Маргарита ковыряла отвёрткой старый провод в стене своего кабинета, когда из интеркома, который она давно собиралась выкинуть, вдруг ударил голос мужа. Чёткий, громкий, словно Григорий стоял рядом с ней. Она замерла, не дыша.
— Завтра подпишет всё. Я уже подготовил бумаги. Она даже не въедет, что по дарственной от Антона я получаю контроль.
Это был её муж. Тридцать лет вместе.
— А если не подпишет?
Антон. Сын. Главный бухгалтер её транспортной компании.
— Подпишет. Мамочка наша привыкла делать, что папа скажет. Тридцать лет же терпела, теперь уж точно не взбрыкнёт.
Дарья. Дочь. Голос насмешливый, почти весёлый.
Маргарита прижалась лбом к холодной стене. Отвёртка выскользнула из пальцев и глухо стукнула об пол.
— Элеонора уже оформила все фиктивные поставки через свои конторы. Запчасти, топливо. Всё чисто по бумагам. Мать ничего не заметила. Она последние годы вообще витает где-то, только свои грузовики считает.
— Элеонора — умница. С ней у нас всё получится. Главное — дождаться, пока Маргарита уйдёт сама. А потом…
— А потом папа тоже уйдёт, правда, папочка? Элеонора уже двоих так проводила. Её бывших ухажёров. Оба от сердца. Ты же в курсе?
Тишина. Долгая, тяжёлая.
— Заткнись, Дарья. Отец не идиот. Он всё держит под контролем. Правильно, пап?
— Правильно, сынок.
Но Маргарита услышала, как дрогнул голос Григория на последнем слове. Как он сам себе не верит.
Утром в день годовщины она встала в пять, надела красное вечернее платье, которое Григорий попросил приготовить накануне. «Маргоша, давай красиво отметим тридцать лет. Надень что-то праздничное». Теперь она понимала зачем — чтобы её унижение выглядело эффектнее.
К шести вечера Маргарита спустилась в гостиную. Григорий сидел за столом, перед ним стопка бумаг.
Антон стоял сбоку с папкой. Дарья держала телефон, направив камеру на мать.
— Присаживайся, дорогая. Нам нужно кое-что обсудить.
Маргарита села. Сложила руки на коленях.
— Я подаю на развод. Ты подпишешь отказ от претензий на бизнес. Антон оформил дарственную на мою долю, так что компания фактически моя. Тебе остаётся только расписаться.
— Мама, не устраивай истерик. Ты уже отжившая. Компании нужна свежая кровь.
— Не позорься, мам. Подпиши и уходи с достоинством. А то будет некрасиво.
Дарья усмехнулась, не опуская телефон.
Маргарита взяла перьевую ручку со стола. Старую, от отца. Григорий когда-то называл её символом семьи. Она подписала каждый лист, встала и вышла из дома, не оборачиваясь.
Из гостиничного номера на окраине она позвонила Кириллу Смирнову — детективу, с которым когда-то вместе разбирали дело о пропаже груза. Он всегда говорил, что готов помочь.
— Кирилл, помнишь Элеонору Платонову? Она работает в моей компании. У неё было два состоятельных ухажёра. Оба ушли из жизни от сердечной недостаточности. Оба оставили ей крупные страховки. Слишком удобно, не находишь?
Кирилл молчал несколько секунд. Маргарита слышала, как он листает что-то.
— Платонова? Я эту фамилию помню. Дела тогда закрыли, экспертиза ничего не показала. Но я всегда чувствовал подвох. Дай мне сутки.
— У меня есть кое-что ещё.
Маргарита отправила ему аудиозапись, которую Сергей Макаров, её главный механик, сделал два дня назад в переговорной. Она попросила его поставить жучок, когда почувствовала, что вокруг что-то не так. На записи голос Элеоноры звучал спокойно, деловито, словно она обсуждала поставку масла, а не чужую жизнь.
— Григорий скоро станет проблемой. Как только получит контроль, нужно действовать. Сердечные гликозиды растворяются в его любимом коньяке без следа. Два предыдущих раза сработало чисто.
Кирилл выругался на том конце провода.
— Маргарита, это… Ты понимаешь, что у тебя в руках?
— Понимаю. Поэтому звоню тебе.
— Жди. Я поднимаю старые дела прямо сейчас.
Потом она позвонила Светлане Зайцевой, аудитору, с которой работала года три назад.
— Света, мне нужны все финансовые схемы за последний год. Фиктивные поставки, левые компании, вывод денег. Всё, что найдёшь. К утру.
— К утру? Рита, ты серьёзно?
— Абсолютно.
И последний звонок — Виктору Борисовичу, старому конкуренту, который три года назад предлагал ей партнёрство. Тогда она отказалась — семья, стабильность, лояльность. Теперь семьи не было.
— Виктор Борисович, помните ваше предложение? Я готова его принять. Со всеми моими людьми. Завтра утром.
— Маргарита, что случилось?
— Завтра всё узнаете. Вы согласны?
— Согласен.
В шесть утра Светлана прислала файлы. Маргарита открыла их, сидя у окна с остывшим кофе в руке. Цифры складывались в картину, от которой перехватывало дыхание: фиктивные компании на подставных лиц, поставки запчастей, которых не существовало, топливо, уходившее в никуда. Миллионы. Всё вело к Элеоноре. И всё курировал Антон.
В семь Кирилл приехал сам. Бросил на стол толстую папку.
— Оба покойных партнёра Элеоноры ушли из жизни от передозировки сердечных гликозидов. Тогда списали на естественные причины — возраст, больное сердце. Но оба перед этим оформили на неё страховки. И оба были кремированы меньше чем через сутки. Слишком быстро. А твой Григорий, оказывается, тоже оформил на неё полис. Месяц назад. Крупный.
Маргарита кивнула. Внутри было пусто и холодно.
— Что теперь?
— Теперь у меня есть основания возбудить дело. Твоя запись — прямое доказательство. Финансовые схемы от аудитора — доказательство хищений. Этого достаточно.
— Сколько времени?
— Я поднимаю людей прямо сейчас. К обеду подъедем.
Маргарита открыла телефон и написала одно короткое сообщение всем своим водителям, механикам, диспетчерам. Тем, кто работал с ней с самого начала. Кто помнил, как она сама разгружала фуры и спала в кабинах, когда на гостиницу денег не хватало.
«Ухожу в новую компанию. Кто со мной — заявления на стол Григорию. Сегодня».
Ответы приходили один за другим. Короткие. «С вами». «Я с вами». «Уже написал».
К полудню возле офиса её бывшей компании остановились машины. Много машин. Полиция. Следственный комитет. Маргарита стояла на другой стороне улицы, у кофейни, и смотрела.
Григорий выбежал первым, размахивая руками, что-то кричал про ошибку. Антона вели в наручниках — он дёргался, пытался вырваться. Дарья плакала, уткнувшись в телефон, но его у неё забрали сразу.
Элеонору вывели последней. Она шла медленно, с прямой спиной, глядя в пустоту. Их взгляды встретились на секунду. Элеонора не отвела глаз. Просто кивнула — коротко, еле заметно. Признание поражения.
Григорий увидел Маргариту только когда его подвели к машине. Он замер, открыл рот, но она покачала головой. Развернулась и пошла прочь.
Вечером того же дня Кирилл позвонил.
— Элеонору берут по полной — покушение на устранение, мошенничество в особо крупных размерах. Следствие поднимает старые дела по её бывшим. Григория держат как соучастника хищений и пособника. Антон организовывал схемы — он главный по финансовой части. Дарья пока под подпиской, но она снимала всё на камеру, так что соучастие тоже висит.
— Сколько им дадут?
— Элеоноре — надолго. Григорию — лет десять минимум. Твоим детям, может, условно отделаются, если повезёт.
Маргарита молчала, глядя в окно. Город внизу светился огнями.
— Рита, ты как?
— Нормально.
— Если что — звони.
Она положила трубку. Достала из сумки старую перьевую ручку, которой утром подписывала развод. Долго крутила её в руках, потом открыла ящик стола и убрала на самое дно.
Через две недели Григорий попросил о свидании. Маргарита пришла в СИЗО, села напротив за стеклом, взяла трубку.
Он выглядел старым. Спина сгорбилась, руки дрожали.
— Маргоша, помоги. Ты же можешь. У тебя связи, деньги… Я не хотел… Элеонора меня подставила… Я не знал…
— Знал. Ты всё знал. Просто думал, что успеешь использовать её раньше.
— Маргоша, пожалуйста…
— Тридцать лет, Григорий. Тридцать лет я строила то, что вы хотели отнять за один вечер. Растила детей, которые назвали меня отжившей. Верила тебе, когда ты просил надеть красное платье. А ты просто хотел, чтобы моё унижение выглядело красиво.
Она положила трубку. Встала. Ушла, не оборачиваясь.
Новая компания росла. Виктор Борисович оказался партнёром жёстким и честным — ценил профессионалов и не терпел халтуры. Маргарита возглавила логистическое направление, и впервые за долгие годы почувствовала, что её опыт не просто нужен — его уважают.
Сергей зашёл к ней однажды вечером, когда офис уже опустел.
— Маргарита Владимировна, не жалеете?
Она помолчала, глядя на огни города за окном.
— Жалею. Но не о том, что ты думаешь. Жалею, что тридцать лет назад не разглядела, кто рядом со мной. Что растила детей, которые научились у отца лгать, а не у меня — держать слово. Что верила, когда надо было проверять.
— Но вы же выиграли. Наказали их всех.
— Я не выиграла, Сергей. Я просто не дала им украсть то, что осталось. Это не победа. Это просто справедливость.
Он кивнул и вышел. Маргарита ещё немного посидела в тишине, потом собрала вещи и закрыла кабинет. На пороге обернулась — посмотрела на пустое помещение, где теперь висели только деловые графики и планы. Никаких семейных фотографий с Григорием. Никаких детских рисунков Антона и Дарьи. Никаких памятных мелочей из прошлой жизни.
Ничего не осталось.
Только она сама.
Маргарита выключила свет и вышла. На улице было свежо, ветер трепал волосы. Она достала телефон — там было сообщение от Кирилла: «Приговор вынесли. Элеонора — пожизненное. Григорий — пятнадцать лет. Антон и Дарья — условно, но с запретом на финансовую деятельность».
Она прочитала, удалила и убрала телефон в сумку.
Машина ждала у обочины. Водитель открыл дверь. Маргарита села, откинулась на сиденье и закрыла глаза. Впервые за много лет она чувствовала не усталость — а облегчение. Тяжесть, которую несла три десятилетия, наконец отпустила.
В день своего тридцатилетия брака семья вручила ей развод. А через сутки они уже сидели в камере.
И Маргарита наконец была свободна
Ты зачем замки сменила? — возмутился свёкор. — Ты что, забыла, кто тут ремонт делал, а теперь быстренько управилась