Я перечитала сообщение три раза. Сорок две тысячи. В ювелирном. В десять вечера.
Дмитрий сидел в гостиной, и я слышала приглушённый звук телевизора. Я открыла приложение банка и пролистала историю операций по дополнительной карте, которую оформила на мужа два месяца назад, когда он потерял работу. Тогда это казалось разумным решением — дать ему возможность не чувствовать себя ущербно, иметь средства на личные расходы, пока он ищет новое место.
Только вот личные расходы превратились в какой-то финансовый апокалипсис.
Я начала прокручивать список транзакций, и с каждой строчкой моё сердце билось всё быстрее. Рестораны. Дорогие рестораны — «Белуга», «Турандот», какие-то заведения, в которых мы с ним никогда не бывали вместе. Такси — десятки поездок, иногда по пять-шесть за день. Магазин бытовой техники — 68 тысяч. Ещё один ювелирный — 35 тысяч три недели назад.
За два месяца Дмитрий потратил почти триста тысяч рублей.
Я зарабатываю хорошо. Очень хорошо — я руководитель отдела маркетинга в крупной IT-компании, и мой доход позволяет нам жить более чем комфортно. Но триста тысяч за два месяца на чёрт знает что — это уже не комфорт, это наглость.
Или измена.
Эта мысль ударила так, что я почувствовала тошноту. Ювелирка. Рестораны. Такси в районы, где мы не живём. Всё складывалось в классическую картину: муж, оставшийся без работы и ставший финансово зависимым, пытается компенсировать это отношениями на стороне. Доказывает кому-то другому, что он всё ещё состоятелен, всё ещё может оплатить счёт в дорогом ресторане, купить подарок.
Я встала с кровати и прошла в гостиную. Дмитрий смотрел какой-то сериал, растянувшись на диване в домашних штанах и старой футболке. Он выглядел расслабленно, довольно. Слишком довольно для человека, который два месяца не может найти работу.
— Дим, — сказала я ровным голосом. — Ты сегодня что-то покупал?
Он даже не повернул головы.
— М? Нет, вроде нет. А что?
Я посмотрела на экран своего телефона.
— Сорок две тысячи в ювелирном салоне. Это не ты?
Он вздрогнул, и наконец посмотрел на меня. На его лице на секунду промелькнуло что-то — растерянность, может быть, вина, — но он быстро взял себя в руки.
— А, да. Это я. Забыл сказать.
— Что ты купил за сорок две тысячи?
— Цепочку. Хорошую такую, золотую.
Я почувствовала, как внутри меня поднимается холодная ярость.
— Цепочку, — повторила я. — Ты, человек без работы, купил золотую цепочку за сорок две тысячи. На мои деньги.
— Лен, ну это же не так дорого, — он попытался улыбнуться. — У тебя всё нормально с деньгами, ты сама говорила…
— Покажи мне эту цепочку.
— Что?
— Покажи. Цепочку, которую ты только что купил. Где она?
Пауза затянулась. Дмитрий отвёл взгляд.
— Я её ещё не забрал. Они делают гравировку, через три дня будет готова.
Конечно. Удобно.
— Дим, — я села в кресло напротив него, сжимая телефон так крепко, что побелели костяшки пальцев. — Я посмотрела список операций по твоей карте. Ты потратил почти триста тысяч за два месяца. На рестораны, ювелирку, непонятно что. Объясни мне, пожалуйста, что происходит.
Он побледнел.
— Ты следишь за мной?
— Я посмотрела транзакции по своему счёту, к которому дала тебе доступ. И теперь я хочу знать, куда уходят мои деньги. Это нормальный вопрос, тебе не кажется?
— Лена, я могу всё объяснить…
— Тогда объясняй.
Но он молчал, глядя в пол, и в этом молчании было что-то такое жалкое и одновременно упрямое, что я окончательно вышла из себя.
— У тебя любовница?
Он дёрнулся, будто я его ударила.
— Что? Нет! Лена, ты о чём?
— О том, что ты тратишь бешеные деньги на чёрт знает что, покупаешь ювелирку, водишь кого-то по ресторанам, ездишь на такси в районы, где у нас ни знакомых, ни дел нет! Как ещё это интерпретировать?
— Это не то, что ты думаешь…
— Тогда что?!
Он закрыл лицо руками.
— Я не могу тебе сказать.
Вот тут меня и прорвало.
— Прекрасно, — я встала. — Тогда я не могу больше финансировать твои тайны. Сейчас же блокирую карту.
— Лена, подожди!
Но я уже шла в спальню. Руки дрожали, когда я открывала приложение банка и нажимала «заблокировать карту». Готово. Всё.
Я легла в постель и натянула одеяло до подбородка, хотя было тепло. Дима не пришёл. Я слышала, как он ходит по квартире, потом долго стоит в коридоре возле спальни, но так и не решается войти.
Хорошо. Пусть думает.
Утром я проснулась раньше будильника. Димы в квартире не было — записка на кухонном столе сообщала, что он вышел по делам. Я выпила кофе, оделась и поехала на работу, стараясь не думать о том, что происходит дома, в моей семье, в моей жизни.
Но, конечно, я думала. Весь день, каждую свободную минуту.
Он вернулся поздно вечером. Я сидела на кухне с чаем и ноутбуком, доделывая презентацию. Услышала, как открылась дверь, как он разулся в прихожей, как замер, увидев свет на кухне.
— Лена, — его голос был хриплым. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Я слушаю.
Он прошёл на кухню, сел напротив. Выглядел ужасно — не спал, судя по красным глазам, и вообще был похож на человека, которого пропустили через мясорубку.
— Ты права, — сказал он. — Я должен был рассказать. Просто… мне было стыдно.
— Стыдно за что? За любовницу?
— У меня нет любовницы! — он повысил голос, но тут же осёкся и продолжил тише: — Никогда не было. Я не изменял тебе, Лен. Никогда.
— Тогда куда делись деньги?
Он помолчал, потом достал телефон и положил на стол между нами.
— Посмотри, — сказал он. — Фотографии за последние два месяца.
Он повернул телефон экраном ко мне.
Первое фото: Дмитрий и его мать в каком-то шикарном ресторане. Она в новом платье, улыбается во весь рот, перед ними — стол, уставленный блюдами. Ниже комментарий: «Мам довольна».
Второе фото: его сестра Олеся с коробкой, на которой красуется логотип дорогого ювелирного салона. «Спасибо, братик! Такие серьги давно хотела!»
Третье: брат Игорь на фоне новенького холодильника. «Спасибо, бро. Выручил по-крупному».
Я листала дальше. Фотографии в такси — его мать на заднем сиденье, одетая как на светский приём. Переписка с сестрой: «Димочка, ты лучший! Ты же знаешь, как тяжело нам сейчас».
Я подняла глаза на мужа.
— Ты тратил мои деньги на свою семью?
— Да, — он сглотнул. — Я знаю, это ужасно. Но… Лена, ты не понимаешь, каково это. Я всегда был успешным в их глазах. Я первым в семье получил высшее образование, я устроился в крупную компанию, я женился на тебе — на красивой, умной женщине с блестящей карьерой. Мама хвасталась мной перед соседками. Олеся ставила меня в пример своему мужу. Игорь спрашивал совета по работе.
— И?
— И когда я потерял работу, я не мог… не мог им сказать, — его голос задрожал. — Я не мог разрушить этот образ. Особенно после того, как Олеся развелась, а у Игоря начались проблемы с работой. Я решил, что пока ищу работу, буду поддерживать иллюзию, что у меня всё хорошо. Даже лучше, чем было.
Я откинулась на спинку стула, пытаясь переварить услышанное.
— Ты купил своей матери золотую цепочку за сорок две тысячи, чтобы она думала, что ты преуспеваешь?
— Олесе. Серьги. На день рождения.
— А маме что?
— Колье. Три недели назад. Тридцать пять тысяч.
Я помотала головой, не веря своим ушам.
— Дим, — медленно проговорила я. — Ты понимаешь, что это… это просто идиотизм?
— Понимаю, — он потёр лицо ладонями. — Теперь понимаю. Когда ты заблокировала карту, я сначала разозлился. Хотел устроить тебе скандал, возмутиться, что ты контролируешь каждый мой шаг. Но потом я просидел всю ночь и думал. И понял, какую херню я творил.
— Холодильник брату, — я снова взглянула на фото. — Шестьдесят восемь тысяч.
— У них старый сломался. А денег не было на новый.
— И это должен был оплатить ты? На мои средства?
— Я собирался вернуть, — быстро сказал он. — Как только найду работу. Всё до копейки.
— Дим, ты два месяца не можешь найти работу. Может, потому что возишь маму по ресторанам вместо того, чтобы рассылать резюме?
Он сжался, как от удара.
— Я рассылал. Каждый день. Просто… рынок сейчас сложный, специалистов много, конкуренция бешеная…
— И поэтому ты решил потратить триста тысяч на показуху перед родственниками?
— Я хотел, чтобы они мной гордились, — он посмотрел на меня умоляюще. — Хотя бы пока. Понимаешь? Хотя бы пока я не встану на ноги по-настоящему.
Я встала и подошла к окну. За стеклом темнела ночная Москва, горели огни в окнах соседних домов. Сколько там семей, в которых происходило что-то подобное? Сколько мужей прожигали семейные деньги на понты перед родней?
Я вышла замуж за Дмитрия шесть лет назад, потому что он был умным, порядочным, с хорошим чувством юмора. Он не был миллионером, но был надёжным. Работящим. Адекватным.
Адекватный человек не покупает матери колье за тридцать пять тысяч, когда сидит без работы на деньги жены.
— Знаешь, что самое обидное? — я обернулась. — Не то, что ты потратил деньги. И даже не то, что скрывал. А то, что ты предпочёл казаться успешным перед мамой и сестрой, а не быть честным со мной. Со своей женой.
— Лена…
— Мне плевать, что они о тебе думают. Мне не плевать, что ты врал мне. Два месяца. Ты врал мне два месяца.
— Я не врал, я просто… не говорил.
— Это называется ложью умолчания, Дмитрий. И это такая же ложь.
Он опустил голову.
— Прости. Я действительно дурак.
— Да, — согласилась я. — Ты дурак. Не обманщик, не изменник. Просто дурак, который хотел пустить родне пыль в глаза за счёт своей жены.
Он сидел, сгорбившись, и было видно, что ему действительно стыдно. Но я не была готова его жалеть. Ещё нет.
— Что тебе говорила мама? — спросила я. — Что ты самый лучший сын на свете? Что у неё такой щедрый мальчик вырос?
— Она… она говорила, что гордится мной, — его голос едва слышен. — Что я настоящий мужчина, раз могу обеспечить не только жену, но и помочь семье. Олеся говорила, что её бывший и в подмётки мне не годится. Игорь сказал, что я для него пример.
— И тебе было приятно.
— Да. Очень. Особенно после того, как я потерял работу и чувствовал себя… никчёмным. Их восхищение было как наркотик. Каждый раз, когда я приглашал маму в ресторан или покупал Олесе что-то дорогое, я чувствовал себя… нужным. Важным. Не неудачником, который не может найти работу три месяца.
Три месяца. Значит, он соврал и насчёт срока. Потерял работу не два, а три месяца назад.
— Господи, — я вернулась к столу и села. — Дим, ты понимаешь, что нам нужно решать эту проблему? Прямо сейчас?
— Да. Я понимаю.
— Хорошо. Тогда слушай мои условия. Во-первых, завтра же ты звонишь своей маме, сестре и брату и рассказываешь им правду. Всю правду. Что ты без работы, что деньги были мои, что ты вёл себя как идиот.
Он побледнел.
— Лена, я не могу…
— Можешь. И должен. Потому что они должны знать, что их «щедрый братик» на самом деле транжира, который тратил чужие деньги, чтобы произвести впечатление.
— Они перестанут меня уважать.
— И отлично. Пусть уважают тебя тогда, когда ты действительно встанешь на ноги. На свои собственные ноги, а не на мои деньги.
Он молчал, стиснув зубы.
— Во-вторых, — продолжила я, — ты устраиваешься на работу. Любую. Мне всё равно, что это будет — твоя специальность или нет, престижно или не очень. Главное — чтобы это был легальный заработок. И ты работаешь до тех пор, пока не вернёшь мне триста тысяч. Все до последней копейки.
— Хорошо, — выдохнул он.
— В-третьих, никаких больше дополнительных карт. Никакого доступа к моим счетам. Пока ты не вернёшь деньги и не докажешь, что тебе можно доверять, ты получаешь только то, что заработаешь сам.
— Понял.
— И в-четвёртых, — я посмотрела ему в глаза, — если ты ещё раз соврёшь мне или скроешь что-то важное, я подаю на развод. Без разговоров и вторых шансов. Я готова быть рядом с тобой и в трудные времена, но я не готова быть с человеком, который не уважает меня настолько, чтобы быть честным.
Он кивнул, и я увидела, что на его глазах слёзы.
— Я исправлюсь, — прохрипел он. — Обещаю. Я найду работу, верну деньги, всё исправлю.
— Посмотрим.
Я закрыла ноутбук и встала.
— Иди спать. Завтра тебе звонить родственникам и объясняться. А послезавтра — искать работу. Всерьёз искать.
Он поднялся и неуверенно шагнул ко мне. Я позволила ему обнять себя, но не ответила на объятие. Мне нужно было время, чтобы простить его. Время, чтобы поверить, что он правда изменится.
А пока я стояла в его объятиях и думала о том, что замужество — это не только романтика и поддержка. Это ещё и умение смотреть правде в глаза, даже когда эта правда показывает тебе, что твой муж оказался не обманщиком и не изменником.
Просто дураком, который не знал, когда остановиться.
Прошло четыре месяца.
Дмитрий позвонил матери на следующий же день, как обещал. Я слышала их разговор из спальни — я не прислушивалась, но я всё равно различала интонации. Шок в голосе его матери. Возмущение. Потом — разочарование.
— Как ты мог, Дима? Зачем ты врал?
Он объяснял. Просил прощения.
Дима повесил трубку и долго сидел на кухне, глядя в одну точку. Я не стала его утешать. Пусть переварит последствия своих решений.
Через неделю он устроился менеджером в небольшую строительную фирму. Зарплата была смешной по сравнению с тем, что он получал раньше, но это была работа. Стабильная, с белой зарплатой и социальным пакетом.
Каждый месяц он перечислял мне сорок тысяч рублей в счёт долга. Остальное уходило на его личные расходы — проезд, обеды, одежду. Он больше не просил денег. Не жаловался. Просто работал.
Мать перестала звонить ему каждый день. Олеся пару раз писала, но переписка была натянутой, формальной. Игорь иногда приглашал нас в гости, и Дмитрий ездил, но я видела, что ему тяжело. Видеть в глазах брата жалость, понимать, что он больше не герой семьи, а просто человек, который допустил ошибку.
Зато он стал честнее со мной. Рассказывал о работе — и о хорошем, и о плохом. Делился сомнениями, страхами, надеждами. Мы снова стали разговаривать по вечерам, как раньше, до той истории с деньгами.
И постепенно я начала прощать его.
Не потому что он вернул деньги — их он вернёт ещё не скоро, больше полугода впереди. И не потому что он извинился — извинения были важны, но недостаточны. А потому что он изменился. Научился быть честным не только со мной, но и с собой.
Однажды вечером, когда мы сидели на диване и смотрели фильм, он повернулся ко мне и сказал:
— Знаешь, о чём я думаю? Что самым страшным было не потерять работу. А потерять себя. Я так боялся быть никем в глазах семьи, что забыл, кто я на самом деле. И чуть не потерял тебя.
Я взяла его за руку.
— Ты не потерял. Я здесь.
— Я знаю. И я безумно благодарен тебе за это. За то, что ты не ушла, когда узнала. За то, что дала мне шанс исправиться.
— Ты бы сделал то же самое для меня, — сказала я. И поняла, что это правда.
Мы не идеальная пара. У нас были проблемы и будут ещё. Но теперь я знала — мы справимся. Потому что научились главному: быть честными друг с другом. Даже когда эта честность больно ранит. Даже когда приходится признавать свои ошибки и глупости.
Даже когда выясняется, что твой муж — не злодей и не негодяй.
Просто дурак, который наконец-то поумнел.
— Я твою путевку на сестру переоформил, а ты и на даче загоришь, — муж огорошил меня своей наглостью, а я в результате только выиграла