Голос свекрови, Людмилы Сергеевны, был мягким и вкрадчивым. Я кивнула и заставила себя улыбнуться. Эта улыбка была моей бронёй, моим способом сказать: «Я вас слышу, но ваши слова меня не трогают».
Это не было упреком. Это была демонстрация. Она показала, кто здесь настоящая хозяйка и кто лучше знает, что нужно её сыну. Она перечеркнула мою работу, мою заботу.
Мне казалось, я была дипломатом. Я верила, что смогу сохранить хрупкий мир ради мужа, ради того, что мы называли семьёй.
Мой муж, Виктор, в этой тихой борьбе всегда был «миротворцем».
— Оль, ну не начинай, — говорил он после очередного упрёка. — Ты же знаешь маму. Она человек старой закалки. Просто не обращай внимания.
«Не обращать внимания». Это был его способ уйти от конфликта, спрятаться. Он не был на её стороне. Он был на стороне своего покоя.
Единственным местом, где я могла снять броню, была моя мастерская. Маленькая комната, где я шила авторские игрушки. Мой маленький бизнес, моя отдушина, мой мир.
Конфликт перешел в острую фазу две недели назад.
— Витюша, — сказала свекровь за ужином. — Я решила в этом году рассаду сама вырастить. Помидорчики, огурчики. А то в магазинах одна химия. Вот у Оли в комнате окно такое солнечное, светлое.
Я напряглась.
— Людмила Сергеевна, это моя рабочая комната. У меня там материалы, заказы.
— Да какие там заказы, Оленька, — она махнула рукой, как бы отгоняя назойливую муху. — Тряпьё одно. Пылесборник. А тут польза будет. Для семьи же стараюсь, не для себя!
Её главный аргумент. Она всегда всё делала «для семьи». И этим оправдывала любое вторжение в нашу жизнь.
Вечером состоялся разговор с Виктором.
— Оль, я всё понимаю, — начал он издалека. — Но ты же видишь, она не отстанет. Ей это в голову вбилось. Может, как-то подвинешься? Ну поставит она пару ящиков на подоконник. Неужели это такая проблема?
— Витя, это моя комната. Единственное место в этом доме, где я могу быть собой. Ты просишь меня отдать последний клочок моего пространства.
— Ты преувеличиваешь! Это всего лишь подоконник! Не будь эгоисткой!
Он повысил голос. Это был его защитный механизм. Когда аргументы кончались, он переходил в нападение.
Апофеоз случился вчера. Я вернулась с работы. Дверь в мою мастерскую была распахнута. Мои стеллажи, коробки с дорогими тканями, швейная машинка — всё было свалено в мусорные мешки и вытащено на балкон. А вдоль всего окна стояли уродливые деревянные ящики с землёй.
Я развернулась. Людмила Сергеевна стояла в дверях кухни с выражением исполненного долга на лице.
— Людмила Сергеевна, что вы наделали? — голос был чужим.
— Я, Оленька, порядок навела, — ответила она спокойно. — Весь твой хлам на балконе. А тут теперь будет польза.
Я искала глазами мужа. Виктор стоял в глубине коридора. Он смотрел в пол.
— Если тебе что-то не нравится, — продолжила свекровь. — Дверь открыта. Уходи.Квартира моего сына.
Я перевела взгляд с неё на Виктора. Он так и не посмотрел на меня. И в этот момент битва закончилась. Я проиграла его бездействию.
Я молча подошла к вешалке. Взяла свою сумочку. Телефон. Ключи от машины.
— Ты куда? — впервые подал голос Виктор.
Я вышла и не ответила.
Я сидела в кафе и пила американо. Внутри была пустота. Я достала телефон и набрала номер подруги.
— Свет, привет. Это я. Мне нужен хороший риэлтор. Прямо сейчас.
Прошёл час. Звонок от свекрови.
— Олечка, доченька, ты где?! — голос у неё дрожал. — Мы так волнуемся! Витя чуть с ума не сошёл! Возвращайся, пожалуйста! Мы всё уберём!
«Доченька». За десять лет она ни разу меня так не назвала. Что же изменилось за этот час?
— Людмила Сергеевна, я не вернусь, — сказала я ровным голосом. — Дверь же была открыта.
— Да я не то имела в виду! Я погорячилась! Витя тут… он… он вещи собирает! Говорит, что если ты не вернёшься, он пойдёт со мной разбираться!
— Это его решение, — ответила я. — А я своё уже приняла.
Людмила Сергеевна не знала одной детали. Квартира, в которой она «наводила порядок», была куплена в ипотеку. И основным заёмщиком была я. Моя зарплата директора по маркетингу была единственной, которую одобрил банк. Виктор шёл лишь созаёмщиком.
Мой уход означал, что платёж по ипотеке просто не поступит. И теперь перед её «бедным мальчиком» встал выбор: остаться с мамой в квартире, которую банк заберёт, или вернуть жену.
Вечером от Виктора пришло сообщение. Длинное, путаное. Про то, что он «не подумал», «был неправ», «всё осознал». И в конце: «Оля, я съезжаю от мамы. Я сниму нам квартиру. Любую, какую скажешь. И потом всё решим. Только вернись».
Я посмотрела на это сообщение. И не знала, что ответить. Он сделал выбор. Но было уже слишком поздно.
Муж, не сказав жене, снял деньги с семейного счета и купил свекрови квартиру в соседнем доме