Ольга сидела на краю дивана, а ее спина была прямой, как струна, натянутая до предела. В руках — выписка из банка, которую она подцепила в почтовом ящике по пути с работы. Не Вадим, нет, а она ее нашла. Вадим бы этот конверт скомкал и выкинул, не глядя, потому что он «не мужское это дело — бумажками заниматься». А вот она, Ольга, теперь смотрела. Смотрела, и в груди у нее нарастало что-то холодное, тяжелое, как бетонная плита.
— Триста тысяч. — Прошептала она, и голос сорвался.
Триста тысяч, которые ей оставила покойная бабушка. На «черный день», на «свою подушку безопасности», как говорила старая, мудрая женщина. Деньги, которые она поклялась не трогать, пока действительно не станет худо.
Счет был оформлен на нее, но Вадим, еще год назад, при ремонте их крошечной, взятой в ипотеку комнатушки, попросил сделать доверенность для его матери, Ирины Анатольевны.
— Оль, ну она же бухгалтер! — уговаривал Вадим, теребя ей руку. — Она лучше знает, как оптимизировать. Как положить деньги под процент, чтобы они не лежали мертвым грузом. Она же мать, она родная. А вдруг тебе что-то понадобится срочно, а ты на работе? Она снимет!
Ольга тогда вздохнула. Ирина Анатольевна была не просто бухгалтер, она была ЦЕНЗОР. Она контролировала, кто из них сколько съел, сколько литров бензина потратил Вадим и сколько раз в неделю Ольга позволила себе купить кофе на вынос. Но доверенность Ольга дала. Потому что Вадим смотрел такими щенячьими глазами, а ей так хотелось мира в их маленькой, душной, ипотечной вселенной.
— Вадим! — негромко, но с таким металлическим звоном, какого он от нее не слышал, позвала Ольга мужа.
Он тут же высунулся из кухни, где ужинал. Ел он всегда тихо, старательно пережевывая. Наверное, это ему мама еще в детстве вложила: ешь медленно, прилично, не как голодный.
— Чего? — Он небрежно махнул рукой, на которой блестело обручальное кольцо. Ольге казалось, что она стало ему маловато.
— Это что? — Она протянула ему выписку.
Вадим поперхнулся котлетой. Секунду назад он был благодушным мужиком, который наслаждался домашним теплом, а теперь… Теперь он стал похож на десятилетнего пацана, которого застукали в чужом саду. Лицо моментально пошло красными пятнами.
— А… это? — Он не взял бумагу. — Ну, это… Мама взяла.
— Триста тысяч, Вадим. — Ольга встала рядом. Теперь она была выше него. — Ты знал об этом?
Он замялся. Почесал затылок, словно там был ответ на вопрос, как выпутаться из этой лжи.
— Ну, я знал, что она попросит. Она же для дела.
— Для какого ДЕЛА, Вадим?! Моя бабушка оставила их МНЕ! Это не общие деньги! Это моя подушка, моя ЗАЩИТА! Почему ты не сказал мне?! Почему она сама не позвонила?!
— Оль, да что ты кипишуешь! — Теперь он начал наступать. Это был его излюбленный прием: когда его ловили за руку, он переходил в атаку. — Мама хотела сделать сюрприз! Она вложила их в мой стартап! Сказала, через полгода вдвое вернется!
Ольга просто замерла. Вдвое. Деньги ее бабушки, ее единственная страховка на случай, если Вадим уйдет, или заболеет, или… да мало ли что! Теперь они — инвестиция его мамы в его мифический, вечно убыточный «стартап», который заключался в перепродаже каких-то китайских гаджетов.
— Твоя мама украла мои деньги, Вадим. — Ольга произнесла это слово жестко, чеканно. — И ты ей помог.
— Не смей так говорить о моей матери! — Он подскочил, и тарелка на столе зазвенела. — Она нам жизнь дала! Она нам помогает! Ты что, не благодарна?! Она вложила их в наше общее будущее!
— Наше общее будущее? — Ольга нервно, почти истерически рассмеялась. — Какое общее? Ты даже не спросил меня, Вадим. Вы просто взяли и, по сути, обчистили мой счет. И теперь ты орешь на меня за то, что я не благодарна?!
В этот момент, как по команде, ключ провернулся в замке. Вошла Ирина Анатольевна. Строгая, в идеально выглаженной блузке, с холодной улыбкой на губах. Она словно почувствовала запах скандала и пришла насладиться представлением.
— Что тут за базар? — В ее голосе не было вопроса, была команда к тишине. — Оля, ты чего раскричалась? На Вадима? Некрасиво. Мужчину надо встречать с миром, а не с воплями.
Ольга сжала в руке выписку. Вот он, центр управления полетами. Вот она — причина ее удушья последние пять лет.
— Ирина Анатольевна, это ваше, да? — Ольга протянула ей выписку. — Мое наследство. Триста тысяч. Вы их сняли? Без моего ведома?
Свекровь даже не взглянула на бумагу. Она сняла перчатки, аккуратно положила их на полку. Сделала глубокий вдох.
— Дорогая моя, — она посмотрела на Ольгу с искренним сожалением. — Как грубо ты мыслишь! Это не «сняла». Это вложила. Для Вадима. Для нашей семьи. Ты же жена, Оля! Ты должна думать о нас, а не о своих, извини, грошах. Я взяла на себя ответственность. Потому что ты, кажется, боишься рисковать. А кто не рискует…
Ирина Анатольевна наконец переступила порог, вошла в центр комнаты, словно на сцену.
— Ты будешь жить по моим правилам! — заявила свекровь, и в ее глазах был металл. — И правила уже новые. Твои деньги теперь работают на нас. Будь благодарна, что я взяла управление в свои руки. А теперь успокойся, сходи, сделай мужу чай.
Ольга почувствовала, как ее щеки горят. Ее обокрали. И ей же предлагают стать служанкой.
— А вот тут, Ирина Анатольевна, — Ольга сделала шаг навстречу свекрови, и ее голос вдруг стал поразительно спокойным. — Вы ошибаетесь. Правила действительно новые. Но писали их… не вы.
Вадим, после ухода Ирины Анатольевны, метался по квартире, как загнанный зверь.
— Ну, Оль! Ты чего? — Его голос теперь был жалобным. — Мама же хотела как лучше!
Ольга уже не слышала. Она собрала себя в кулак, и этот кулак был из стали. Пока Вадим ныл о том, что мама «все равно права, это же для нас», Ольга пошла в спальню. Она не плакала. Не кричала. Просто собирала документы. Те самые, которые касались ее наследства, ее счета, доверенности, и еще — кое-что, что она хранила на всякий случай последние пять лет.
— Вадим, — сказала она, уже выходя с сумкой, — я пошла.
— Куда? — Он наконец оторвался от котлеты, которая успела остыть.
— Я сказала твоей маме, что правила теперь пишу я. Так вот, я пошла искать ручку.
Ольга хлопнула дверью, оставив его стоять посреди кухни с открытым ртом. И это было самое освобождающее ощущение за последние годы.
Она провела ту ночь у подруги, которую давно потеряла из вида, потому что Ирина Анатольевна считала, что «подруги отвлекают от семьи». Ольга спала три часа. Утром она сделала то, о чем мечтала с институтских времен, но всегда жалела денег, которые обязана была вложить в «общее дело».
Она купила КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ.
Не какое-то там бордовое или вишневое. А АЛОЕ. Глубокий V-образный вырез. Ткань, струящаяся по бедрам. И туфли, которые кричали: «Я НЕ ЖИВУ ПО ВАШИМ ПРАВИЛАМ!»
— Яркое, — сказала продавщица с восхищением.
— Правильно, — кивнула Ольга, глядя на себя в зеркало. — Пусть отражает свет.
А потом она позвонила. Не Вадиму. А адвокату. И не просто адвокату, а специалисту по семейным и финансовым спорам, которого ей посоветовала та самая «неправильная» подруга. Катя, с которой Ирина Анатольевна запретила ей общаться пять лет назад, назвав «ветреной и легкомысленной», теперь оказалась ее единственным спасением.
Юлий Константинович был молодым, наглым и, что самое главное, до безумия эффективным.
***
Офис Ирины Анатольевны. Она работала в крупной финансовой компании, и это была ее крепость. Ее территория. Тут она чувствовала себя генеральшей.
Ровно в два часа дня Ольга вошла в приемную. Секретарша, девушка-отличница, которую свекровь, разумеется, держала в ежовых рукавицах, обомлела. Вошла не замученная домохозяйка в сером кардигане, а женщина-катастрофа в алом.
— К Ирине Анатольевне, — Ольга улыбнулась. Улыбка вышла жесткой, почти хищной.
— У нее прием! Вы не записаны!
— Передайте ей, что пришли новые правила. Они не требуют записи, — спокойно парировала Ольга, и прошла мимо ошеломленной секретарши.
Ирина Анатольевна сидела за огромным столом, как королева на троне. Рядом с ней — двое мужчин в дорогих костюмах. Очередные «инвесторы» Вадима или крупные клиенты. Свекровь подняла глаза и чуть не упала со стула.
— Ольга?! Ты что на себя нацепила?! — Это был не вопрос, это был плевок.
— Это мое. За свои деньги, — спокойно ответила Ольга. — Здравствуйте, Ирина Анатольевна. И здравствуйте, господа.
Вслед за Ольгой вошел Юлий Константинович. Он был в темно-синем, идеально сидящем костюме, и выглядел так, словно нюхом чуял деньги и ложь.
— Прошу прощения за вторжение, — он кивнул. — Юлий Константинович, адвокат Ольги Владимировны. Мы тут по поводу финансового мошенничества и незаконного распоряжения наследственными средствами.
В кабинете повисла абсолютная тишина. Мужчины-клиенты моментально побледнели. Финансовое мошенничество — в офисе, при клиентах, которые наверняка не хотят проблем с репутацией. Ирина Анатольевна побледнела. Впервые за долгие годы.
— Какое еще мошенничество?! Ты сошла с ума, Оля?! — Свекровь вскочила, ее голос сорвался.
— Я же сказала, правила новые, — Ольга достала папку. — Мы не будем поднимать скандал публично и писать заявление в прокуратуру… пока что. Но. Мне нужны все деньги обратно. Триста тысяч. А также моральная компенсация за причиненный ущерб и использование моих средств в рискованных операциях, которые Вадим называет «стартап».
— Компенсация?! Да ты кто такая?! — Светлана Анатольевна начала задыхаться от ярости. Ее крепость рушилась на глазах.
Юлий Константинович вмешался, его голос был холодным, как лед.
— Ввиду того, что была оформлена доверенность, мы не можем говорить о прямой краже. Пока. Но мы можем говорить о злоупотреблении и нецелевом использовании личных средств. И, что самое важное, мы можем заявить в Налоговую службу о незаконных инвестициях Вадима и, соответственно, его матери, которая, судя по выписке, была активным участником транзакции. А это уже, Ирина Анатольевна, совсем другие проблемы с Вашей работой.
Ирина Анатольевна метнула на Ольгу взгляд, полный чистой ненависти.
— Ты, тварь… Ты хочешь уничтожить моего сына!
Ольга пожала плечами, и КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ словно вспыхнуло под офисным светом.
— Нет. Я хочу забрать свое. А правила, которые я написала, очень просты. За каждую слезу, которую я проглотила, я беру рубль сверху. И да, Вадим должен мне 500 тысяч, включая наследство и компенсацию.
— Пятьсот тысяч?! — закричала Свекровь.
— Именно, — адвокат кивнул. — У вас двадцать четыре часа. В противном случае, мы начнем с подачи иска и обратимся в Налоговую.
Ольга повернулась и вышла, не дожидаясь ответа. Она чувствовала, как ее будущее расправляет крылья.
***
Прошло ровно двадцать четыре часа. Ни Вадим, ни Ирина Анатольевна, конечно, не вернули 500 тысяч. Свекровь, очевидно, считала, что Ольга блефует и Вадим «вразумит» жену. Вадим сидел дома, с красным лицом и трясущимися руками, попеременно звоня то маме, то Ольге.
— Ты что наделала?! — орал он в трубку. — Ты же семью рушишь! Мама плачет!
— Пусть плачет, — сухо ответила Ольга, сидя в уютном кафе и подписывая бумаги с Юлием Константиновичем. — Семью разрушили вы в тот момент, когда обчистили мой счет. А я просто собираю обломки, Вадим.
Свекровь в отчаянии попыталась связаться с адвокатом.
— Юлий Константинович! Вы понимаете, что разрушаете брак?! — кричала она в трубку. — Это же личные дела!
— Брак? — спокойно переспросил адвокат. — Моя клиентка считает, что брака не было. Было финансовое рабство. И моя задача — рабство прекратить, а деньги вернуть.
В итоге, деньги они все-таки наскребли — заняли у друзей, сняли со счетов самого Вадима, но только 300 тысяч, чистое наследство. Компенсацию платить отказались. И вот тут Вадим сделал самую главную ошибку. Он решил действовать по совету матери.
— Раз так, Ольга, — процедил он, придя домой с деньгами и кинув их на стол, — то я подаю на развод! И я требую раздела квартиры! Это совместно нажитое имущество! Я же тоже платил ипотеку! Половина — моя!
Ольга подняла глаза. В них уже не было ни боли, ни ярости. Только холодная усталость и решимость.
— Подавай, Вадим, — она взяла пачку купюр и спокойно пересчитала. — Подавай. Только есть нюанс.
И тут Юлий Константинович нанес нокаутирующий удар. Он представил в суде идеально собранную картину их жизни.
В итоге, суд постановил: квартира, взятая в ипотеку, была оформлена до брака, а основные платежи, включая первоначальный взнос и досрочное погашение, были совершены за счет личных средств Ольги (наследство и ее зарплата, которая была выше Вадима, что тоже было доказано).
Р Е Ш Е Н И Е: Квартира остается за Ольгой. Вадиму, как мужу, который вносил незначительный вклад в общее имущество (погашение текущих процентов, оплата счетов), полагалась компенсация. Минимальная. 50 тысяч рублей, чтобы он не остался совсем ни с чем.
Вадим, который рассчитывал на половину московской квартиры, подавился этим решением.
— Пятьдесят тысяч?! — вопил он, звоня матери.
— Они просто не понимают, Вадим! — визжала Ирина Анатольевна. — Это несправедливо!
— Справедливо, — Ольга услышала их разговор по громкой связи и спокойно подошла к столу. — Вадим, ты требовал раздела. Я тебе выплачу.
Она достала из той самой пачки, которую они ей вернули, пятьдесят тысяч и бросила их на пол. Не на стол. На пол.
— Вот, Вадим. Возьми свою долю. Иди купи себе новые трусы, чтобы мама не стирала твои старые.
— Ты… ты унижаешь меня! — задохнулся он.
— А ты унижал меня пять лет, — улыбнулась Ольга, и эта улыбка была безжалостной. — Теперь убирайся. Ты мне здесь больше не нужен. Ты обесценился. Как муж, как человек, как инвестор в наш общий быт.
Ирина Анатольевна пыталась вмешаться, грозилась судами, связями, проклятиями.
— Я тебя уничтожу, Оля! Ты заплатишь за моего сына!
— Заплачу я только адвокату, Ирина Анатольевна, — спокойно ответила Ольга, закрывая дверь. — И, знаете, это самая выгодная инвестиция в моей жизни. А насчет Вадима… Он уже заплатил. Потерей всего, что имел. И я впервые за пять лет чувствую себя свободной. Иду покупать себе новые туфли. И они точно не будут серыми.
Ольга стояла в своей собственной квартире. Квартира была уже не ипотечная. Она была ЕЕ. Сняла КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ и повесила его на видное место. Напротив зеркала. Как знамя своей победы. Впереди была новая работа, новые знакомства, и, главное — никто не скажет ей, на что ей тратить свои, заработанные деньги.
— Я хотела купить квартиру, если ты забыл, но ты мои сбережения отдал своим родителям, так что теперь сам зарабатывай на эту квартиру