— Меня достало тебя содержать. С понедельника раздельный бюджет.
Стас швырнул телефон на диван и посмотрел на меня так, будто я последние десять лет объедала его до нитки. Я стояла у плиты, помешивала соус для завтрашней лазаньи — той самой, которую будут есть его мама Тамара Степановна, брат Денис с измотанной Полиной и тремя галдящими детьми. Как каждую субботу последние пять лет.
— Ты меня содержишь?
— Ну да. Я плачу за квартиру, я мужик в доме.
Я медленно обернулась. Посмотрела на него долго. Потом улыбнулась.
— Отлично. Давай так и сделаем.
Он растерялся. Ждал скандала, слёз, битой посуды. А я выключила плиту, сняла фартук и пошла в спальню. Села за ноутбук, открыла табличку расходов — веду её пять лет по бухгалтерской привычке. Продукты, коммуналка, бытовая химия, мебель. И отдельная графа — субботние обеды.
Цифры молчать не умеют.
В понедельник я встала в шесть. Приготовила себе завтрак — тосты с лососем, авокадо, хороший кофе из зёрен. Села у окна с тарелкой. Стас вышел растрёпанный, уставился на пустую плиту.
— А мне?
— Раздельный бюджет. Готовь сам.
— Ты чё, серьёзно?
— Абсолютно.
Он распахнул холодильник. Там всё моё — промаркированное яркими стикерами с именем. Сыр, колбаса, фрукты, йогурты. Всё.
— Наклейки налепила?
— Чтобы ты случайно не ел за мой счёт.
Вечером я установила на кухонный шкафчик маленький золотистый замочек. Аккуратный, красивый. Внутри — всё дорогое: масло, специи, печенье, шоколад. Стас стоял и смотрел на замок, как на оскорбление.
— Ты охренела?
— Нет, я экономлю. Раздельный бюджет — это серьёзно.
Первую неделю он держался на пельменях и дешёвой колбасе. Ел молча, а я сидела напротив с запечённой рыбой. Не злорадствовала. Просто ела. После ужина каждый мыл свою посуду — больше никаких гор тарелок после его перекусов.
В среду он попытался взять яблоко из вазы. Я перехватила его руку.
— Это моё.
— Одно яблоко!
— Раздельный бюджет, помнишь? Или ты хочешь, чтобы я тебя содержала?
Он дёрнул рукой и ушёл. Хлопнул дверью. Я доела яблоко. Хрустящее, кисло-сладкое, с рынка.
К пятнице Стас ходил серый, осунувшийся. Смотрел волком. Я запекала утку с апельсинами, аромат стоял невыносимый. Он сидел с миской быстрозавариваемой лапши.
— Наташа, хватит.
— Чего хватит?
— Этого цирка.
— Какого цирка, Стас? Ты сам хотел раздельный бюджет. Я выполняю твоё желание.
Он швырнул вилку, лапша расплескалась.
— Я не это имел в виду!
— А что? Что я буду готовить, убирать, тратить деньги, а ты будешь думать, что содержишь меня?
Молчание. Он покраснел, сжал кулаки.
— Завтра суббота. Приедут твои родители, Денис с семьёй.
— Ну и что?
— Обед — моя статья расходов. А я трачу деньги только на себя.
Он вытаращился.
— Ты шутишь.
— Нисколько.
— Но они привыкли! Мама ждёт!
— Тогда готовь сам. Или закажи доставку. На свои деньги.
Я ушла в комнату с тарелкой. Дверь не закрыла. Пусть слышит, как я ем.
Утром я встала рано, надела новое серое платье, накрасилась. Как на деловую встречу. Спустилась на кухню и начала готовить. Для себя. Маленькую картофельную запеканку с грибами — на одну персону.
Стас вышел заспанный, в мятой футболке. Увидел меня у плиты и выдохнул с облегчением.
— Ну слава богу…
— Это мне на неделю. Твои родственники приедут через три часа. Займись обедом.
Он замер.
— Наташа, ну реально?
— Реально. Научишься готовить. Или объясни маме про раздельный бюджет.
Я достала утку, начала мариновать. Маленькую, дорогую, фермерскую. Стас метался рядом, тяжело дышал.
— Они приедут голодные. С детьми. Что я им скажу?
— Правду. Что устал меня содержать.
Я сунула утку в духовку. Достала из шкафчика с замком оливки, вяленые томаты, пармезан. Разложила на маленькой тарелке. Только для себя.
Стас открывал холодильник, ящики. Там ничего не было. Только его пачка пельменей и три пакета быстрого сухого супа. Он схватил телефон, полистал приложения доставки. Лицо вытянулось.
— Тут дорого всё…
— Готовь сам.
— Из чего?! Нет же продуктов!
— У меня есть. Но они мои. Хочешь — покупай. По рыночной цене.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
— Ты издеваешься.
— Я соблюдаю договорённости.
В час дня припарковалась машина Дениса. Я смотрела из окна, как выгружается семья. Тамара Степановна с огромной сумкой — там пустые контейнеры, как всегда. Денис, Полина, трое галдящих детей.
Стас сидел на кухне бледный. Перед ним — три пакета супа и слипшиеся пельмени. Всё.
Звонок. Я открыла, улыбнулась.
— Проходите.
Тамара Степановна чмокнула меня в щёку, прошла в гостиную. Огляделась. Стол пустой.
Из кухни тянуло ароматом запечённой утки, но еды нигде не было.
— Наташа, не вовремя? Ты ещё не накрыла?
— Я накрыла. Себе.
Я кивнула на маленькую белую тарелку в углу кухонного стола. С аккуратно нарезанной уткой и овощами. Одна тарелка.
Тишина. Тамара Степановна медленно повернула голову.
— Как это… себе?
— Мы с Стасом на раздельном бюджете. Я готовлю только на свои деньги. Для себя.
Денис с Полиной переглянулись. Дети притихли, уставились на пустой стол. Тамара Степановна метнулась на кухню, где сидел Стас. Схватила его за плечо.
— Что она несёт?! Стас, объясни!
— Мам… мы решили…
— Что решили?!
— Раздельный бюджет, — я появилась в дверях. — Стас сказал, что устал меня содержать. Теперь каждый тратит на себя. Логично?
Тамара Степановна схватилась за стол. Полина села на стул. Дети сгрудились у дивана. Денис молчал, но в глазах мелькнуло понимание.
— Но мы приехали… мы всегда…
— Раньше готовила. На свои деньги. Пять лет. Каждую субботу. А Стас думал, что содержит меня.
Я достала из ящика обычную файловую папку. Протянула Тамаре Степановне.
— Держите. Расходы на субботние обеды. Пять лет. С чеками. Я главбух, я всё веду.
Тамара Степановна взяла папку дрожащими руками. Раскрыла. Побледнела. Листала, глаза бегали по цифрам. Денис заглянул через плечо, присвистнул тихо.
— Мам, тут…
— Молчи! — она захлопнула папку, швырнула на стол. — Стас, это правда?
Стас молчал. Смотрел в пол.
— Правда, — ответила я. — Каждый продукт, каждая специя. Я покупала, готовила, убирала. А вы ели, критиковали и уносили остатки. Пять лет. Каждую неделю.
Тамара Степановна развернулась к Стасу.
— Ты мужик или кто?! Она тебя позорит!
— Мам, я думал…
— Что ты думал?!
— Что я плачу за квартиру, значит…
— Стас платит коммуналку, — перебила я. — Половину. Вторую плачу я. Остальное — продукты, химия, ремонт, мебель, бельё — я. Пять лет. Субботние обеды — тоже я. Полностью.
— Но ты жена! Ты должна! — взвилась Тамара Степановна. — Это твоя обязанность!
— Обязанность? Кормить вас за свой счёт, слушать, что мука не та, а потом смотреть, как вы упаковываете еду в контейнеры? Это обязанность?
— Мы семья!
— Семья, которая пять лет ела за мой счёт и считала, что Стас всех содержит.
Тамара Степановна схватила сумку с контейнерами, прижала к груди.
— Поехали, — бросила она Денису. — Нам тут не рады.
— Мам, погоди, — Денис поднял руку. — Может, мы правда…
— Молчи! Поехали!
Дети потянулись к выходу. Полина встала, посмотрела на меня долгим взглядом. В нём было уважение. Может, зависть. Она кивнула молча и пошла следом.
Тамара Степановна остановилась в дверях, обернулась к Стасу.
— Ты позволишь ей так?!
Стас поднял голову. Посмотрел на мать. На меня. На пакеты супа. Молчал.
— Мам, поезжайте. Разберёмся.
Дверь хлопнула.
Мы остались вдвоём. Я достала утку из духовки, переложила на тарелку. Села за стол. Стас стоял у окна, смотрел, как отъезжает машина.
— Ты специально всё устроила.
— Я согласилась на твоё предложение. Раздельный бюджет.
Он обернулся. Лицо серое.
— Я не думал, что всё настолько…
— Что я настолько много делала? Или ты настолько мало?
Он подошёл, рухнул на стул.
— Что теперь?
— Решай. Возвращаемся к общему бюджету — делим всё поровну. Расходы, обязанности, решения. Или живём раздельно. Совсем.
— И субботние обеды?
— Отменяются. Навсегда. Или готовишь сам на свои. Я не потрачу больше ни копейки, чтобы твоя мама критиковала мясо и уносила остатки.
Он смотрел на мою тарелку. На румяную утку, овощи, зелень. Потом на свои пакеты супа.
— Я правда думал, что содержу тебя.
— Знаю.
— Я дурак.
— Знаю.
Он поднял голову. Растерянный, но уже не наглый.
— Можно всё вернуть?
— Можно. Но по-другому. Честно. Без иллюзий. Мы оба работаем, оба зарабатываем, оба тратим. Вместе.
Он кивнул медленно.
— И мама не приезжает каждую субботу.
Он вздрогнул.
— Не каждую. Раз в месяц. Максимум. Без контейнеров. Без критики. Иначе я ухожу. И ты действительно будешь есть пельмени до конца жизни.
Он сглотнул. Кивнул ещё раз.
— Договорились.
Я встала, убрала тарелку. Открыла шкафчик с замком, достала спагетти, томаты, масло. Положила перед ним.
— Готовь. Научу делать нормальную пасту. Будешь знать хоть базу.
Он посмотрел на продукты. Потом на меня. Благодарно. Виновато.
Через неделю Тамара Степановна позвонила Стасу. Я слышала разговор — он не стал уходить в другую комнату.
— Ну и как вы там? Наташа опомнилась? — её голос звучал надменно даже через динамик.
— Мам, мы договорились. Живём нормально.
— То есть она готовит?
— Готовлю я. Учусь. Наташа помогает.
Пауза. Долгая.
— Ты что, серьёзно? Ты мужик, а прислуживаешь ей?
— Мам, я не прислуживаю. Я живу с женой. Которая последние десять лет вкладывала в этот дом больше меня. А я даже не замечал.
— Она тебе мозги промыла! Стас, опомнись! Приезжай к нам в субботу, я борща наварю…
— Не приеду, мам. Мы с Наташей идём в кино.
— А как же семейный обед?!
— Какой обед? Тот, на который я пять лет не тратил ни рубля?
Она задохнулась на том конце провода.
— Да как ты смеешь?!
— Мам, я повзрослел. Наконец-то. Приедем к тебе через месяц. Но ненадолго. И без контейнеров.
Он положил трубку. Посмотрел на меня. Я сидела на диване с книгой и не скрывала улыбку.
— Гордишься собой? — спросил он.
— Горжусь тобой.
Он подошёл, сел рядом.
— Знаешь, мне Денис вчера написал. Сказал, Полина после той субботы взбунтовалась. Теперь они тоже пересматривают бюджет. Она устала тянуть всё на себе.
— И как Денис?
— В удивлении. Говорит, не знал, сколько жена тратит на дом. Думал, мелочи.
— Мелочи, — я усмехнулась. — Всегда мелочи. Пока не посчитаешь.
Стас взял мою руку.
— Прости. За всё. За тупость, за слепоту, за маму.
— За маму не надо. Она сама за себя отвечает.
— Она звонила Денису. Жаловалась на тебя. Он её послал. Сказал, что Полина права, что ты права. Что хватит вить гнёзда за чужой счёт.
Я представила лицо Тамары Степановны и расхохоталась. Стас тоже засмеялся. Впервые за две недели.
— Ты знаешь, что самое страшное? — сказал он тихо. — Я реально верил, что кормлю тебя. Что я глава семьи, добытчик. А на деле ты последние десять лет держала этот дом на своих плечах. И я даже спасибо не сказал ни разу.
— Теперь знаешь.
— Теперь знаю.
Он обнял меня. Крепко. Я положила голову ему на плечо и подумала: сколько ещё женщин сидят сейчас на кухнях, готовят, убирают, тратят свои деньги — и слушают, как их «содержат»?
Может, кто-то из них тоже купит замочек.
Маленький, золотистый, аккуратный.
И покажет, сколько стоит их труд.
Мимолётная ночь, оставившая след на всю жизнь