Галина Петровна стояла у окна кухни, сжимая в руках чашку остывшего чая. За стеклом медленно опадали жёлтые листья — точь-в-точь как её надежды на спокойную старость. В соседней комнате слышались приглушённые голоса сына и невестки. Опять ссорятся. И хорошо! Может, наконец Лёша поймёт, что мать была права с самого начала.
— Ира, мы не можем так дальше! — донёсся голос Алексея. — Мама снова жалуется, что ты её игнорируешь.
— А что я должна делать? — голос Ирины звучал устало. — Сколько можно терпеть её упрёки? Вчера она при Соне сказала, что я плохая мать!
Галина Петровна самодовольно улыбнулась. Ну конечно, плохая! Разве нормальная мать позволит восьмилетней дочке до десяти вечера сидеть за компьютером? А эти её джинсы с дырками — разве так одевается приличная женщина? И вообще, что за невестка не умеет готовить борщ? Алексей после её стряпни всегда приходит к матери доедать нормальную еду.
— Мам, ты подслушиваешь? — Алексей появился в дверях кухни, его лицо было красным от злости.
— Не подслушиваю, а слышу! Вы так орёте, что полквартиры проснётся, — фыркнула Галина Петровна. — И потом, это моя квартира, я имею право знать, что здесь происходит.
Ирина показалась в коридоре, её глаза были на мокром месте. Волосы растрёпались, на лице усталость — выглядела она жалко. Галина Петровна почувствовала укол совести, но тут же подавила его. Нет, она поступает правильно. Лучше сейчас немного поругаться, чем потом всю жизнь мучиться.
— Галина Петровна, давайте поговорим откровенно, — Ирина шагнула ближе. — Что я вам такого сделала? Почему вы меня так ненавидите?
— Ненавижу? — всплеснула руками свекровь. — Да что ты говоришь! Я просто хочу, чтобы мой сын был счастлив!
— Счастлив без жены, да?
— Счастлив с достойной женщиной! — выпалила Галина Петровна и тут же пожалела об этих словах. Но уже поздно.
Лицо Ирины побелело. Алексей сжал кулаки.
— Мама, ты зашла слишком далеко!
— Далеко? — голос Галины Петровны стал пронзительным. — А кто зашёл далеко? Я тридцать лет одна поднимала тебя, работала на двух работах, чтобы ты ни в чём не нуждался! А теперь какая-то девица приходит и считает, что она здесь хозяйка!
— Мы женаты уже десять лет! — крикнул Алексей.
— И что изменилось? Она по-прежнему считает себя принцессой! Работает три дня в неделю в своём салоне красоты, а деньги тратит как миллионерша!
— Мам, хватит!
Но Галину Петровну уже понесло. Все эти годы накопленная обида хлынула наружу, как прорвавшаяся плотина.
— Хватит? А мне хватит смотреть, как она тебя использует! Думаешь, я не понимаю её планов? Сейчас она мила и покладиста, а как только получит в наследство эту квартиру — сразу покажет свой настоящий характер! Выгонит меня на улицу!
— Какое наследство? — тихо спросила Ирина. — О чём вы говорите?
Галина Петровна поняла, что сказала лишнее, но остановиться уже не могла. Слишком долго она держала всё в себе.
— А как же! Небось уже прикидываешь, сколько эта квартира стоит! Тридцать миллионов, между прочим! Неплохое приданое для такой, как ты!
В кухне повисла тягостная тишина. Только тикали старые часы на стене — те самые, что Галина Петровна получила за многолетний добросовестный труд на заводе.
Ирина медленно обернулась к мужу:
— Алексей, скажи мне честно — ты тоже так думаешь?
Алексей мялся, переступая с ноги на ногу. Галина Петровна видела, как он мучается, и почти пожалела об этой сцене. Почти.
— Я… я не знаю, Ира. Мама многое пережила, она боится…
— Понятно, — Ирина кивнула и вытерла глаза рукавом. — Значит, десять лет брака ничего не стоят. Я всё поняла.
Она развернулась и пошла в комнату. Через минуту послышались звуки — Ирина собирала вещи.
Галина Петровна вдруг почувствовала холодок в груди. А что, если она переборщила?
Прошло два месяца с той памятной ссоры.
Ирина с Соней переехали к её матери, а в квартире воцарилась звенящая тишина. Галина Петровна думала, что теперь-то она получит желаемое — безраздельное внимание сына. Но Алексей стал каким-то отстранённым, мрачным.
— Лёша, поешь хоть что-нибудь, — уговаривала она, ставя перед ним тарелку с котлетами. — Совсем исхудал.
— Не хочется, мам, — он даже не поднял головы от телефона.
— С кем переписываешься?
— С адвокатом. Ира подала на развод.
Галина Петровна почувствовала укол в сердце, но тут же взяла себя в руки. Ну и правильно! Наконец-то её сын освободится от этой… Хотя почему тогда на душе так пакостно?
— А может, это и к лучшему? — осторожно предположила она. — Ты ещё молодой, найдёшь себе нормальную женщину…
Алексей резко поднял глаза. В них было что-то такое, от чего Галине Петровне стало не по себе.
— Нормальную? Маленько лучше мамы, да?
— Что ты такое говоришь! — возмутилась она.
— А что я говорю не так? — голос сына стал ровным и холодным. — Десять лет я слушал твои нотации о том, какая Ира плохая. А знаешь, что я понял? Ты просто не можешь смириться с тем, что я взрослый.
— Лёша!
— Дай договорить. Ира никогда не претендовала на твою квартиру. Более того, она несколько раз предлагала мне снять жильё отдельно, чтобы не создавать напряжения. А я, дурак, думал, что так будет лучше для тебя.
Галина Петровна открыла рот, чтобы возразить, но сын продолжил:
— Ты знаешь, сколько раз Ира плакала из-за твоих замечаний? Сколько раз она просила меня поговорить с тобой по-человечески? А я трусил. Боялся расстроить маму.
— Но я же хотела как лучше…
— Для кого, мам? Для меня или для себя?
Этот вопрос повис в воздухе как дамоклов меч. Галина Петровна не знала, что ответить, потому что впервые за много лет задумалась над собственными мотивами. Действительно ли она заботилась о счастье сына? Или просто не хотела отпускать его от себя?
На следующий день Алексей пришёл домой с какими-то бумагами.
— Что это? — спросила Галина Петровна.
— Договор аренды. Снимаю квартиру.
— Зачем? У тебя есть дом!
— У меня есть твой дом, мам. А мне нужен свой.
— Но… но зачем тратить деньги? Мы же хорошо живём!
Алексей грустно улыбнулся:
— Мам, мне сорок два года. Не думаешь, что пора?
— А как же я? — вырвалось у Галины Петровны.
И вот оно — то самое признание, которого она так боялась. Не «как же твоё счастье», не «как же твоя жизнь». А «как же я». Она всегда думала только о себе.
— Ты прекрасно проживёшь одна. У тебя есть подруги, есть дача…
— Подруги! — фыркнула Галина Петровна. — Лидка с Тамарой только и делают, что обсуждают своих невесток. А у меня теперь невестки нет!
— Зато есть внучка, которая перестала к тебе приезжать.
— Сонечка? — сердце Галины Петровны сжалось. — А что с ней?
— А то, что она помнит, как ты при ней говорила, что её мама плохая. Дети всё понимают, мам.
— Но я же не хотела…
— Не хотела, но сделала. Поздравляю, мам. Ты добилась своего. Ира согласилась на развод без раздела имущества. Квартира остаётся за мной, а значит, и за тобой. Довольна?
Галина Петровна посмотрела на сына и вдруг поняла — он стал чужим. Не злым, не мстительным. Просто чужим. Как будто между ними выросла невидимая стена.
— Лёша, я думала, что так будет лучше…
— Лучше для кого, мам?
Опять этот вопрос. И опять она не знала, что ответить.
Через неделю Алексей съехал. Квартира опустела, и тишина стала не просто звенящей — она стала оглушающей. Галина Петровна ходила по комнатам и понимала: она выиграла войну, но проиграла всё.
Месяцы тянулись медленно и болезненно. Галина Петровна впервые за много лет осталась по-настоящему одна.
Алексей звонил раз в неделю — дежурно, вежливо, как дальнему родственнику. Приезжал ещё реже. Квартира, за которую она так боролась, превратилась в красивую, но холодную тюрьму.
— Галя, что с тобой? — спросила подруга Лидия во время одной из их встреч в парке. — Ты какая-то серая стала.
— Да так, устала, — уклонилась от ответа Галина Петровна.
— А как дела у Лёши? Новую нашёл?
— Не знаю, — тихо ответила она.
— Как не знаешь? Он же твой сын!
— Он теперь отдельно живёт.
Лидия недоуменно посмотрела на подругу:
— А квартира-то твоя осталась?
— Моя.
— Ну так что ты киснешь? Радоваться надо! Избавилась от этой… как её… Иры.
— Да, избавилась, — эхом отозвалась Галина Петровна.
Но радости не было. Была пустота. Огромная, леденящая пустота там, где раньше кипела жизнь. Где смеялась Сонечка, где Ира напевала что-то на кухне, где Алексей рассказывал о работе.
Вечерами Галина Петровна включала телевизор просто для того, чтобы в квартире были голоса. Любые голоса. Готовить стала через силу — на одну порцию как-то не хотелось стараться. Питалась в основном полуфабрикатами, которые раньше так презирала.
Однажды она не выдержала и поехала к Ирине. Долго стояла возле подъезда, собираясь с духом. Что скажет? Извинится? А за что? Ведь она же хотела как лучше…
Ирина открыла дверь и замерла. Выглядела она хорошо — даже лучше, чем во время брака. Лицо отдохнувшее, глаза ясные.
— Галина Петровна? — удивилась она. — Что-то случилось с Алексеем?
— Нет, с ним всё в порядке. Можно войти?
Ирина колебалась, но пустила. В маленькой съёмной квартирке было уютно. Повсюду детские рисунки, фотографии. На кухонном столе — учебники Сони, разложенные домашние задания.
— Как дела? — неловко спросила Галина Петровна.
— Нормально. Работаю, Соню воспитываю. А вы как?
— Да вот… скучно одной-то.
Ирина поставила чайник, достала печенье. Движения её были спокойными, даже доброжелательными. Никакой злобы, никакой обиды. А ведь имела бы право…
— Галина Петровна, а зачем вы пришли?
Вопрос прозвучал мягко, но прямо. Галина Петровна посмотрела на эту женщину, которую так долго считала врагом, и вдруг поняла — Ира просто жила. Жила своей жизнью, любила мужа, растила дочь. А враг был только в её, Галининой, голове.
— Не знаю, — честно призналась она. — Просто… одиноко.
— А Алексей?
— Алексей теперь сам по себе. Он на меня обижается.
— Не обижается. Просто устал. Десять лет разрываться между женой и матерью — это тяжело.
— Я думала, что он меня любит…
— И любит. Но любовь — это не обязанность выбирать между близкими людьми.
— А теперь он выбрал не меня.
— Галина Петровна, он выбрал себя. Наконец-то.
В этих словах не было злорадства. Просто констатация факта. И от этого было ещё больнее.
— Ира, а ты… ты меня ненавидишь?
— Нет. Зачем? Я вас понимаю. Вы боялись остаться одна.
— И осталась.
— Не факт. Алексей — хороший человек. Он не бросит вас в беде. Просто теперь ваши отношения будут… другими.
— Какими?
— Нормальными. Без эмоционального шантажа и чувства вины.
Галина Петровна сидела и медленно прихлёбывала чай. Каждое слово Ирины било в самое сердце именно потому, что было справедливым.
— А Сонечка… она меня помнит?
— Конечно помнит. Она скучает по дедушке и… по бабушке тоже.
— Даже после всего?
— Дети умеют прощать. В отличие от взрослых.
— Можно… можно я её иногда буду видеть?
— Если захотите. Но не для того, чтобы настраивать против меня. А просто как бабушка.
— Я не буду, — быстро сказала Галина Петровна. — Честное слово.
И впервые за много месяцев она почувствовала что-то похожее на надежду. Пусть маленькую, пусть хрупкую, но надежду.
Год спустя жизнь выработала новый ритм.
Алексей навещал мать каждые выходные, но теперь это были обычные визиты взрослого сына к пожилой матери — без драм, упрёков и эмоционального шантажа. Иногда он приводил Соню, и девочка постепенно оттаивала, хотя по-прежнему держалась настороженно.
— Бабуль, а почему ты тогда кричала на маму? — спросила она как-то, собирая пазлы на кухонном столе.
Галина Петровна замерла над плитой. За год она много думала об этом вопросе.
— Потому что была глупая, Сонечка. Думала, что знаю, как лучше для всех.
— А сейчас знаешь?
— Сейчас знаю, что лучше молчать и слушать.
— Это правильно, — серьёзно кивнула девочка.
Из своих детских уст она произнесла приговор, который Галина Петровна долго не могла вынести себе сама.
В один из февральских дней Алексей пришёл какой-то особенно оживлённый.
— Мам, я хочу тебе кое-что сказать.
— Что-то случилось? — встревожилась Галина Петровна.
— Я встречаюсь с женщиной.
Первым импульсом было спросить — с какой, как зовут, откуда, что за характер, не охотится ли за его деньгами. Но Галина Петровна вовремя прикусила язык.
— Расскажешь, когда захочешь, — сказала она.
Алексей удивлённо посмотрел на мать:
— Не спрашиваешь подробности?
— А должна?
— Раньше ты бы уже весь допрос устроила.
— Раньше я много чего делала не так. Ты взрослый человек, Лёша. Твоё счастье — твоя ответственность.
Сын долго смотрел на неё, а потом неожиданно обнял:
— Спасибо, мам.
— За что?
— За то, что учишься меняться. Это дорогого стоит в нашем возрасте.
Через два месяца он привёл Марину — тихую, интеллигентную женщину лет сорока. Разведённую, с взрослым сыном-студентом. Галина Петровна принимала её с подчёркнутой вежливостью, не задавала лишних вопросов, не давала непрошеных советов.
— Как вам живётся одной? — спросила Марина за чаем.
— Тихо, — честно ответила Галина Петровна. — Но я привыкаю.
— А не скучно?
— Скучно. Но это справедливая плата за собственные ошибки.
— Какие ошибки?
Алексей дёрнулся, готовый прервать разговор, но мать подняла руку:
— Я разрушила семью сына. Требовала, чтобы он выбирал между мной и женой. Когда он выбрал меня, я поняла, что победила не то, что нужно.
Марина внимательно слушала.
— И что теперь?
— А теперь учусь жить одна. И знаете что? Это не так страшно, как я думала. Хуже — это когда рядом люди, которые тебя боятся.
— Боятся?
— Алексей меня боялся. Боялся расстроить, боялся возразить. А любовь и страх — они несовместимы.
Вечером, когда молодые уехали, Галина Петровна сидела на кухне и думала о том, как сильно изменилась её жизнь. Квартира была её, как она и хотела. Но теперь она понимала — победа оказалась пирровой.
Ирина устроила личную жизнь — встречалась с каким-то врачом, и Соня его любила. Алексей был счастлив с Мариной. А она… она получила то, за что боролась — полное единоличное владение квартирой и абсолютную власть над собственной жизнью.
Только теперь эта власть оказалась властью над пустотой.
Зазвонил телефон. Алексей.
— Мам, как дела?
— Нормально, сынок.
— Слушай, а не хочешь завтра к нам в гости? Марина обед готовит.
— А не помешаю?
— Что за глупости? Ты моя мать.
— Хорошо, приду.
Галина Петровна положила трубку и улыбнулась. Может быть, счастье и не в том, чтобы все принадлежали тебе. Может быть, счастье в том, чтобы просто принадлежать к чьей-то жизни. Даже если эта жизнь больше не вращается вокруг тебя.
Она подошла к окну и посмотрела на вечерний город. Где-то там, в другой квартире, Ирина читала Соне на ночь. Где-то Алексей рассказывал Марине о работе. А здесь, в этой выстраданной квартире, пожилая женщина наконец-то училась быть счастливой в одиночестве.
И знаете что? Это тоже было неплохо. Другое, чем она планировала, но честное. А честность, как оказалось, стоила всех побед мира.
Юля, не смей выгонять мою дочь! У тебя огромный дом, потеснишься — ничего с тобой не станет! — кричала свекровь