Мария осторожно поставила чашку на стол, стараясь не греметь посудой. Каждое утро начиналось одинаково — с напряжённой тишины и ожидания первого укола.
— Опять этот растворимый кофе покупала? — Вера Павловна демонстративно поморщилась, заходя на кухню. — У нормальных людей дома зерновой.
Мария молча кивнула, не поднимая глаз. Три года. Три года она терпела эти ежедневные упрёки, колкости, многозначительные взгляды. Свекровь умела унижать тонко, почти изящно — так, что муж ничего не замечал.
— Андрей, дорогой, — голос Веры Павловны мгновенно стал медовым, когда на кухню зашёл её сын. — Садись завтракать. Я тебе омлет сделала, не то что некоторые…
Андрей рассеянно поцеловал жену в щёку и сел за стол. Телефон в руках, новости, работа — привычный утренний ритуал. Он не видел, как мать презрительно оглядывает Марию с ног до головы.
— Маша, а когда ты наконец научишься готовить? — Вера Павловна села напротив, продолжая свою игру. — Андрей же привык к нормальной еде. Помнишь, как Света Морозова готовила? Вот это была хозяйка!
Света Морозова — бывшая одноклассница Андрея, которую свекровь считала идеальной невесткой. Эта тема всплывала регулярно, как нарыв, который никак не заживает.
— Мам, хватит, — пробормотал Андрей, не отрываясь от экрана. — Маша хорошо готовит.
— Конечно, конечно, — протянула Вера Павловна. — Для деревенских стандартов, может, и хорошо.
Мария сжала кулаки под столом. Деревенские стандарты… Как же она устала от этих намёков! Да, она родом из небольшого городка, да, её родители жили скромно, работали в обычных профессиях. Но разве это делало её хуже?
— А помнишь, Андрюша, как мы с папой мечтали о твоей свадьбе? — свекровь входила во вкус. — Представляли себе красивую, образованную девушку из хорошей семьи…
— Мама! — Андрей наконец поднял голову.
— Что «мама»? Я просто говорю… Конечно, любовь — это прекрасно, но браки должны быть равными. По статусу, по воспитанию…
Мария встала из-за стола, её руки дрожали. Сколько можно терпеть? Каждый день одно и то же — завуалированные оскорбления, намёки на её «неподходящее» происхождение, сравнения с другими женщинами.
— Куда это ты? — удивилась Вера Павловна. — Я ещё не закончила.
— А я закончила слушать, — тихо сказала Мария.
В глазах свекрови мелькнуло что-то хищное, довольное. Она добилась своего — довела до срыва. Опять.
— Вот видишь, Андрей? Никакого воспитания. Встала и ушла, когда старшие разговаривают. А потом удивляемся, откуда такие манеры…
Мария закрыла за собой дверь спальни и прислонилась к ней спиной. Слёзы жгли глаза, но она не позволила им пролиться. Не даст этой женщине такого удовольствия.
Через полчаса Андрей заглянул к ней перед уходом на работу.
— Машка, не обращай внимания. Знаешь же, мама такая… строгая.
Строгая? Мария посмотрела на мужа — неужели он действительно не видит, что происходит? Или не хочет видеть?
— Андрей, мне тяжело. Каждый день она…
— Потерпи немного, ладно? — он поцеловал её в лоб. — Работы сейчас много, не могу в семейные разборки впутываться. Скоро всё наладится.
Не наладится. Мария это знала точно.
Вечером ситуация повторилась с удвоенной силой. Вера Павловна словно почувствовала кровь и решила довести невестку окончательно.
— Маша, дорогая, — голос свекрови звучал приторно-сладко, что всегда предвещало неприятности. — А расскажи нам о своей семье. Что там твои родители поделывают?
Мария насторожилась. За ужином собралась вся родня — тётя Валя, двоюродная сестра Андрея Ольга с мужем. Идеальная аудитория для очередного унижения.
— Работают, — коротко ответила Мария.
— Ну конечно, работают, — Вера Павловна улыбнулась хищно. — А кем именно? Напомни нам.
Мария прекрасно понимала, к чему клонит свекровь. Та хотела в очередной раз продемонстрировать родственникам «простое» происхождение невестки.
— Папа… папа работает в суде. Мама — в больнице.
— Ах да, охранником и уборщицей, — Вера Павловна победно оглядела присутствующих. — Как же я забыла!
— Мама, хватит, — устало сказал Андрей.
— Что опять «хватит»? — возмутилась свекровь. — Я что, не имею права интересоваться семьёй своего сына? Мы же должны знать, с кем породнились!
Тётя Валя сочувственно покачала головой:
— Верочка права. В наше время нужно быть осторожнее с браками. Посмотри на Петровых — сын женился на первой встречной, теперь мучается.
— Вот именно! — воодушевилась Вера Павловна. — А Маша хоть симпатичная девочка, но… воспитание, статус — это же важно!
Мария чувствовала, как внутри всё закипает. Сколько можно молчать? Сколько можно позволять этой женщине топтать её достоинство?
— Знаете что, — Мария встала из-за стола, — мне надо позвонить домой.
— Конечно, звони, — великодушно разрешила Вера Павловна. — Передавай привет… как их там… родителям.
Мария вышла на балкон и набрала номер отца. Голос родного человека показался спасательным кругом в бурном море унижений.
— Папа, как дела? Как мама?
— Машенька, дочка! — отец обрадовался. — Всё хорошо. У мамы смена закончилась, отдыхает. А у меня завтра важное заседание — дело сложное попалось.
— А когда вы к нам приедете? — спросила Мария, не подозревая, что Вера Павловна стоит за дверью балкона и внимательно прислушивается.
— На следующей неделе получится. Хочется внука увидеть, да и с зятем познакомиться поближе.
— Папа, а вдруг… вдруг здесь кто-то будет вести себя неприлично? Ты же знаешь, как бывает…
— Машка, — голос отца стал серьёзным, — помни главное — достоинство человека не зависит от его должности. И если кто-то этого не понимает, то это проблемы этого кого-то, а не твои.
После разговора Мария долго стояла на балконе, глядя в темноту. Внутри что-то изменилось. Словно отцовские слова разбудили в ней забытое чувство собственного достоинства.
Вернувшись в комнату, она обнаружила, что гости разошлись. Вера Павловна сидела на кухне с задумчивым лицом, что-то обдумывая.
— А что это за заседание у твоего папы? — как бы невзначай спросила свекровь.
— Рабочие вопросы, — сухо ответила Мария.
— Понятно, — протянула Вера Павловна. — И когда они приедут?
— Скоро.
Мария не заметила, как изменилось выражение лица свекрови. Женщина явно о чём-то напряжённо думала, сопоставляла факты. Суд… заседание… а что если…
Нет, не может быть. Простая деревенская девчонка. Родители — охранник и уборщица. Так ведь Маша сама говорила когда-то… Или не говорила? Вера Павловна вдруг поняла, что просто предположила это, исходя из скромного вида девушки.
А что, если она ошибалась?
Сомнения грызли Веру Павловну всю ночь. Она ворочалась в постели, прокручивая в голове отрывки разговора. Суд… заседание… А ведь Маша никогда не говорила конкретно, кем работает её отец. Просто «в суде». Вера Павловна сама додумала остальное.
Утром она не выдержала и решилась на авантюру.
— Маша, дорогая, — свекровь зашла на кухню с медоточивой улыбкой, — я тут подумала… может, стоит приготовить что-то особенное к приезду твоих родителей? Торт там, салатики…
Мария удивлённо подняла брови. Вчера свекровь презрительно морщилась при упоминании её семьи, а сегодня предлагает торт?
— Не стоит беспокоиться, — холодно ответила она.
— Да какое беспокойство! — Вера Павловна засуетилась. — Семья же! А скажи… твой папа давно в суде работает?
— С университета.
— А… а какую должность занимает?
Мария внимательно посмотрела на свекровь. В её глазах мелькало что-то новое — не презрение, а… беспокойство?
— А вам зачем? — спросила Мария. — Вчера же сказали — охранник.
Вера Павловна покраснела:
— Я… я могла ошибиться. Ты не очень чётко объясняла…
— Я вообще ничего не объясняла. Это вы сами решили, что знаете про мою семью всё.
Неловкая пауза повисла в воздухе. Вера Павловна судорожно соображала, как выведать правду, не потеряв лицо окончательно.
— Ладно, признаюсь, — она попыталась изобразить раскаяние, — я хочу познакомиться с твоими родителями поближе. Исправить отношения, так сказать.
— Зачем? — Мария не собиралась облегчать ей задачу. — Три года вы прекрасно обходились без знакомства.
В этот момент на кухню зашёл Андрей.
— Доброе утро, дамы. О чём беседуем?
— Да вот, мама вдруг заинтересовалась профессией моего отца, — Мария не удержалась от иронии.
— А разве мы не знаем? — удивился Андрей.
— Оказывается, нет, — сухо ответила жена.
Андрей недоуменно пожал плечами:
— Ну… он же судья. Районного суда, кажется?
Тишина, которая воцарилась на кухне, была оглушительной. Вера Павловна побледнела, потом покраснела, потом снова побледнела. Рот её открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег.
— Судья? — наконец выдавила она.
— Ну да, — Андрей всё ещё не понимал, что происходит. — А что?
— А мама? — прошептала Вера Павловна.
— Главврач районной больницы, — спокойно ответила Мария, с интересом наблюдая за реакцией свекрови.
— Главврач? — свекровь схватилась за сердце. — Но ты же… ты говорила…
— Я ничего не говорила. Это вы решили, что знаете про нас всё.
Андрей наконец понял, что происходит:
— Мам, ты что, думала, что Машины родители… простые работники?
Вера Павловна не могла вымолвить ни слова. Три года! Три года она унижала жену уважаемого судьи, дочь главврача! Что подумают родители Марии? Что скажут знакомые, если узнают?
— Машенька, — голос свекрови дрожал, — я… я не знала… Прости меня, дорогая. Я думала…
— Что думали? — холодно спросила Мария. — Что я недостойна вашего сына, потому что одеваюсь скромно и не хвастаюсь родителями?
— Нет, что ты! Я просто… ошиблась. Глупо ошиблась!
Мария встала из-за стола. Внутри неё происходила настоящая буря эмоций — злость, облегчение, горечь, торжество.
— Знаете что, Вера Павловна? А ведь ничего не изменилось. Я та же самая женщина, что и вчера. Та же самая, которую вы третий год унижаете. Только теперь вдруг узнали, что мой папа может посадить в тюрьму, а мама — закрыть больничную карточку.
— Машка, ты не права, — попытался вмешаться Андрей. — Мама просто…
— Просто что? — Мария развернулась к мужу. — Просто три года я не была человеком? Просто моё достоинство зависит от папиной должности?
Она вышла из кухни, оставив растерянных родственников разбираться с последствиями открытия.
Следующие дни стали для Веры Павловны настоящим кошмаром.
Она металась по квартире, придумывая способы загладить вину, и одновременно ужасалась собственной глупости. Судья! Да она всю жизнь мечтала породниться с такой семьёй!
— Машенька, — свекровь робко заглянула в комнату невестки, — я торт испекла. Твой любимый, медовый…
— Откуда вы знаете, какой торт я люблю? — Мария даже не подняла глаз от книги. — Три года не интересовались.
— Я… я внимательная. Замечала, как ты на него смотришь…
— Замечали, как я смотрю на торт, но не замечали, как плачу по вечерам?
Вера Павловна сглотнула. Каждое слово Марии било точно в цель.
— Прости меня, — шепнула она. — Я была дурой. Слепой дурой.
— Были? — Мария наконец подняла глаза. — А что изменилось? Кроме того, что узнали про папину работу?
— Всё изменилось! Я поняла, что ошибалась…
— В чём ошибались? В том, что я плохая жена? Или в том, что плохо готовлю? Может, в том, что у меня нет воспитания?
Каждый вопрос звучал как пощёчина. Вера Павловна поняла — простого «прости» недостаточно. Слишком глубокие раны она нанесла.
В пятницу приехали родители Марии. Вера Павловна потратила целый день на приготовления — убирала, готовила, репетировала речи. Когда в дверь позвонили, у неё тряслись руки.
Владимир Алексеевич оказался высоким представительным мужчиной с проницательными глазами. Анна Михайловна — элегантной женщиной с мягкой улыбкой и твёрдым рукопожатием.
— Очень приятно познакомиться, — Вера Павловна суетливо развешивала пальто. — Я так долго ждала этой встречи!
Владимир Алексеевич внимательно посмотрел на неё, затем на дочь. Опытный судья, он умел читать людей и ситуации.
— Машенька выглядит похудевшей, — заметил он. — Надеюсь, московская жизнь не слишком утомляет?
— Что вы, что вы! — заторопилась Вера Павловна. — Мы о ней заботимся! Правда, Машенька?
Мария промолчала. Анна Михайловна обняла дочь:
— Дорогая, ты какая-то грустная. Всё в порядке?
— Теперь да, мама. Теперь всё хорошо.
За ужином Вера Павловна не находила себе места. Она улыбалась, суетилась, рассыпалась в комплиментах. Владимир Алексеевич наблюдал молча, иногда обмениваясь взглядами с женой.
— Владимир Алексеевич, — наконец решилась свекровь, — расскажите о своей работе. Должно быть, очень ответственная деятельность…
— Обычная работа, — спокойно ответил он. — Люди, проблемы, решения. А вы чем занимаетесь?
— Я… я домохозяйка. После выхода на пенсию…
— Понятно. А Машу как приняли в семье? Девочка у нас особенная — добрая, терпеливая. Иногда даже слишком.
Вера Павловна поперхнулась чаем. Анна Михайловна добавила:
— Мы переживали, конечно. Маша никогда не жаловалась, но материнское сердце чувствует…
— Мама, — тихо сказала Мария.
— Что, дорогая? Я же ничего такого… Просто говорю, что хорошие отношения в семье — это основа счастья.
Владимир Алексеевич кивнул:
— Согласен. Уважение, понимание — без этого никуда. Правда, Вера Павловна?
Свекровь судорожно кивала, чувствуя, как краснеет лицо. Они знали. Конечно, знали. Мария что-то рассказывала, и теперь эти уважаемые люди видят её насквозь.
— Владимир Алексеевич, Анна Михайловна, — Вера Павловна встала из-за стола, — я должна сказать… я была не права. Я… я плохо относилась к Маше. Думала о ней… неправильно думала.
— Что именно думали неправильно? — спросил Владимир Алексеевич.
— Я считала её… недостойной Андрея. По происхождению, по статусу…
— И что изменило ваше мнение?
Вера Павловна растерялась. Что сказать? Что узнала об их должностях?
— Я… поняла, что ошибалась…
— Когда поняли? И благодаря чему?
Мария смотрела на отца с восхищением. Он проводил допрос мастерски, не повышая голоса, не обвиняя — просто задавал вопросы.
— Когда узнала, кто вы такие, — честно призналась Вера Павловна.
Повисла тишина. Владимир Алексеевич покачал головой:
— Значит, если бы я был охранником, а жена уборщицей, Маша так и осталась бы недостойной?
— Нет! Нет, я не это имела в виду…
— А что имели в виду?
Анна Михайловна п оложила руку на плечо дочери:
— Маша, ты готова простить? Не нас — мы привыкли. А свекровь?
Мария долго молчала. Потом тихо сказала:
— Простить — да. Но забыть не смогу. И доверять тоже.
— Это честно, — кивнул отец. — Уважение нельзя получить должностью. Его можно только заслужить.
Вера Павловна понимала — второго шанса не будет.
Два года платила аренду за квартиру мужа и свекрови