—Ты вообще понимаешь, что ты мне жизнь сломала?— голос Веры сорвался на хрип, хотя она целый день репетировала спокойный тон.
—Милая, не начинай снова, — Антон стоял посреди кухни, держа кружку как щит. — Мы просто по-человечески решили вопрос.
—По-человечески?— Вера рассмеялась так, что даже кот выскочил из кухни. — Когда твоя мать распоряжается моей квартирой, как складом для своих подруг? Когда она включает свой телевизор так, что соседи думают, что мы караоке-бар открыли?
Нина Павловна возникла в дверях кухни как по команде.
—Ой, опять эти претензии, — вздохнула она, поправляя очки. — Я старый человек, мне нужно громче. Если бы ты уважала возраст, то…
—Я уважала, — перебила Вера. — До тех пор, пока вы оба меня не приняли за бесплатную прислугу.
Она почувствовала, как снова дрожат пальцы, но их уже невозможно было спрятать. Всё то, что копилось почти два года, в этот мартовский промозглый вечер вылезло наружу, как гнилой шов, который больше не держит ткань.
Она поняла: если сейчас не заговорит — потеряет себя окончательно.
Антон шумно выдохнул и сел на табурет.
—Вера, ну что ты опять раздуваешь? Мама просто хотела помочь.
—Помочь?— она почти прошептала. — Когда она переставила наши вещи, выбросила мои книги, потому что “пыль собирают”, и навесила эти чёртовы тёмные шторы в спальне?
Нина Павловна фыркнула.
—Твои книги и правда неприлично выглядели. Порванные, старые, кому они нужны? А шторы я купила за свои деньги, между прочим. Хотела как лучше. Такой уют, солидность…
—Солидность?— Вера шагнула к ней. — Это спальня, а не комната для проведения похорон.
Антон встал между ними.
—Хватит! У меня завтра смена с семи утра. Давайте разговаривать нормально.
Но нормально у них последние полтора года не получалось вообще.
Утро началось с того, что Веру разбудил звук скребущейся по полу швабры. Нина Павловна мыть начала ещё до семи, потому что, «кто рано встаёт, у того и дом чистый». Вера зажмурилась, не желая выбирать между яростью и бессилием.
—Мам, может, потише?— донёсся сонный голос Антона. — Дай людям поспать.
—А кто мне даст?— обиделась свекровь. — Я и так всё одна, и по дому, и по кухне…
Вера решила не вставать. Пусть муж услышит своими ушами, как живётся с его «бедной, несчастной мамой». Но Антон только пробормотал что-то примирительное и ушёл в ванную.
Через полчаса Вера вошла на кухню и увидела: на столе аккуратно выложены три тарелки с овсянкой. И рядом записка, почерк крупный, уверенный: “Тебе чуть поменьше — на ночь наелась, хватит.”
Она разорвала листок пополам и бросила в урну. Но злость не ушла — наоборот, стала гуще.
Вера впервые за долгое время осознала: её в собственном доме просто не существует.
Антон ушёл на работу, Нина Павловна уехала «по делам», и тишина легла на квартиру, как лекарство. Вера поставила чайник, но руки дрожали так, что крышка звенела.
Она села у окна, глядела на серый мартовский двор — мокрый снег под ногами прохожих, редкие машины, остановка автобуса с тусклой лампой. Этот двор она когда-то любила. Теперь он казался чужим.
Из прихожей донёсся звук повернувшегося ключа. Вера подняла голову. Кто-то вошёл в квартиру.
—Ты что дома?— послышался голос Антона.
Вера пошла в коридор. Муж стоял вместе с матерью, на руках у него два пакета, у неё три. Словно они возвращались из экспедиции.
—У тебя же смена!— удивилась Вера.
—Короткая сегодня, — буркнул Антон. — Да мы заехали на рынок, мясо дешёвое было.
Нина Павловна поставила пакеты на пол.
—Антош, поставь кастрюлю, будем готовить рагу. И, Вера, не обижайся, но ты опять вчера так всё засолила, что я еле съела. Мужчин солёным кормить нельзя, давление будет.
Веру будто ударило током.
—Нина Павловна, вы можете хоть раз промолчать?
—А почему я должна молчать?— та вскинула подбородок. — Это мой сын. Он у меня один. И я хочу, чтобы он ел нормально, а не вот это… как ты готовишь.
Антон посмотрел на Веру, как на ребёнка, который не вовремя устраивает капризы.
—Ну чего ты опять? Мамина кухня лучше, это факт.
—Факт?— Вера прошла мимо них в комнату. — Тогда прекрасно. Пусть твоя мама готовит, убирает, распоряжается. Как обычно.
Дверь хлопнула.
Вечером Лена позвонила.
—Ты пропала, — сказала она сразу. — Опять дома ад?
Вера долго молчала, пытаясь подобрать слова, но вышло только:
—Он… они… я уже не понимаю, где я живу. Как будто всё вокруг — их жизнь, а я… тень.
Лена вздохнула.
—Вер, ты должна с ним поговорить. По-настоящему. Не жаловаться, а поставить точку. Или две. Но точку обязательно.
—Боюсь, что он её не увидит.
—Тогда поставишь так, чтобы увидел.
Вера закрыла глаза. Она понимала: разговор назревает. Тот самый, после которого уже ничего не будет как раньше.
На следующий день она решила уйти с работы пораньше — договорилась с начальницей, которая уже давно поглядывала на Веру с тревогой.
Дома было тихо. Она поставила чайник, сняла куртку, но вдруг услышала сбоку негромкий стук. Дверь в комнату Нины Павловны была приоткрыта. Свет горел.
Вера шагнула ближе… и застыла. Нина Павловна сидела на кровати и разговаривала по телефону.
—…конечно, двадцать пятого числа всё как обычно. Да, квартира сдана, жильцы не проблемные. Деньги перевели вовремя… Нет-нет, не переживайте, я у сына живу, у них места много… Да, да, та же цена — сорок. Всё стабильно, чего менять-то?
У Веры подкосились ноги.
Вера поняла: никакого ремонта никогда не было. Её просто обманули. Спокойно, цинично, расчётливо.
Она стояла в коридоре, слушая, как Нина Павловна продолжает:
—А невестка… ну, она ничего не понимает. Доверчивая. Да и Антошенька с ней поговорил, чтоб не лезла.
Вера сделала шаг назад. Потом ещё один. Она не чувствовала ног. Мир вокруг стал расплываться.
И только одно решение оформилось в голове, как надпись на дорожном знаке: Сегодня. Сейчас. Это конец.
Она повернулась и пошла на кухню. Антон должен был прийти через час. Этого было достаточно — время, чтобы собрать все слова, которые она должна сказать.
Вера села за стол, сцепила пальцы. Мартовский свет падал на её лицо через чистое стекло. Она чувствовала, как внутри поднимается не страх — нет, что-то другое. Твёрдое. Холодное. Решительное.
Вера не помнила, как просидела весь час.
Слова, которые она собирала, разбегались, как настороженные птицы, стоило только протянуть к ним мыслью.
Но решимость не исчезала — наоборот, становилась всё плотнее, будто вокруг неё сгущался воздух.
Когда щёлкнул замок входной двери, Вера не вздрогнула.
Она просто встала.
Антон вошёл первым — усталый, немного раздражённый, с пакетом молока и двумя булками в руках. За ним, как неизбежная тень, шагнула Нина Павловна, сняла шарф, оглядела кухню и недовольно поджала губы, будто нашла крошку, которую никто не оставлял.
—О, ты дома, — Антон попытался улыбнуться. — Чего такая серьёзная?
Вера медленно закрыла дверь кухни, чтобы их было только трое.
Её руки больше не дрожали.
—Нам нужно поговорить, — сказала она. Голос был ровный, но такой, что Антон сразу напрягся.
Нина Павловна только фыркнула и прошла к столу.
—Опять разговоры. Может, сначала чай сделаем?
—Сядьте, — Вера посмотрела на неё так, что свекровь неожиданно послушалась и опустилась на стул.
Антон поставил пакет и повернулся к Вере:
—Вер, давай без сцен. Устал, правда.
Она посмотрела прямо ему в глаза.
—Ты знал, что в моей квартире живут люди? — спросила она тихо.
Антон замер. Настолько резко, что даже пакет упал на пол, пролилась струйка молока.
—Что? — выдохнул он.
—Не надо “что”. — Вера сделала шаг вперёд. — Я слышала вашу маму. Сегодня. Она обсуждала арендаторов. Деньги. «Жильцы не проблемные». «Цена та же». Сказала, что ты со мной поговорил, чтобы я не лезла.
Лицо Антона побледнело.
—Вер, давай… ты неправильно поняла…
Нина Павловна встрепенулась первой:
—А что такого? — прошипела она. — Эти деньги идут в семью! Мы всё равно вместе живём. Какая разница, где я ночую? У вас или у себя? Я ж не на улицу иду!
Вера повернулась к ней.
—Разница в том, что вы лгали. Оба. Два года.
Что вы вытащили меня из моей квартиры, наврали про “ремонт”, а сами зарабатываете на ней.
И что я для вас — удобный ресурс. Невестка, которая молчит.
Антон провёл рукой по лбу.
—Вер, ну… это временно было. Мы планировали сказать. Просто… просто обстоятельства…
Она почувствовала, как внутри что-то щёлкнуло. Не боль — скорее освобождение.
—Ты мне лгал каждый день. — Она сказала это спокойно. — Ты позволил своей матери распоряжаться моей жизнью. И моей квартирой. И мной.
—Ну что ты опять драматизируешь… — начал Антон, но увидел её взгляд и осёкся.
Нина Павловна фыркнула:
—Если бы ты была нормальной женой, ты бы…
—Хватит. — Вера подняла руку. — Я больше не слушаю.
Она развернулась и пошла в комнату. На секунду Антон остался на месте, пытаясь понять её намерения, но когда увидел чемодан в руках, резко шагнул вперёд:
—Ты куда? Ты с ума сошла?!
—Я ухожу, — Вера застегнула молнию. — Сегодня. Сейчас.
—Да куда ты уйдёшь? — Нина Павловна вскочила. — Ты обиделась из-за ерунды! Из-за каких-то жильцов!
—Из-за лжи, — Вера ответила. — Из-за того, что я не человек в собственном доме. А я больше так не живу.
Антон схватил её за руку.
—Подожди. Подожди, Вер. Давай поговорим. Не горячись. Я всё объясню. Ну… ну да, получилось некрасиво, но ты же знаешь, мама… она без меня не справится…
—Тогда живи с ней, — Вера высвободила руку. — Но без меня.
Антон растерянно поднял взгляд:
—А если я… если мы… всё исправим?
Вера посмотрела на него долгие несколько секунд. И поняла, что впервые за долгое время видит его по-настоящему — растерянного мальчика, привыкшего, что за него решают.
И она сама — решала за него. Терпела за него. Жила вместо него.
—Ты не хочешь исправлять, — сказала она тихо. — Ты хочешь, чтобы всё вернулось, как было. Но я туда не вернусь.
Она взяла чемодан.
—Вер, не делай так, — голос Антона дрогнул. — Верочка…
Но она уже открывала дверь.
—Я подам документы в ближайшие дни, — сказала она, не оборачиваясь. — И да, Антон… квартира — моя. Жильцов предупреди сам.
И вышла.
Лестничная клетка встретила её прохладой и запахом железа.
Когда дверь за спиной захлопнулась, Вера впервые за долгое время вдохнула полной грудью.
На улице ещё шёл мокрый снег.
Каждая хлопья, падая на пальто, таял мгновенно — как всё, что она оставила позади.
Телефон завибрировал.
“Ты где? Всё ок? — Лена.”
Вера набрала ответ дрожащим, но уверенным пальцем:
“Начала жить.”
И пошла вперёд — в март, в неизвестность, в себя.
Конец.
Я подарила родителям дачу. Они продали её и купили сестре машину. Только вот совесть не купишь…