— На Новый год маму в ресторан поведем, так что зарплату перекинь на мою карту, — заявил Кате муж

Катя остановилась в дверях прихожей, ключи еще в руке. Паша вышел из комнаты, телефон светился в его ладони. Двадцатое декабря, восемь вечера, за окном метель, а дома тепло и пахнет жареной картошкой.

— Завтра, — ответила она, стягивая ботинки. — А что?

— Отлично. На Новый год маму в ресторан поведем, так что зарплату перекинь на мою карту.

Катя выпрямилась, сумка с документами сползла с плеча на пол.

— Что, прости?

— На Новый год маму в ресторан поведем, — он снова уткнулся в экран, листал что-то. — Я уже столик заказал в «Панораме», на Советской. Хорошее место, мама давно хотела туда попасть.

Катя медленно подняла сумку, прошла на кухню. Включила чайник. Голова гудела после рабочего дня — клиенты названивали с утра до вечера, все требовали доставку стройматериалов до праздников, как будто без их кирпичей и цемента мир остановится.

— Паш, — позвала она, — иди сюда.

Он вошел на кухню, привалился плечом к дверному косяку.

— Слушаю.

— Мы же всегда Новый год дома встречали. Или у моей мамы. Зачем ресторан?

Паша вздохнул, как вздыхают с непонятливым ребенком.

— Потому что моя мама весь год пахала без отпуска. Ты же знаешь, в поликлинике их главбух вечно загружает. Она заслужила нормальный праздник. Не на кухне у плиты, а по-человечески.

— Хорошо, — Катя кивнула, достала кружку из шкафа. — А моя мама тоже будет?

— Твоя? — Паша нахмурился. — Зачем?

— Как зачем? Новый год же. Праздник. Мы всегда вместе.

— Кать, ну пойми. Мама специально выбрала это заведение. Она хочет провести вечер в узком кругу. Ты, я, она. Понимаешь? Настоящая семья.

Катя поставила кружку на стол. Села на табурет.

— А моя мама? Она одна останется?

Паша пожал плечами.

— Людмила Петровна скромный человек. Ей и дома хорошо будет. Она же не привыкла к таким местам.

— Не привыкла? — голос Кати стал тише. — Паша, моя мама медсестрой работает двадцать лет. Она такой же человек, как твоя. Почему она должна сидеть одна, пока мы в ресторане?

— Потому что, — он выпрямился, голос стал жестче, — моя мама это заслужила. Она растила меня, вкладывала в меня. А Людмила Петровна… ну, она человек простой. Ей телевизор посмотреть — и нормально.

Катя молчала. Смотрела на мужа и будто впервые видела его. Четыре года брака, и только сейчас она услышала эти слова.

— Кроме того, — продолжил Паша, — деньги у меня уже распределены. Тридцать тысяч на серьги маме, золотые, она давно хотела. Плюс коммуналка, кредит за машину. Так что ресторан только с твоей зарплаты.

— Мы же копили на отпуск, — тихо сказала Катя. — На море хотели летом. Помнишь?

— Поедем, — отмахнулся он. — Накопим еще. Кать, ну не психуй. Это же один раз в году. Праздник.

— Для твоей мамы праздник. А для моей?

Паша закатил глаза.

— Господи, ну что ты прицепилась? Хочешь — позови свою маму тоже. Доплати еще пятнадцать тысяч, и пусть идет.

— У меня нет пятнадцати тысяч, — сказала Катя. — После твоих сорока пяти у меня останется десять. На весь месяц.

— Значит, не судьба, — он развел руками. — Извини. Я не специально. Просто так получилось.

Он вышел из кухни. Катя осталась сидеть за столом. Чайник давно вскипел и выключился. За окном выла метель. Где-то в соседней квартире плакал младенец — это у Береговых, молодых соседей, недавно родился сын.

Катя достала телефон. Открыла банковское приложение. Зарплата придет завтра. Пятьдесят две тысячи. Из них сорок пять Паше. Останется семь тысяч на продукты, на проездной, на всё остальное до следующего месяца.

Она перевела взгляд на календарь над холодильником. Двадцатое декабря. Десять дней до Нового года. Десять дней до того, как её мама останется одна.

Катя встала, прошла в комнату. Паша лежал на диване, смотрел какое-то видео на телефоне.

— Паш.

— М?

— Я переведу деньги. Но я хочу, чтобы ты понимал. Моя мама будет одна. Первый Новый год после смерти отца она была не одна, потому что мы с ней были. И все последующие тоже. А сейчас она впервые останется совсем одна. Это нормально для тебя?

Паша приподнялся на локте.

— Кать, твоя мама взрослая женщина. Она справится. К тому же у нее же есть соседка, эта… как её. Вера Михайловна. Они вместе встретят, если что.

— Вера Михайловна уезжает к дочери в Тверь, — сказала Катя. — Мама одна будет.

— Ну тогда пригласи её к нам. Вечером, после ресторана. Мы же к двенадцати вернемся.

— К двенадцати? — Катя присела на край дивана. — Паша, ресторан же до утра работает. Твоя мама захочет остаться.

— Ну и останемся, — он снова лег, уткнулся в телефон. — Один раз в году. Мама заслужила.

Катя больше ничего не сказала. Встала и вышла. Села на кухне. Достала телефон и написала маме: «Как ты?»

Ответ пришел через минуту: «Хорошо, доченька. Как работа?»

«Нормально. Устала. Мам, а ты на Новый год что делать будешь?»

Пауза. Три точки на экране, показывающие, что мама печатает. Потом они исчезли. Появились снова.

«Да я дома посижу. Телевизор посмотрю. Концерт же транслируют».

«Одна?»

Снова пауза.

«Ну да. А что, ты волнуешься? Не надо, Катюша. Я привыкла».

Катя положила телефон на стол. Села и закрыла лицо руками. За стеной играла музыка — Береговы, похоже, укладывали сына спать. Тихая колыбельная.

На следующий день, двадцать первого декабря, Катя получила зарплату. В обед перевела Паше сорок пять тысяч. Он прислал смайлик с поднятым вверх большим пальцем.

«Спасибо, родная. Мама будет рада».

Катя ничего не ответила. Убрала телефон в ящик стола и вернулась к работе. На экране компьютера светился заказ — очередной клиент требовал доставку блоков до двадцать пятого. Катя начала заполнять накладную.

— Шистерова, ты как? — в кабинет заглянула Вера Колесникова, её коллега и подруга. — Какая-то помятая.

— Нормально, — Катя не отвлеклась от экрана.

Вера прошла внутрь, прикрыла дверь.

— Ври больше. Что стряслось?

Катя молчала. Продолжала печатать цифры в таблице. Вера села на край стола.

— Шистерова, я жду.

— Паша решил отметить Новый год в ресторане. С матерью. Втроём.

— Ну и что? — Вера не поняла. — Пойдете, отметите.

— А моя мама дома останется. Одна.

Вера замерла.

— Погоди. То есть Паша взял деньги на ресторан для своей матери, а твоя мама будет одна дома?

— Да.

— И ты согласилась?

Катя перестала печатать. Откинулась на спинку кресла.

— А что мне было делать? Он уже столик заказал. Серьги маме купил за тридцать тысяч. Сказал, что его мама заслужила праздник.

— Господи, Катька, — Вера спрыгнула со стола. — Ты слышишь, что говоришь? Он даже не спросил твоего мнения! Он просто приказал отдать деньги и идти туда, куда он хочет!

— Не кричи, — Катя оглянулась на дверь. — Услышат.

— Да пусть! — Вера махнула рукой, но голос все-таки понизила. — Кать, это ненормально. Твоя мама одна осталась после того, как отец… ну, того. Прошло десять лет, но она так и не встретила никого. Она одна! И первый Новый год после его ухода ты была с ней! А теперь ты её бросаешь ради прихоти свекрови?!

— Не говори так, — Катя снова повернулась к компьютеру. — Наталья Анатольевна действительно много работает.

— И что?! Твоя мать меньше работает?! Она медсестрой в детской поликлинике вкалывает! Ты же сама рассказывала, какие там смены! По двенадцать часов, без обеда нормального!

Катя молчала. Вера села обратно на стол, наклонилась ближе.

— Слушай меня внимательно. Паша — маменькин сынок. Я это поняла еще на вашей свадьбе, когда Наталья Анатольевна три раза переделывала план рассадки гостей, потому что ей место не нравилось. А ты молча терпела. Четыре года терпишь. И знаешь, к чему это приведет?

— К чему? — Катя посмотрела на подругу.

— К тому, что однажды ты проснешься и поймешь: в этом браке вас трое. Ты, Паша и его мама. И мама на первом месте. Всегда.

Катя ничего не ответила. Вера вздохнула, слезла со стола.

— Подумай хотя бы. Ладно?

Она вышла. Катя осталась сидеть перед компьютером. На экране мигал курсор в пустой ячейке таблицы.

***

Вечером Катя пришла домой и попыталась еще раз поговорить с мужем. Паша сидел на кухне, жевал бутерброд и смотрел что-то на планшете.

— Паш, давай обсудим Новый год еще раз.

Он поднял глаза, прожевал, сглотнул.

— Что обсуждать? Всё решено.

— Нет, не всё. Я хочу, чтобы моя мама тоже была с нами.

Паша отложил планшет, вытер руки салфеткой.

— Кать, мы это уже проходили. Я объяснил. Мама хочет провести вечер в кругу близких людей. Ты, я, она. Понимаешь?

— А моя мама не близкий человек?

— Близкий, — он кивнул. — Но это другое. Это теща. А не родная мать.

Катя села напротив.

— Паша, ты сейчас серьезно? Теща — это не родная мать, поэтому ей можно сидеть одной дома на Новый год?

— Я не то хотел сказать, — он поморщился. — Просто моя мама уже всё спланировала. Она не любит, когда планы меняются. Ты же знаешь, какая она.

— Знаю, — Катя устало кивнула. — Поэтому и спрашиваю. Может, ей позвонишь? Скажешь, что будет еще один человек?

— Кать, ну зачем? — Паша снова взялся за бутерброд. — Она расстроится. Скажет, что я не ценю её усилия. Ты же понимаешь, как она реагирует на такие вещи.

— Понимаю, — Катя встала. — А как реагирует моя мама, когда понимает, что дочь её бросила на праздник, — это неважно?

Паша замолчал. Доел бутерброд. Встал, прошел к раковине, помыл руки.

— Твоя мама адекватная женщина, — сказал он, вытирая ладони полотенцем. — Она поймет. А моя мама — нет. Поэтому давай не будем её расстраивать.

Катя хотела ответить, но он уже вышел из кухни. Она осталась стоять у стола. За окном шел снег. На подоконнике лежал календарь отрывной — двадцать первое декабря.

На следующий день, двадцать второго, Кате на работе пришлось задержаться. Крупный клиент требовал срочную доставку — целый грузовик цемента на стройплощадку за городом. Начальник, Олег Красников, попросил Катю лично проконтролировать отгрузку. Она согласилась — после перевода сорока пяти тысяч Паше нужны были деньги, а за переработку платили дополнительно.

Домой она вернулась около девяти вечера. Открыла дверь и услышала голоса на кухне. Женский голос. Наталья Анатольевна.

— Паша, а ты уверен, что она нормально оденется? Это же приличное заведение.

— Мам, не переживай. Катька адекватная.

— Я не про адекватность, — свекровь говорила раздраженно. — Я про вкус. Помнишь, на твоем корпоративе два года назад она в чем пришла? В этом черном балахоне каком-то.

— Это было платье, — засмеялся Паша.

— Платье, балахон, — Наталья Анатольевна цокнула языком. — В общем, проследи. Пусть оденется прилично. Чтобы я не краснела перед людьми.

Катя стояла в прихожей и слушала. Стягивала ботинки и слушала, как свекровь обсуждает её вкус. Паша даже не возразил. Просто смеялся.

Она повесила куртку, прошла на кухню. Наталья Анатольевна сидела за столом, перед ней стояла кружка. Паша стоял у окна.

— А, Катенька, — свекровь повернулась к ней. — Пришла. Где пропадала?

— Работала, — сухо ответила Катя.

— Понятно, — Наталья Анатольевна кивнула. — Ну ничего, скоро праздники, отдохнешь. Кстати, Паша сказал, что ты деньги на ресторан перевела. Спасибо. Хороший получится вечер.

Катя молча прошла мимо, открыла холодильник. Достала йогурт.

— Мы тут с Пашей обсуждали программу вечера, — продолжила свекровь. — Я хочу, чтобы мы пришли к семи. Там будет живая музыка, виолончель. Очень атмосферно.

— Хорошо, — Катя открыла йогурт.

— И да, Катенька, — Наталья Анатольевна посмотрела на неё. — Оденься, пожалуйста, прилично. Это же не кафешка во дворе. Там приличная публика.

Катя замерла с ложкой в руке.

— А я обычно как одеваюсь?

— Ну, ты понимаешь, — свекровь махнула рукой. — У тебя весь гардероб в этих… офисных костюмчиках. Серых, черных. Нужно что-то праздничное. Нарядное.

— У меня есть черное платье, — сказала Катя. — То, что я на корпоратив надевала.

Наталья Анатольевна скривилась.

— Тебе Паша не говорил? Я куплю тебе платье. Сама выберу. Нормальное, красивое. Чтобы ты выглядела достойно.

Катя поставила йогурт на стол.

— Наталья Анатольевна, спасибо, но не нужно. У меня есть что надеть.

— Не спорь, — отрезала свекровь. — Я уже решила. Завтра схожу в магазин, выберу. И кстати, тебе бы к парикмахеру сходить. А то эта твоя стрижка… ну сама понимаешь.

Катя посмотрела на Пашу. Он молчал. Стоял у окна и смотрел в телефон. Даже не поднял глаз.

— Паша, — позвала она.

— М? — он оторвался от экрана.

— Ты ничего не хочешь сказать?

— О чем?

— О том, что твоя мама сейчас сказала.

Паша пожал плечами.

— Ну, мама хочет, чтобы ты красиво выглядела. Что плохого?

Катя хотела ответить, но свекровь её перебила:

— Вот именно! Пашенька всё правильно говорит. Я же не со зла. Я хочу, чтобы вечер прошел идеально. Чтобы всё было красиво. Понимаешь?

— Понимаю, — тихо сказала Катя.

Наталья Анатольевна допила из кружки, встала.

— Ну всё, мне пора. Завтра увидимся, Катенька. Я привезу платье. А ты запишись к парикмахеру. На тридцатое, например.

Она ушла. Паша проводил её до двери. Катя осталась на кухне. Стояла и смотрела в окно. Снег прекратился. Небо было черное, без звезд.

Паша вернулся.

— Ну что ты надулась? — спросил он. — Мама же с добрыми намерениями.

— С добрыми, — повторила Катя. — Паша, ты понимаешь, что она сейчас сказала? Что мой вкус плохой. Что моя стрижка плохая. Что я выгляжу неприлично.

— Она не то имела в виду, — он махнул рукой. — Просто волнуется, чтобы всё прошло хорошо.

— А ты? — Катя повернулась к нему. — Ты что думаешь? Я плохо выгляжу?

Паша замялся.

— Нет, конечно. Ты нормально выглядишь. Просто мама привыкла к определенному стилю. Ну, понимаешь. Она же бухгалтер в поликлинике, там дресс-код строгий. Она ценит, когда люди выглядят… ну, солидно.

— Солидно, — Катя кивнула. — Понятно.

Она взяла йогурт и пошла в комнату. Паша остался на кухне.

***

Двадцать шестого декабря Катя позвонила маме. Людмила Петровна ответила сразу, голос был усталый.

— Катюша, привет, доченька.

— Привет, мам. Как дела?

— Да нормально. Работы много, перед праздниками всегда так. Сегодня диспансеризацию проводили, детишек море.

Катя легла на диван, уставилась в потолок.

— Мам, а ты на Новый год что будешь делать?

Пауза.

— Ну, дома посижу. Телевизор посмотрю.

— Одна?

— Катюш, ну не переживай ты так. Я взрослый человек. Справлюсь.

— Мам, мне тебя жалко.

Людмила Петровна тихо вздохнула.

— Не надо меня жалеть. У тебя своя жизнь. Ты замужем. Должна быть с мужем.

— И с его матерью, — добавила Катя.

— Ну да, — мама помолчала. — Слушай, а Наталья Анатольевна… она хороший человек?

Катя закрыла глаза.

— Не знаю, мам. Честно. Не знаю.

— Понятно, — мама снова замолчала. Потом добавила: — Главное, чтобы тебе было хорошо. Понимаешь? Я переживу один вечер. А вот ты… ты должна быть счастлива.

— Я не счастлива, мам, — Катя открыла глаза. — Я чувствую себя паршиво. Потому что ты будешь одна. А я буду в ресторане, буду есть дорогую еду и делать вид, что всё хорошо.

— Катюша, — мама сказала тверже, — не говори так. Это твой муж. Он хочет сделать приятное своей матери. Это нормально. Не нужно его винить.

— Я и не виню, — Катя села на диване. — Я просто… мам, прости. Прости, что так получилось.

— Доченька, тебе не за что извиняться. Правда. Всё хорошо.

Но голос мамы дрожал. Катя это услышала. И в этот момент поняла: мама держится изо всех сил. Делает вид, что всё нормально. Чтобы дочь не переживала.

— Мам, я люблю тебя.

— И я тебя люблю, Катюшенька. Очень.

Они попрощались. Катя положила телефон на диван и сидела молча. В комнату вошел Паша.

— С кем говорила?

— С мамой.

— Как она?

— Плохо, — Катя посмотрела на мужа. — Паша, ей плохо. Она будет одна на Новый год.

Он сел рядом, положил руку ей на плечо.

— Кать, ну что ты себя накручиваешь? Твоя мама сильная женщина. Она справится. Один вечер. Это же не страшно.

— Для тебя не страшно, — Катя убрала его руку. — Потому что твоя мама не будет одна. Она будет в ресторане. За мой счет.

Паша поджал губы.

— Опять ты за свое. Катя, я же объяснил. Моя мама это заслужила.

— А моя не заслужила? — Катя встала. — Моя мама десять лет одна после смерти папы. Она работает медсестрой, вкалывает на две ставки, чтобы хоть как-то прожить. Она не заслужила хотя бы не быть одной на праздник?

— Заслужила, — Паша тоже встал. — Но я не могу же всех осчастливить! Я выбрал свою маму. Это нормально.

— Нет, — Катя покачала головой. — Это ненормально. Нормально было бы спросить меня. Спросить, что я думаю. А ты просто приказал. Отдай деньги, и всё.

Паша шагнул к двери.

— Знаешь что, Катя? Я устал от этих разговоров. Решение принято. Точка. Если тебе так жалко маму, позови её к нам после ресторана. Мы к двенадцати вернемся.

— Ты же сказал, что останемся до утра, — напомнила Катя.

— Ну, может, уйдем пораньше, — он пожал плечами. — Посмотрим.

Он вышел. Катя осталась стоять посреди комнаты.

На следующий день, двадцать седьмого, в офис позвонила Наталья Анатольевна. Секретарша переключила звонок на Катю.

— Екатерина, это я.

— Здравствуйте, Наталья Анатольевна.

— Я по поводу меню хотела поговорить. Паша давал мне данные твоей карты, я хочу кое-что добавить к заказу.

Катя замерла с трубкой у уха.

— Простите, какой карты?

— Ну той, с которой деньги на ресторан переводили. Паша дал реквизиты, чтобы я могла при необходимости что-то скорректировать.

У Кати похолодело внутри.

— Наталья Анатольевна, это моя личная карта.

— Ну и что? — свекровь говорила раздраженно. — Паша же дал. Значит, разрешил. Не волнуйся, я в рамках бюджета. Просто хочу добавить красной икры и пару бутылок хорошего вина.

— Сколько это будет стоить? — спросила Катя.

— Ну, тысяч восемь. Может, девять.

Катя закрыла глаза.

— Наталья Анатольевна, можно я с Пашей сначала поговорю?

— О чем говорить? — свекровь повысила голос. — Екатерина, это мой праздник! Я хочу, чтобы всё было идеально! А ты устраиваешь мне какой-то допрос! Паша мне разрешил, понимаешь?! Разрешил!

— Хорошо, — тихо сказала Катя. — Хорошо. Добавляйте.

— Вот и умница, — свекровь сразу сменила тон. — Я знала, что ты поймешь. Всё-таки ты разумная девушка. Хоть и с этими своими джинсами вечными.

Она повесила трубку. Катя положила телефон на стол. Открыла банковское приложение. Проверила остаток. С карты действительно списали восемь тысяч двести рублей. Десять минут назад.

Она встала и вышла из кабинета. Прошла в коридор, достала телефон, позвонила Паше. Он ответил не сразу.

— Да, Кать.

— Ты дал своей матери доступ к моей карте?

Пауза.

— Ну… технически да.

— Как ты мог?! — Катя чуть не кричала. — Это МОИ деньги! Моя карта! Личная!

— Кать, успокойся, — Паша говорил тихо, видимо, был на работе. — Мама просто хотела скорректировать меню. Я дал ей реквизиты, чтобы она могла добавить пару позиций. Ничего страшного.

— Восемь тысяч, Паша! — Катя сжала телефон в руке. — Она списала восемь тысяч! Без моего согласия!

— Ну, это же не миллион, — он вздохнул. — Кать, ну что ты психуешь? Мама хочет икру и вино. Это праздник. Один раз в году.

— Паша, я не давала согласия. Ты понимаешь? Ты передал чужому человеку доступ к моему счету!

— Чужому?! — голос Паши стал жестким. — Это моя МАТЬ! Она не чужая!

— Для моего счета — чужая, — выдохнула Катя. — Паш, это незаконно. Это… это вообще как?

— Слушай, я на работе, — оборвал её Паша. — Поговорим вечером. И прекрати истерить. Мама старалась, выбирала лучшее. А ты устраиваешь скандал.

Он сбросил звонок. Катя стояла в коридоре и смотрела на телефон. Мимо прошел Олег Красников, её начальник. Увидел её, остановился.

— Шистерова, всё в порядке?

— Да, — Катя быстро кивнула. — Всё хорошо.

Он посмотрел на неё внимательно.

— Вы бледная. Может, домой пойдете?

— Нет, спасибо. Доработаю.

Он кивнул и пошел дальше. Катя вернулась в кабинет. Села за стол. Открыла таблицу с заказами. Начала заполнять очередную строку. Но руки дрожали.

Вечером дома был скандал. Катя пришла и сразу начала:

— Паша, нам нужно поговорить.

Он сидел на диване, смотрел хоккей.

— Давай после матча.

— Сейчас, — Катя подошла, взяла пульт, выключила телевизор.

Паша повернулся к ней.

— Ты чего творишь?

— Ты дал своей матери доступ к моей карте. Она списала восемь тысяч. Без моего согласия. Ты понимаешь, насколько это неправильно?

Паша встал.

— Я понимаю, что ты раздуваешь из мухи слона. Мама добавила пару позиций в меню. И что?

— И то, что это мои деньги! — Катя шагнула к нему. — Мои! Я их заработала! И я должна решать, на что их тратить!

— Ты решила, — Паша скрестил руки на груди. — Когда перевела сорок пять тысяч. Остальное — мелочи.

— Восемь тысяч — это не мелочи!

— Для меня — мелочи, — он пожал плечами. — Катя, у тебя проблемы с приоритетами. Ты не можешь отделить главное от второстепенного. Главное — это чтобы моей маме было хорошо. Она это заслужила. А ты цепляешься за какие-то копейки.

Катя шагнула назад.

— Копейки. Восемь тысяч рублей — копейки.

— Ну да, — Паша развел руками. — В масштабах праздника — копейки. Катя, ну что ты психуешь? Я не понимаю.

— Ты не понимаешь, — повторила она. — Хорошо. Тогда я объясню. Мне сейчас до конца месяца жить на двух тысячах рублей. Потому что сорок пять ты взял, восемь твоя мама списала, и у меня осталось две тысячи на продукты, проездной и всё остальное. Это ты понимаешь?

Паша молчал. Потом сказал:

— Ну, я могу тебе занять.

— Занять, — Катя засмеялась. — Мне. Из моих же денег.

— Катя, я не хочу ссориться, — Паша подошел к ней. — Давай не будем портить себе праздник. Всё обойдется. Ты как-нибудь дотянешь до зарплаты. Ну, экономнее жить будешь пару недель. Не умрешь же.

Катя смотрела на него. На мужа, с которым прожила четыре года. И будто впервые видела.

— Не умру, — повторила она. — Точно.

Она развернулась и ушла в спальню. Легла на кровать и долго смотрела в потолок. Паша не пошел за ней. Включил телевизор обратно. Матч продолжился.

***

Двадцать девятого декабря Наталья Анатольевна приехала с платьем. Катя была дома, Паша на работе. Свекровь позвонила в дверь, вошла с большим пакетом из дорогого магазина.

— Катенька, смотри, что я тебе купила!

Она выложила на диван темно-синее платье. Длинное, закрытое, с высоким воротом. Совершенно безликое.

Катя посмотрела на него.

— Спасибо, но у меня есть платье.

— Да ладно тебе, — Наталья Анатольевна махнула рукой. — То черное твое? Оно уже вышло из моды. А это — классика. Всегда актуально. Примерь.

— Наталья Анатольевна, правда, не нужно. Я надену свое.

Свекровь нахмурилась.

— Екатерина, я специально для тебя ездила, выбирала. Ты хоть понимаешь, сколько времени у меня это заняло? А ты нос воротишь.

— Я не ворочу нос, — Катя встала. — Я просто хочу надеть свое платье.

— Твое платье не подходит, — отрезала Наталья Анатольевна. — Оно дешевое. Видно сразу. А мы идем в приличное место. Я не хочу, чтобы на тебя косились.

Катя почувствовала, как внутри что-то сжалось.

— Никто косится не будет.

— Будут, — свекровь подняла голос. — Екатерина, ты меня слышишь? Я говорю тебе как человек с опытом. В таких заведениях люди сразу видят, кто есть кто. И если ты придешь в этом своем черном тряпье, все поймут, что ты… ну, из простых.

Катя молчала. Наталья Анатольевна продолжала:

— Я не хочу тебя обидеть. Правда. Но надо понимать свое место. Ты жена моего сына. И должна выглядеть соответственно. Понимаешь?

— Понимаю, — тихо сказала Катя.

— Вот и умница, — свекровь смягчилась. — Примерь. Увидишь, тебе пойдет.

Катя взяла платье. Пошла в спальню. Закрыла дверь. Посмотрела на себя в зеркало. Увидела уставшую женщину с тусклыми глазами.

Она надела платье. Оно было велико. Висело мешком. Катя вышла в комнату.

— Ну вот, — Наталья Анатольевна оценивающе посмотрела. — Хорошо. Правда, немного велико. Но ничего, подберешь поясом.

— У меня нет пояса под это платье, — сказала Катя.

— Куплю, — свекровь кивнула. — Завтра куплю и привезу. А ты к парикмахеру записалась?

— Нет.

— Как нет?! — Наталья Анатольевна всплеснула руками. — Екатерина, ну ты же взрослый человек! Как можно в ресторан с такой прической?!

Катя посмотрела на неё.

— А что не так с моей прической?

— Всё не так, — свекровь поджала губы. — Эта твоя стрижка… она для офиса. Для бумажек твоих. А не для праздника. Нужна укладка. Локоны, например.

— У меня короткие волосы, — устало сказала Катя. — Локоны не получатся.

— Получатся, если постараться, — Наталья Анатольевна достала телефон. — Я знаю хорошего мастера. Запишу тебя на завтра, на вторую половину дня.

— Не надо, — Катя сняла платье прямо в комнате, кинула его на диван. — Я пойду так, как есть.

Свекровь замерла.

— Что значит «так, как есть»?

— Значит, в своем платье и с своей прической.

— Екатерина, — Наталья Анатольевна встала, голос стал холодным. — Ты меня не слышишь? Или не хочешь слышать?

— Слышу, — Катя посмотрела ей в глаза. — Просто не хочу надевать ваше платье.

Повисла тишина. Наталья Анатольевна побледнела, потом покраснела.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать?!

— Я разговариваю нормально, — Катя не отводила взгляда. — Вы купили платье без моего согласия. Я его не просила. И надевать не буду.

— Паша об этом узнает! — свекровь схватила сумку. — Он тебе скажет!

— Пусть скажет, — Катя пожала плечами.

Наталья Анатольевна развернулась и вышла. Хлопнула дверью так, что задрожали стены.

Катя осталась стоять посреди комнаты. Через десять минут позвонил Паша.

— Ты что творишь?!

— Привет, — Катя села на диван.

— Мама в слезах! Говорит, ты нахамила ей!

— Я не хамила. Я отказалась надевать платье, которое она купила без моего согласия.

— Катя, она старалась для тебя!

— Паша, я не просила.

— Но она же хотела помочь! — он кричал. — Она хотела, чтобы ты выглядела прилично! А ты в лицо ей сказала, что не наденешь!

Катя закрыла глаза.

— Я надену свое платье. То, черное. Которое, между прочим, я купила за свои деньги. И которое мне нравится.

— Оно никому не нравится, — отрезал Паша. — Кроме тебя. Мама права. Оно дешевое.

— Ну извини, — Катя открыла глаза. — Я не могу себе позволить платья за тридцать тысяч. У меня на счету две тысячи рублей осталось после твоего ресторана.

— Опять ты за свое! — Паша выдохнул. — Слушай, я сейчас не могу с тобой говорить. Приеду вечером, разберемся. Но ты извинишься перед мамой. Поняла?

— Нет, — сказала Катя.

— Как нет?

— Не извинюсь. Мне не за что.

Паша что-то сказал, но она уже повесила трубку. Положила телефон рядом. Села на диван и просто сидела.

Вечером Паша пришел мрачный. Прошел на кухню, налил себе воды. Выпил залпом. Катя стояла в дверях.

— Ну что, — сказал он, не поворачиваясь. — Будешь извиняться?

— Нет.

Он резко обернулся.

— Тогда вообще не пойдешь в ресторан.

— Хорошо, — Катя кивнула. — Не пойду.

Паша опешил.

— То есть как?

— Так. Я не пойду. Иди с мамой вдвоем. Проведите хороший вечер.

— Катя, ты о чем? — он шагнул к ней. — Это же Новый год! Ты должна быть там!

— Почему должна? — Катя посмотрела на него. — Чтобы сидеть в платье, которое мне не нравится? Слушать, какая я неудачница? Как мне повезло, что твоя мама меня терпит?

— Она такого не говорила!

— Говорила, — Катя шагнула ближе. — В ресторане она сказала мне это. Два года назад, на твоем корпоративе. Помнишь? Мы сидели за одним столом. Она сказала: «Катенька, Паше повезло, что он такой терпеливый. Не каждый мужчина стерпел бы девушку с таким… скромным достатком». Ты тогда рядом сидел. И промолчал.

Паша отвел взгляд.

— Она не то хотела сказать.

— Она именно то и хотела, — Катя развернулась. — Иди в ресторан. С мамой. Мне не нужно.

Она ушла в спальню. Паша не пошел следом.

***

Тридцатого декабря Катя проснулась рано. Паша спал на диване в зале — после вчерашнего они не разговаривали. Она оделась, собрала сумку, вышла из квартиры тихо.

На работе её ждал сюрприз. Олег Красников вызвал в кабинет.

— Шистерова, присаживайтесь.

Катя села. Начальник открыл папку на столе.

— Я хотел поговорить с вами о вашей работе за год. Вы показали хорошие результаты. Клиенты довольны, заказы выполнены в срок. Я принял решение повысить вам зарплату с января.

Катя моргнула.

— Правда?

— Правда, — он кивнул. — Плюс пятнадцать процентов. И премия за декабрь — тридцать тысяч. Получите её завтра.

— Спасибо, — Катя почувствовала, как глаза наполняются слезами.

Красников посмотрел на неё внимательно.

— Шистерова, вы в порядке?

— Да, — она кивнула. — Просто… спасибо. Мне это очень нужно сейчас.

Он не стал расспрашивать. Кивнул.

— Хорошо. Идите работайте. И с наступающим.

Катя вышла из кабинета. В коридоре встретила Веру.

— Ну что, вызывал? — подруга была встревоженная.

— Повышение дал, — Катя улыбнулась. — И премию.

Вера обняла её.

— Вот и отлично! Значит, не зря вкалывала весь год. Кать, ты молодец.

Они вернулись в кабинет. Катя села за стол. Достала телефон. Написала маме: «Мам, мне премию дали. Тридцать тысяч. Приеду завтра, отвезу тебе десять. Купишь себе что-нибудь».

Мама ответила не сразу: «Катюша, не надо. Оставь себе».

«Нет, мам. Возьми. Пожалуйста».

Мама прислала сердечко. Катя положила телефон и принялась за работу.

Вечером она пришла домой. Паша сидел на кухне, на столе стояла коробка с тортом.

— Привет, — он встал. — Кать, давай помиримся.

Катя поставила сумку на пол.

— Паш, я устала. Не сегодня.

— Но завтра же Новый год, — он шагнул к ней. — Катя, ну давай не будем портить праздник. Я говорил с мамой. Она согласна, что перегнула палку. Она извинится. Правда.

— Хорошо, — Катя кивнула. — Я рада.

— Значит, пойдешь в ресторан?

Она посмотрела на него.

— Нет.

— Почему?!

— Потому что не хочу.

Паша сжал кулаки.

— Катя, я пытаюсь найти компромисс! Мама готова извиниться! Что еще нужно?!

— Мне не нужны её извинения, — Катя прошла на кухню. — Мне нужно, чтобы ты понял одну простую вещь. Моя мама завтра будет одна. Она будет сидеть дома, встречать Новый год перед телевизором. Одна. А я буду в ресторане с вами. И знаешь, что самое страшное? Что мне будет стыдно. Стыдно перед ней. Перед собой. Понимаешь?

Паша молчал. Потом сказал:

— Я не могу отменить ресторан. Мама уже всё оплатила.

— За мои деньги, — напомнила Катя.

— За наши, — поправил он. — Катя, мы же муж и жена. У нас общий бюджет.

— Общий? — она засмеялась. — Паша, ты сорок пять тысяч из моей зарплаты взял. Твоя мама еще восемь списала. Это общий бюджет?

— Это разовая трата, — он отвернулся. — На праздник.

— Хорошо, — Катя достала телефон. — Тогда давай посчитаем. За четыре года брака сколько денег ушло на твою маму? На подарки, на поездки, на её юбилей?

— Не надо считать, — Паша поднял руку. — Это моя мать. Я обязан о ней заботиться.

— А о моей не обязан?

— Не обязан! — он повернулся к ней. — Потому что она не моя мать! Понимаешь?! Она твоя! Ты о ней и заботься!

Катя замерла.

— Повтори.

Паша понял, что сказал. Замялся.

— Я не то хотел…

— Повтори, — Катя шагнула к нему. — Моя мама не твоя забота. Так?

— Кать, ну я же не специально.

— Ответь на вопрос.

Он вздохнул.

— Ну… технически да. Моя мать — моя забота. Твоя мать — твоя забота. Это же логично.

Катя кивнула. Развернулась. Пошла в спальню. Достала из шкафа сумку. Начала складывать вещи.

Паша вошел следом.

— Ты что делаешь?

— Собираюсь, — она не оборачивалась.

— Куда?

— К маме. Встречу с ней Новый год.

Паша схватил её за руку.

— Стой. Ты не можешь просто так уйти.

— Могу, — Катя высвободилась. — Паша, отпусти.

— Нет, — он встал перед ней. — Мы должны поговорить.

— Мы поговорили, — Катя обошла его. — Ты сказал всё, что я хотела услышать. Моя мама — моя забота. Твоя мама — твоя забота. Отлично. Значит, я пойду к своей маме. А ты к своей.

— Катя, это же не то! — он шел за ней. — Я имел в виду… ну, ты же понимаешь!

— Понимаю, — она застегнула сумку. — Я всё поняла, Паша. Наконец-то поняла.

Она взяла сумку. Паша преградил ей путь к двери.

— Если ты сейчас уйдешь, я не прощу.

Катя посмотрела на него.

— Хорошо.

Она обошла его и вышла из квартиры.

Тридцать первого декабря Катя проснулась в своей старой комнате у мамы. Людмила Петровна уже встала, на кухне что-то готовила.

— Доченька, вставай. Я омлет сделала.

Катя вышла на кухню. Мама поставила перед ней тарелку.

— Мам, прости.

— За что, Катюш?

— За то, что так вышло.

Людмила Петровна села напротив.

— Ничего не вышло. Ты здесь. Со мной. А я этому рада.

Катя улыбнулась.

— Я тоже рада, мам.

Они провели день вместе. Готовили, смотрели старые фильмы. Людмила Петровна не задавала вопросов про Пашу. Катя тоже молчала.

К вечеру Катя проверила телефон. Ни одного сообщения от мужа. Ни одного звонка. Она написала ему: «Встречаю Новый год с мамой. С наступающим».

Он прочитал. Не ответил.

В одиннадцать вечера они с мамой накрыли на стол. Обычный стол, без изысков. Салаты, горячее, компот. Людмила Петровна надела праздничное платье, которое купила еще десять лет назад. Катя тоже переоделась — в то самое черное платье, которое так не нравилось Наталье Анатольевне.

— Мам, ты красивая, — сказала Катя.

— И ты, доченька, — мама погладила её по щеке.

Они сели за стол. Включили телевизор. На экране шел концерт. Людмила Петровна налила им обеим шампанского.

— Давай выпьем за тебя, — сказала она. — За мою умницу. За то, чтобы ты была счастлива.

Катя почувствовала комок в горле.

— Мам, я не знаю, буду ли.

— Будешь, — мама взяла её руку. — Обязательно будешь. Всё наладится.

Они чокнулись. Выпили. И в этот момент зазвонил телефон Кати. Паша.

Она взяла трубку.

— Да.

— Где ты? — голос был напряженный.

— У мамы. Я же писала.

— Катя, приезжай. Мы в ресторане. Мама спрашивает, где ты.

Катя посмотрела на маму. Людмила Петровна улыбалась ей.

— Нет, Паш. Я не приеду.

— Почему?!

— Потому что я здесь. С мамой. И мне здесь хорошо.

Пауза.

— То есть ты серьезно? Ты бросаешь меня в Новый год?!

Катя закрыла глаза.

— Паш, ты бросил мою маму. Сначала.

— Это другое!

— Нет. Это то же самое.

Она повесила трубку. Выключила телефон. Положила его на стол.

— Катюш, может, всё-таки поедешь? — тихо спросила мама. — Я не хочу, чтобы из-за меня…

— Нет, мам, — Катя обняла её. — Никуда я не поеду. Я останусь здесь. С тобой. Где мое место.

Они встретили Новый год вдвоем. Смотрели, как бьют куранты. Чокались, обнимались. И Кате было хорошо. Спокойно. Так, как не было давно.

***

Первого января Катя проснулась поздно. Мама уже сидела на кухне.

— С Новым годом, доченька.

— С Новым годом, мам.

Катя включила телефон. Несколько пропущенных от Паши. Но ни одного сообщения. Она написала ему: «Мне нужны мои вещи. Приеду сегодня заберу».

Ответ пришел через час: «Забирай».

Катя приехала к их квартире около двух дня. Открыла дверь своим ключом. Паша сидел на кухне. Лицо мрачное, под глазами синяки.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — он не поднял глаз.

Катя прошла в спальню. Достала чемодан из шкафа. Начала складывать вещи. Паша вошел следом.

— Ты серьезно?

— Серьезно что? — Катя не оборачивалась.

— Уходишь?

— Да.

Молчание. Потом Паша сказал:

— Ты вчера опозорила меня.

Катя остановилась. Повернулась.

— Я? Опозорила? Как?

— Мама была в ярости, — он скрестил руки на груди. — Она говорила весь вечер, какая ты неблагодарная. Что я зря на тебе женился. Что нужно было выбрать девушку поприличнее.

Катя молча кивала.

— И ты что ответил?

Паша отвел взгляд.

— Ничего.

— Конечно, — Катя засмеялась. — Как всегда. Ничего.

Она продолжила складывать вещи. Паша подошел ближе.

— А что мне было говорить?! Она была права! Ты испортила нам праздник! Я заказывал этот ресторан для неё! Тратил деньги! А ты просто взяла и не пришла!

— Мои деньги, — Катя поправила. — Ты тратил мои деньги. Без моего согласия.

— Господи, опять ты за свое! — Паша провел рукой по лицу. — Катя, ну сколько можно?! Это же моя МАТЬ! Я имел право потратить деньги на неё!

— Мои деньги, — повторила Катя. — Которые я заработала. Которые ты взял, не спросив, хочу ли я.

— Ты моя жена, — Паша шагнул к ней. — У нас общий бюджет.

— Нет, — Катя закрыла чемодан. — Больше нет.

Паша замер.

— То есть как?

— Так. Я ухожу, Паш. Насовсем.

— Куда?

— В свою квартиру. Которую мы сдавали. Квартиранты съехали на Новый год.

Паша молчал. Потом сказал:

— Ты вернешься.

— Нет.

— Вернешься, — он кивнул. — Остынешь и вернешься. Потому что ты меня любишь.

Катя посмотрела на него. На мужа, которого знала четыре года. И вдруг поняла: не любит. Давно не любит.

— Нет, Паш. Я не вернусь.

Она взяла чемодан. Паша не двинулся с места.

— Я не буду за тобой бегать, — сказал он. — Ты сама виновата. Ты испортила всё.

— Я знаю, — Катя кивнула. — Я виновата. Я четыре года терпела, когда твоя мама унижала меня. Когда ты молчал. Когда ты ставил её на первое место. Это моя вина. Я должна была уйти раньше.

Она вышла из квартиры. Паша не пошел следом.

Катя приехала в свою квартиру. Открыла дверь. Пахло затхлостью — квартиранты, судя по всему, редко проветривали. Стены были грязные, на полу пятна.

Она поставила чемодан. Прошлась по комнатам. Кухня, спальня, ванная. Всё требовало ремонта.

В дверь постучали. Катя открыла. На пороге стоял сосед снизу, Григорий Петрович, военный пенсионер.

— Здравствуйте, Екатерина. Вернулись?

— Здравствуйте. Да, вернулась.

Он кивнул, посмотрел в квартиру.

— Квартиранты ваши наследили. Если нужна помощь с ремонтом, обращайтесь. У меня инструмент есть.

— Спасибо, — Катя улыбнулась. — Обязательно обращусь.

Григорий Петрович ушел. Катя закрыла дверь. Села на пол посреди комнаты. Достала телефон. Посмотрела на экран. Ни одного сообщения от Паши.

И вдруг ей стало легко. Впервые за долгое время — легко.

Январь прошел быстро. Катя жила в своей квартире, делала ремонт по вечерам. Григорий Петрович действительно помог — дал инструменты, показал, как заделать трещины в стенах. Иногда заходил, приносил что-то из еды.

— Вы одна, поэтому много не готовите, — объяснял он. — Я вот борща сварил, вам принес.

Катя благодарила. Иногда они сидели на её кухне, разговаривали. Григорий Петрович рассказывал про службу, про жену, которая ушла пять лет назад. Катя слушала.

Паша не звонил. Не писал. Катя ждала первые две недели. Потом перестала.

Двадцать восьмого января она сидела на кухне, пила чай. За окном шел снег. Телефон лежал на столе. Катя смотрела на него. Потом взяла. Открыла браузер. Набрала: «Как подать на развод через госуслуги».

Прочитала инструкцию. Зашла на сайт. Заполнила заявление. Дошла до кнопки «Отправить». Замерла.

Четыре года брака. Четыре года надежд, планов, мечтаний. Всё это закончится одним нажатием кнопки.

Катя нажала.

Заявление отправлено. Через месяц будет суд.

Она положила телефон. Встала. Подошла к окну. Снег валил всё гуще. Город тонул в белом.

Катя улыбнулась. Впервые за месяц улыбнулась по-настоящему.

На следующий день она написала Паше: «Я подала на развод. Суд через месяц. Приходи или не приходи, решай сам».

Он ответил через час: «Ок».

Два символа. На четыре года. На всё, что было между ними.

Катя удалила переписку. Заблокировала номер. И почувствовала облегчение.

Февраль был холодным. Катя работала, делала ремонт, ездила к маме по выходным. Людмила Петровна не расспрашивала про Пашу. Просто обнимала дочь, кормила, отпускала.

Вера на работе поддерживала как могла.

— Ты молодец, Катька. Правильно сделала.

— Я не знаю, правильно или нет, — Катя пожимала плечами. — Просто сделала.

— Правильно, — Вера кивала. — Поверь мне.

Олег Красников тоже был в курсе. Однажды зашел в кабинет, положил на стол конверт.

— Это что? — Катя удивилась.

— Аванс, — он пожал плечами. — Вам сейчас нужны деньги. На ремонт.

— Олег Вячеславович, я не могу взять просто так.

— Это не просто так, — он повернулся к выходу. — Это аванс под будущий проект. У нас в марте большой заказ. Вы будете его вести. Так что берите. Заработаете.

Он ушел. Катя открыла конверт. Пятьдесят тысяч рублей.

Вечером она позвонила маме.

— Мам, мне аванс дали. Большой.

— Это хорошо, доченька.

— Мам, я хочу купить тебе новое пальто. То, что ты давно хотела. В том магазине, помнишь?

Людмила Петровна молчала. Потом тихо:

— Катюша, не надо. Оставь себе.

— Мам, пожалуйста. Позволь мне сделать тебе приятное.

Мама заплакала. Катя слышала сквозь трубку.

— Я так горжусь тобой, — сказала Людмила Петровна. — Так горжусь, доченька.

Двадцать пятого февраля был суд. Катя пришла заранее. Сидела в коридоре, ждала. Паша не приехал. Прислал представителя.

Судья зачитала заявление. Спросила, есть ли имущественные претензии. Катя сказала — нет. Представитель Паши тоже сказал — нет.

— Брак расторгается, — объявила судья.

Всё. Четыре года закончились одной фразой.

Катя вышла из здания суда. На улице было солнечно. Снег начал таять. По тротуарам текли ручьи.

Она достала телефон. Написала маме: «Всё. Развелась».

Мама ответила сразу: «Приезжай. Я тебя жду».

Катя поймала такси. Приехала к маме. Людмила Петровна открыла дверь, обняла дочь. Они стояли в обнимку в коридоре.

— Всё хорошо, — шептала мама. — Всё будет хорошо.

— Я знаю, — Катя прижималась к ней. — Мам, я знаю.

Март пришел с теплом. Снег растаял за неделю. Город очнулся от зимы. Катя закончила ремонт в квартире. Григорий Петрович помог собрать новый шкаф, повесить полки.

— Вот и молодец, — он оглядел комнату. — Теперь красота.

— Спасибо вам, — Катя налила ему чай. — Без вас бы не справилась.

— Да ладно, — он махнул рукой. — Я рад помочь.

Они сидели на кухне. За окном пели птицы. Первые весенние птицы.

— Екатерина, — Григорий Петрович посмотрел на неё. — Вы не переживайте. Всё наладится. У вас вся жизнь впереди.

— Я знаю, — Катя улыбнулась. — Я не переживаю. Мне хорошо.

И это была правда. Ей было хорошо. Впервые за четыре года — по-настоящему хорошо.

На следующий день Вера позвонила, позвала на прогулку. Катя согласилась. Они гуляли по парку, пили кофе из бумажных стаканчиков.

— Как ты? — спросила Вера.

— Хорошо, — Катя кивнула. — Правда хорошо.

— Паша выходит на связь?

— Нет. И не надо.

Вера обняла подругу за плечи.

— Я горжусь тобой, Катька. Ты сильная.

— Я просто сделала то, что должна была, — Катя пожала плечами. — Ушла.

Они прошлись еще немного. Потом Вера уехала — дети ждали дома. Катя осталась в парке. Села на скамейку. Смотрела, как бегают дети, как молодые мамы катят коляски, как старики кормят голубей.

Жизнь продолжалась. Без Паши. Без его матери. Без их капризов и требований.

Катя достала телефон. Посмотрела на экран. Потом написала маме: «Мам, в выходные приеду. Пойдем в кино?»

Мама ответила мгновенно: «Конечно, доченька! Буду ждать!»

Катя убрала телефон. Встала со скамейки. Пошла домой. В свою квартиру. Свою. Где никто не будет говорить ей, что надеть, как выглядеть, куда идти.

Где она свободна.

И впервые за долгое время Катя чувствовала себя счастливой. Не той искусственной, натянутой счастливостью, которая была с Пашей. А настоящей. Той, что идет изнутри.

Она шла по улице, и на лице её была улыбка. Настоящая улыбка.

Жизнь продолжалась. И она была хороша.