Валентина стояла у плиты, помешивая борщ, когда услышала, как в прихожей громко стукнула дверь. Виктор вернулся с работы раньше обычного — часы показывали половину седьмого.
— Валя, нам нужно поговорить, — его голос звучал напряжённо, без привычной усталости после рабочего дня.
Она обернулась, отложив половник. Муж стоял в дверях кухни с каким-то странным выражением лица — одновременно решительным и виноватым.
— Что случилось? — Валентина вытерла руки о фартук. За двадцать семь лет брака она научилась читать его настроения, но сейчас что-то было не так.
— Садись.
— Виктор, ты меня пугаешь. Что произошло?
Он тяжело вздохнул, опустился на стул напротив неё. Его пальцы нервно барабанили по столешнице — привычка, которая всегда выдавала его волнение.
— Я принял решение. Тяжёлое решение. — Пауза затянулась, словно он собирал последние силы. — Я ухожу, Валя.
— Куда ухожу? — она не поняла. — На командировку?
— Нет. Я ухожу из семьи. От тебя.
Время словно остановилось. Валентина смотрела на него, не в силах осознать услышанное. В голове билась одна мысль: наверное, он шутит. Такой неудачный, жестокий розыгрыш.
— Я встретил женщину, — продолжал Виктор, избегая её взгляда. — Она моложе, мы… мы любим друг друга. Я хочу начать новую жизнь.
— Сколько ей лет? — вопрос вырвался сам собой.
— Тридцать два.
Валентина медленно встала, подошла к плите, выключила газ под кастрюлей. Движения были механическими, автоматическими. Внутри всё оборвалось, но тело продолжало функционировать по инерции.
— Сколько времени это длится? — голос звучал удивительно спокойно.
— Полгода.
— Полгода, — повторила она, словно пробуя на вкус. — И ты решил уйти именно сегодня?
— Валя, я не хотел так. Просто… понимаешь, я больше не могу притворяться. Это нечестно по отношению к тебе.
Она развернулась к нему. На её лице не было ни слёз, ни истерики, ни того отчаяния, которого он, возможно, ожидал.
— Где ты будешь жить?
— Сниму квартиру. Потом… посмотрим.
— Понятно. — Валентина сняла фартук, аккуратно повесила на крючок. — Тебе помочь собрать вещи?
Виктор ошарашенно посмотрел на неё.
— Что?
— Я спрашиваю, помочь тебе собраться? Или ты справишься сам?
— Валя, ты… ты не будешь скандалить? Не будешь просить остаться?
Она долго смотрела на него — на знакомые черты лица, на седину в волосах, на морщинки у глаз. Двадцать семь лет. Почти треть жизни.
— А что изменится, если я буду просить? — тихо спросила она. — Ты же уже всё решил.
— Но… — он растерянно замолчал.
— Иди собирайся, Виктор. Только не затягивай. Завтра к Машке приедет свекровь, не хочется устраивать семейную драму при ней.
Он поднялся, постоял несколько секунд, словно ждал чего-то другого — криков, слёз, мольб. Но Валентина уже отвернулась к окну, глядя на октябрьские сумерки за стеклом.
Через час Виктор стоял в прихожей с двумя сумками и пакетом.
— Валя, если что-то понадобится… я позвоню.
— Хорошо.
— И насчёт квартиры… я буду помогать с коммуналкой.
— Не нужно. Справлюсь.
— Но как ты…
— Виктор, — она повернулась к нему. — Ступай уже. К своему счастью.
В её голосе не было сарказма — только усталость. И что-то ещё, чего он не мог понять.
Дверь закрылась. Валентина осталась одна в квартире, которая внезапно показалась огромной и пустой.
На следующий день к обеду приехала Мария, их единственная дочь. Валентина ждала этого разговора, готовилась к нему всю ночь, так и не сомкнув глаз.
— Мама, я не понимаю! — Мария ходила по кухне, размахивая руками. — Папа звонил мне час назад, рассказал про какую-то женщину. Я думала, он сошёл с ума!
— Не сошёл, — спокойно ответила Валентина, наливая чай. — Просто влюбился.
— В тридцатидвухлетнюю! В мои годы! Мама, да он что, спятил совсем?
— Машенька, садись. Поговорим.
Дочь плюхнулась на стул, тяжело дыша от возмущения.
— И ты что, просто так его отпустила? Даже не попыталась удержать?
— А зачем удерживать человека, который не хочет быть рядом?
— Мама! — Мария схватила её за руку. — Двадцать семь лет! Двадцать семь лет вы прожили вместе! Неужели это ничего не значит?
Валентина посмотрела на дочь — красивую, успешную, самостоятельную. В тридцать два года Мария возглавляла отдел в рекламном агентстве, водила машину, путешествовала. А что делала в её годы сама Валентина? Вытирала сопли дочке и готовила обеды мужу.
— Машка, а что бы ты делала на моем месте?
— Боролась бы! За семью, за отца, за всё, что мы строили! Мама, ну нельзя же так легко сдаваться!
— Это не сдача, доченька. Это… принятие реальности.
В дверь позвонили. Валентина знала, кто это — свекровь всегда приезжала без предупреждения, считая, что имеет на это право.
Тамара Ивановна ворвалась в квартиру как ураган. Семидесятилетняя женщина сохранила удивительную энергию и абсолютную уверенность в том, что её мнение — истина в последней инстанции.
— Валечка! — она заключила невестку в объятья. — Машенька мне всё рассказала! Что за чепуха? Где мой дурак-сын?
— Съехал, — коротко ответила Валентина.
— Как съехал?! — свекровь присела на диван, хватаясь за сердце. — Валя, милая, ну что же ты? Почему не остановила?
— А как, по-вашему, нужно было его останавливать?
— Ну как? Скандал устроить, на колени поставить, к любовнице этой сходить! Да я бы ей такое сказала! — Тамара Ивановна воинственно сжала кулаки.
Мария кивала, поддерживая бабушку:
— Вот! Надо действовать, а не сидеть сложа руки!
Валентина смотрела на них — на возмущённые лица самых близких людей, на их праведный гнев и готовность «бороться за справедливость». И впервые за сутки улыбнулась.
— А что, если я не хочу его возвращать?
Воцарилась гробовая тишина.
— Что? — переспросила дочь.
— Что, если я не хочу возвращать мужчину, который полгода врал мне? Который выбрал другую? Что, если мне надоело быть хранительницей семейного очага, пока он ищет приключения?
— Мама, ты что говоришь? — Мария побледнела.
— Правду говорю, — Валентина села рядом с ними. — Знаете, сколько лет я не была в театре? Восемь. Сколько лет не встречалась с подругами? Не помню. А когда последний раз покупала себе платье не по распродаже? Вообще не помню.
— Но это же семья! — воскликнула Тамара Ивановна. — Жертвы ради семьи!
— Мои жертвы, а его какие жертвы? — в голосе Валентины прозвучали нотки, которых дочь никогда раньше не слышала. — Он работал, приходил домой к готовому ужину, чистому белью, прибранной квартире. А потом взял и ушёл к молодой, потому что захотелось «новизны».
— Валя, но он вернётся! — свекровь хватала её за руки. — Все возвращаются! Погуляет и вернётся!
— А что, если я не хочу, чтобы он возвращался? — тихо спросила Валентина.
Родственницы смотрели на неё как на сумасшедшую.
— Мама, тебе пятьдесят пять лет, — осторожно начала Мария. — Что ты будешь делать одна?
— Жить, — просто ответила Валентина. — Наконец-то жить для себя.
Прошло три месяца. Валентина сидела в маленькой кофейне на проспекте, ожидая подругу детства Ларису, с которой не виделась лет пятнадцать. После развода она словно очнулась от долгого сна — вспомнила о людях, которые когда-то много значили для неё.
— Валька! — Лариса кинулась обнимать её. — Ты потрясающе выглядишь! Что с тобой случилось?
Валентина рассмеялась. За эти месяцы она записалась в спортзал, сменила причёску, купила несколько красивых платьев. Не для кого-то — для себя.
— Развод случился, — легко ответила она.
— Ой, Валь, прости! — Лариса тут же сделала сочувствующее лицо. — Наверное, тяжело очень?
— Знаешь, удивлю тебя — нет. Совсем не тяжело.
Лариса удивлённо подняла брови:
— Серьёзно? А я думала…
— Что я буду убиваться? Рыдать? Спиваться? — Валентина помешала кофе. — Лар, мне пятьдесят пять. Я прожила двадцать семь лет с человеком, который в итоге предпочёл мне другую. Что мне делать — цепляться за прошлое?
— Но всё-таки… как ты справляешься? Финансово, я имею в виду?
— А помнишь, я в институте занималась флористикой? — глаза Валентины загорелись. — Так вот, я возобновила это увлечение. Теперь составляю букеты на заказ, оформляю мелкие мероприятия. Начинала с соседей, а теперь уже постоянные клиенты есть!
— Ты шутишь! — Лариса восхитилась. — А я-то думала, ты пропала навсегда в домашнем быту!
Их разговор прервал звонок телефона. На экране высветилось: «Виктор».
— Извини, — Валентина взяла трубку. — Слушаю.
— Валя, это я. Можем встретиться?
— Зачем? — голос был спокойным, без враждебности.
— Поговорить нужно. Серьёзно поговорить.
— О чём?
Пауза затянулась.
— О нас. О том, что произошло.
Валентина переглянулась с Ларисой, которая красноречиво подняла брови.
— Хорошо. Завтра в три, в «Шоколаднице» на Пушкинской.
— Договорились.
После того как она повесила трубку, Лариса не выдержала:
— Это он? Твой бывший?
— Он самый.
— И что хочет?
— Не знаю, — Валентина пожала плечами. — Узнаем завтра.
На следующий день Виктор ждал её в кафе, нервно теребя салфетку. Выглядел он неважно — осунувшийся, с потухшими глазами.
— Валя, спасибо, что пришла.
— Что хотел сказать? — она села напротив, не снимая пальто.
— Я… — он помолчал, подбирая слова. — Я всё понял. Совершил ошибку. Огромную ошибку.
— И?
— Лена оказалась совсем не такой, как я думал. Она… она использовала меня. Для неё я был просто способом решить квартирный вопрос и получить финансовую поддержку.
Валентина молчала, изучая его лицо.
— А когда поняла, что я не олигарх, а обычный инженер предпенсионного возраста, быстро нашла замену помоложе и побогаче.
— Мне жаль, — искренне сказала Валентина.
— Валя, я хочу вернуться. Домой. К тебе.
Он протянул руку через стол, но она отстранилась.
— Виктор, нет.
— Что нет?
— Всё. Нет — возвращению, нет — прежней жизни, нет — попыткам всё исправить.
— Но почему? — в его голосе звучало отчаяние. — Ведь мы прожили столько лет вместе! У нас дочь, внуки скоро будут! Мы же семья!
— Были семьёй, — поправила его Валентина. — Пока ты не решил поискать счастья на стороне.
— Я же понял свою ошибку! Раскаиваюсь!
— Виктор, — она посмотрела на него внимательно. — А знаешь, что я поняла за эти месяцы? Что я впервые за много лет живу для себя. Встаю когда хочу, ем что нравится, хожу куда интересно. У меня появилось дело, которое приносит радость и деньги.
— Но это же не жизнь! — он всплеснул руками. — Одиночество — это не жизнь!
— А кто сказал, что я одинока? — Валентина улыбнулась.
— Что значит «кто сказал»? — Виктор побледнел. — У тебя… у тебя кто-то есть?
— Есть, — спокойно ответила Валентина. — Я сама. И знаешь что? Мне нравится моя компания.
Он облегчённо выдохнул, не поняв её иронии:
— Валя, ну прекрати! Давай серьёзно поговорим. Я готов просить прощения, готов всё изменить, готов…
— Виктор, стой, — она подняла руку. — А что именно ты готов изменить? Вернуться к той жизни, которая тебе наскучила? К жене, которая оказалась недостаточно молодой и интересной?
— Я понял, что был неправ!
— Нет, ты понял, что молодая женщина не захотела терпеть твои храп и ворчание, — в её голосе прозвучали стальные нотки. — Разница огромная.
— Это несправедливо! — он стукнул кулаком по столу.
— А что справедливо? Полгода лжи? Уход к другой? Или то, что ты вернулся, только когда тебя бросили?
Виктор замолчал, понимая, что загнан в угол.
— Валя, но что будет дальше? С нами? С семьёй?
— С семьёй ничего не будет. Мы останемся родителями Маши, дедушкой и бабушкой будущих внуков. Будем вежливо общаться на семейных праздниках. Но жить вместе не будем.
— А если… если через год, два? Может быть, ты передумаешь?
Валентина долго смотрела на него. Этот мужчина прожил с ней больше половины её взрослой жизни. Она знала каждую его привычку, каждое выражение лица. И сейчас видела растерянность, страх одиночества, сожаление.
— Виктор, ты хороший человек. Но ты сделал выбор. И я сделала свой.
— Какой?
— Выбрала себя. Свою жизнь, свои интересы, своё право на счастье.
— Но ведь мы могли бы быть счастливы вместе!
— Могли. Двадцать семь лет назад, десять лет назад, даже год назад. Но ты выбрал счастье с другой. А я поняла, что счастье — это не обязательно жизнь с мужчиной.
Она встала, надевая пальто.
— Прощай, Виктор. Береги себя.
— Валя! — он вскочил следом за ней. — Подожди! А что я скажу Маше? Матери?
Валентина обернулась:
— Правду. Что я выросла. Наконец-то выросла и поняла, чего хочу от жизни.
Выйдя на улицу, она достала телефон и набрала номер дочери.
— Машка? Это мама. Слушай, в субботу увезёшь меня на дачу к Ларисе? Мы с её сыном теплицу строить будем под цветы… Что значит «странно себя ведёшь»? Доченька, я полжизни прожила так, как от меня ждали. Вторую половину проживу так, как хочу сама… Нет, с папой я не помирюсь. И знаешь что? Я ни о чём не жалею.
Идя по заснеженной улице, Валентина думала о том, как удивительно повернулась её жизнь. Виктор дал ей неожиданный подарок — свободу. Свободу от ожиданий, от роли «жены и матери», от необходимости жертвовать собой ради чужих представлений о семейном счастье.
В кармане зазвонил телефон — новый заказ на оформление свадьбы.
Валентина улыбнулась. Как символично — она будет создавать красоту для чужого праздника любви, а сама впервые в жизни полюбила себя.
Через полгода родственники перестали удивляться её «странному» поведению. Дочь даже стала советоваться с ней по вопросам самостоятельности и независимости. А Тамара Ивановна как-то призналась:
— Знаешь, Валечка, а может, ты и права. Может, каждый должен жить свою жизнь…
Валентина только улыбнулась в ответ. Она уже давно знала, что права. И это было лучшим доказательством того, что иногда самые болезненные удары судьбы оказываются началом самой счастливой главы жизни.
— Я подделал твою подпись на дарственной! Ради нашей же семьи, ты должна это понять!