– Алиночка, дорогая, у нас новость! – голос свекрови, Марины Анатольевны, в телефонной трубке звенел от плохо скрываемого восторга.
– Мы тут посовещались и решили к вам в гости приехать! Сестра мужа, Людочка, с тремя своими сорванцами и я. На лето! Горы у вас там, воздух, красота! У детей каникулы, да и нам с Людой отдохнуть не мешает. По хозяйству поможем, конечно.
Я застыла с лейкой над фикусом. Вода тонкой струйкой продолжала литься в горшок, переливаясь через край и капая на ламинат.
Пять человек. На три долгих летних месяца. В нашу четырехкомнатную квартиру. Где мы и так живем вчетвером. Я медленно поставила лейку.
– Марина Анатольевна, я не уверена, что это хорошая идея, – начала я как можно мягче, тщательно подбирая слова. – У нас ведь дети, у них свой режим. Да и мы с Сергеем работаем, летом много проектов. Боюсь, мы не сможем уделить вам должного внимания.
Это была вежливая форма отказа. Сигнал, который, как я надеялась, будет понят. Но я недооценила толщину брони.
– Ой, да какое там внимание! – беззаботно рассмеялась свекровь. – Не переживай, мы люди не гордые, сами себя развлечём. А детям вместе только веселее будет! Всё, целую, ждите через пару дней!
Вечером я ждала мужа с работы, как ждут подкрепления на передовой. Я репетировала речь, подбирала аргументы, готовилась к тяжелому разговору. Когда Сергей вошел, я встретила его прямо в коридоре.
– Серёжа, твоя мама звонила. Они приезжают. Все. На всё лето.
Он устало сбросил ботинки и посмотрел на меня с искренним, почти детским недоумением.
– Ну, приезжают и приезжают. Что случилось?
– Как что случилось? Пять человек, Серёжа! Куда мы их всех разместим? Это же не на выходные, это на три месяца!
– Алин, ну ты чего? – он обнял меня, пытаясь сгладить моё напряжение. – Лето, солнце! Пусть погостят, отдохнут. Мы что, чужие люди? Дом будет полной чашей, весело! Вспомни, как у нас в детстве было — вечно полон дом гостей, шум, гам, зато не скучно!
Я смотрела в его светлые, ничего не понимающие глаза и осознавала всю глубину пропасти между нами.
Он, выросший в вечном гомоне и суете большого частного дома, искренне не видел проблемы. Он не понимал, что его «весело» и «дом полной чашей» для меня, ценящей тишину и личное пространство, означает три месяца персональной пытки.
Мои аргументы о тесноте, о нарушенном покое, о лишних расходах разбивались о его незыблемую уверенность в том, что «родня — это святое».
Ровно через два дня они ввалились к нам шумной, цветастой толпой, с бесчисленными сумками, пакетами и картонными коробками. Квартира мгновенно превратилась в цыганский табор.
Дети золовки, три мальчика возрастом от пяти до десяти, с дикими криками носились по комнатам, сшибая углы и мои нервные клетки.
Сама Людочка, томно вздохнув, оккупировала наш диван в гостиной, который тут же превратился в её лежбище, окруженное фантиками, чашками и разбросанной одеждой.
Свекровь первым делом провела ревизию на кухне.
– Ой, а гречка у тебя какая-то не такая. Я другую беру. И масло это вредное, – безапелляционно заявила она, отодвигая мои запасы.
– Ничего, я завтра на рынок схожу, куплю всё нормальное. А то чем вы тут внуков моих кормите, ума не приложу.
Сергей же, придя с работы, счастливо нырял в этот хаос. Он с восторгом играл с племянниками в футбол прямо в коридоре, с аппетитом уплетал «мамин борщ», который свекровь сварила в моей самой большой кастрюле, и совершенно не замечал моего окаменевшего лица. Он был абсолютно, оглушительно счастлив.
А я шла в спальню и плотно закрывала дверь, чувствуя, как внутри меня медленно закипает ледяная ярость.
На шестой день мой младший сын, пятилетний Миша, прибежал ко мне в слезах, прижимая к груди то, что ещё утром было его любимой радиоуправляемой машинкой. Теперь это был просто кусок пластика с оторванными колёсами.
– Это Максим… он отобрал… и сломал… – всхлипывал сын.
Я нашла племянника в гостиной. Тот, не обращая на меня внимания, пытался выковырять батарейки из пульта. Я подошла к его матери.
– Люда, твой сын сломал Мишину игрушку.
– Ой, да ладно тебе, Алина, – лениво протянула она, не отрываясь от телефона. – Подумаешь, пластмасска. Драмы-то какие. Купите новую. У вас-то деньги есть, не то что у нас.
В её голосе не было извинения. Только плохо скрываемая зависть и пренебрежение.
Это стало последней каплей. Тем вечером, уложив детей, я дождалась, пока муж выйдет из душа.
– Серёжа, я больше так не могу, – начала я, стараясь говорить спокойно. – Это невыносимо. Твоя сестра не следит за детьми, они разрушают наш дом. Твоя мама выжила меня с моей же кухни и примеряет мои вещи. Я устала.
Он нахмурился, вытирая волосы полотенцем.
– Да что ты начинаешь?! Опять ты всем недовольна! Дети играют, мама помогает по хозяйству. Что не так?
– Не так то, что это МОЙ дом! И я не чувствую себя в нём хозяйкой!
– Ну вот опять! – он повысил тон, и его добродушие как рукой сняло. – Вечно у тебя какие-то проблемы! Не нравится — иди проветрись, успокойся, а мне не мешай с родными общаться!
Он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, и ушёл в комнату, где уже гремел телевизор и раздавался смех его матери. А я осталась стоять посреди коридора в недоумении.
На следующее утро я проснулась в шесть, задолго до того, как проснётся табор. Я тихо, стараясь не шуметь, собрала наши с детьми чемоданы.
На кухонном столе оставила короткую записку:
«Дорогой, ты прав. Мне не нравится. Я уехала на море. Хорошо, что у меня была заначка, о которой ты не знал. Ключи от квартиры — у консьержки. Новые».
Затем я позвонила в круглосуточную службу. Через час приехал мастер, который быстро и без лишних вопросов сменил замки в моей, добрачной, квартире. В восемь утра мы с детьми уже сидели в машине, выезжая из города в сторону юга. Телефон я выключила.
Первые три дня были похожи на сон. Тишина, море, солнце. Мы с детьми гуляли по пляжу, ели фрукты и много смеялись, как будто сбросили с плеч неподъёмный груз.
На четвертый день я решилась включить телефон. Он буквально раскалился от сотен пропущенных звонков и гневных, полных обвинений сообщений от мужа, свекрови, золовки. А потом, поверх всей этой истерики, пришло одно, короткое SMS от Сергея: «Я ушёл с ними. Ключи от квартиры можешь оставить себе».
Сердце ухнуло куда-то в пропасть. Неужели это конец? Неужели он выбрал их? Я сидела на веранде, смотрела на бескрайнее море, и чувствовала себя абсолютно одинокой. Я не ответила.
Прошло ещё два дня. Я уже начала мысленно прикидывать, как буду подавать на развод, когда, возвращаясь с пляжа, увидела его.
Он стоял на пороге нашего съёмного домика. Один. Похудевший, осунувшийся, без цветов, но с таким отчаянием и виной в глазах, что у меня защемило сердце.
Вечером мы сидели на пустом пляже. Волны лениво накатывали на берег.
– Я думал, ты шутишь, – тихо сказал он, не глядя на меня. – А потом консьержка не дала ключи, сказала, что у хозяйки есть условие. Мать с сестрой устроили такой скандал… Кричали на весь подъезд, что ты их выгнала на улицу. И я вдруг посмотрел на них твоими глазами. На их крики, на их наглость, на их святую уверенность, что им все должны. И мне стало так стыдно.
– Зачем ты написал то сообщение? – спросила я.
– Я был в ярости. На тебя, на них, на себя. Я снял им квартиру на неделю, отдал последние деньги и ушёл. Мне нужно было побыть одному. Подумать. И я понял… Я понял, что все эти годы жил не своей головой, а их представлениями о том, как «правильно» для их сына и брата. Я так боялся их обидеть, что в итоге чуть не потерял тебя.
Он помолчал, собираясь с силами.
– Я не прошу прощения. Я знаю, что его нужно будет заслуживать. Долго. Просто… можно я останусь? Я буду спать на коврике в прихожей. Только не прогоняй.
Он повернулся ко мне, и это был уже не тот самоуверенный, «широкой души» мужчина, а взрослый человек, который только что осознал истинную цену своих ошибок.
Я меняла замки, чтобы защитить свою территорию, свой дом, своё право на личное пространство. А в итоге, сама того не зная, дала мужу шанс выбрать, где на самом деле его семья.
Я исчезла, чтобы меня услышали. И увидела, кто пришел меня искать. Мой муж. И это было важнее тысячи извинений и букетов.
— А пока я в отпуске, уберись у меня, постирай всё и холодильник вымой, – приказала свекровь, уезжая в санаторий