где рванет. Я люблю маму, но любить её лучше на расстоянии. По телефону. Раз в неделю.
Татьяна погладила его по спине.
– Я рада, что ты это понял. Правда рада.
– Я больше никогда, слышишь, никогда не приглашу её пожить без твоего согласия. И вообще никого. Наш дом – это наша крепость. И если ты захочешь тишины в январе – у нас будет тишина. Даже если мне придется заклеить скотчем дверной звонок.
– Ловлю на слове.
Олег отстранился, заглянул ей в глаза.
– Слушай, а там, в той квартире… там хорошо было?
– Замечательно. Панорамные окна, джакузи.
– В следующий раз, если вдруг… ну, если опять какая-то родня нагрянет… возьми меня с собой сразу, а? Я буду спать на коврике, я буду тихим. Только не оставляй меня одного.
Татьяна рассмеялась.
– Договорились. Но лучше давай без родни.
Она прошла в гостиную. Пуфик стоял на месте. Шкаф тоже вернулся на прежнюю позицию (видимо, Олег надрывался, двигая его обратно). Вазочка для конфет была пуста и вымыта.
Жизнь возвращалась в свое русло. Только теперь в этом русле появились новые, железобетонные берега, которые Олег, кажется, научился ценить.
Вечером они сидели на диване, пили вино и молчали. Просто молчали. Телевизор был выключен. Телефоны отложены. И эта тишина была самым лучшим подарком на прошедший месяц. Тишина, в которой двое понимали друг друга без слов.
Вдруг телефон Олега звякнул. Сообщение.
Олег посмотрел на экран, и лицо его дернулось.
– Что там? – лениво спросила Татьяна.
– Мама пишет. «Доехала хорошо. Соседи опять сверлят. Думаю, может, летом к вам на дачу приехать? Воздухом подышать, грядки прополоть».
Олег и Татьяна переглянулись.
– Пиши ответ, – сказала Татьяна. – Сейчас же.
Олег кивнул. Его пальцы быстро забегали по экрану.
– Что написал?
– Написал: «Мама, летом мы на даче делаем капитальный ремонт. Жить там нельзя. И вообще, мы планируем путешествие. В горы. Где нет связи. Целую, люблю».
– Молодец, – Татьяна чокнулась своим бокалом с его. – Растешь на глазах.
Олег отложил телефон экраном вниз.
– Я учусь у лучших, – улыбнулся он. – Ну что, включим фильм? Или просто помолчим?
– Помолчим, – ответила Татьяна. – У нас впереди целый год для разговоров. А сейчас – время тишины.
Если вам понравилась эта история, поддержите канал лайком и подпиской, чтобы не пропустить новые жизненные рассказы. Ваше мнение в комментариях очень важно для меня
Муж ушёл к молодой, но вернулся, когда жена устроила сюрприз и показала важные бумаги