Светлана никогда не заходила в дальний угол гаража. Зачем? Там стояли старые коробки с инструментами Виктора, пыльные банки с краской и всякий хлам, который муж собирал годами. Но сегодня нужно было найти лестницу-стремянку.
— Виктор! — крикнула она в сторону дома. — Где у нас стремянка?
Тишина. Муж, как обычно, ушёл к соседу Петровичу играть в домино. В свои шестьдесят один он всё больше времени проводил во дворе, избегая домашних дел.
Светлана вздохнула и полезла между коробками. Стремянки не было, зато за старым верстаком она заметила коричневый конверт, наполовину выглядывавший из-под стопки газет. Что-то в его солидном виде заставило её насторожиться.
Документы. Много документов с официальными печатями. Светлана присела на перевёрнутый ящик и начала читать. Первые строки заставили её сердце пропустить удар.
«Договор залога недвижимого имущества…» Дата — семнадцать лет назад. Адрес — их квартира. Заёмщик — Виктор Михайлович Семёнов.
— Что за чертовщина? — прошептала она, листая дальше.
Документы рассказывали жуткую историю. Виктор взял кредит под залог их квартиры на огромную сумму. Семьсот тысяч рублей — по тем временам целое состояние. И всё это время, все эти семнадцать лет, он выплачивал проценты, скрывая от семьи истинное положение дел.
Руки тряслись. Светлана перечитывала одну и ту же строку: «В случае невыполнения обязательств заложенное имущество переходит в собственность залогодержателя».
Их дом. Их семейное гнездо, где выросли дети, где она готовила праздничные обеды, где каждый угол был пропитан воспоминаниями. Оказывается, он мог быть отнят в любой момент.
— Мама, ты где? — донёсся голос дочери Кати с улицы.
Светлана судорожно сложила документы обратно в конверт. Ноги подкашивались, в горле пересохло. Как объяснить дочери, что их благополучная жизнь все эти годы висела на волоске?
Екатерина зашла в гараж, улыбающаяся и беззаботная. В тридцать пять лет она всё ещё была маминой дочкой, часто заходила в гости со своими детьми.
— Ты чего такая бледная? — забеспокоилась Катя. — Плохо себя чувствуешь?
— Просто… устала, — соврала Светлана, пряча конверт за спину. — А где папа?
— У Петровича, как всегда. Слушай, я хотела с тобой поговорить. Помнишь, как семнадцать лет назад папа вдруг стал очень нервным? Тогда у него какие-то проблемы на работе были…
Светлана замерла. Значит, даже дети что-то помнили.
— Какие проблемы? — осторожно спросила она.
— Да не знаю точно. Он тогда очень переживал, говорил что-то про долги фирмы. А потом как-то всё наладилось. Или мне так казалось.
Светлана кивнула, стараясь выглядеть спокойной. Но внутри всё кипело. Значит, и тогда были тайны. И все эти годы она жила в неведении, думая, что их семья крепка и защищена.
— Мам, ты точно в порядке? — Катя приблизилась, вглядываясь в лицо матери.
— В порядке, в порядке, — поспешно ответила Светлана. — Просто голова болит. Пойду приму таблетку.
Она поспешно вышла из гаража, сжимая конверт так крепко, что костяшки пальцев побелели. В доме было тихо и уютно, как всегда. Но теперь эта тишина казалась обманчивой, а уют — призрачным.
Светлана заперлась в спальне и снова разложила документы на кровати. Читала и перечитывала, надеясь, что ошиблась. Но факты были неумолимы: Виктор рискнул их домом, их будущим, и скрывал это семнадцать лет.
Зачем ему были нужны эти деньги? На что он их потратил? И главное — как он мог молчать все эти годы, глядя ей в глаза и притворяясь любящим мужем?
Светлана не спала всю ночь. Лежала рядом с мужем и слушала его спокойное дыхание. Как он мог так крепко спать с таким грузом на душе? Или за семнадцать лет привык к этой лжи?
Утром Виктор, как обычно, неторопливо завтракал, читал новости в телефоне. Светлана наблюдала за ним как за незнакомцем.
Вот он намазывает масло на хлеб — эти же руки подписывали залоговые документы. Вот он улыбается ей доброе утро — этими же губами он семнадцать лет лгал по молчанию.
— Витя, — тихо позвала она. — Мне нужно с тобой поговорить.
— О чём? — не поднимая глаз от телефона.
— О нашей квартире.
Виктор замер. Бутерброд застыл на полпути ко рту. По его лицу Светлана поняла — он знает, о чём речь.
— Светка, я могу объяснить… — начал он каким-то чужим, осипшим голосом.
— Семнадцать лет, Витя! Семнадцать лет ты молчал! — голос её дрогнул. — Ты заложил наш дом и не сказал мне ни слова!
— Я хотел сказать, но… — он отложил телефон, наконец посмотрел на неё. — Понимаешь, тогда у фирмы были проблемы. Большие проблемы. Если бы я не взял деньги, нас бы всех посадили.
— Всех? Или тебя? — резко спросила Светлана.
Виктор побледнел. В его глазах метались тени — страх, стыд, отчаяние.
— Меня, — прошептал он. — Я был главным бухгалтером. Директор заставил меня подписать фиктивные документы. Сказал, что это временно, что через полгода всё вернём. А когда налоговая нагрянула…
— И ты решил спасти себя за счёт нашей семьи? — Светлана не узнавала свой голос. Такой холодный, жёсткий.
— Не так! Я думал, смогу быстро отдать долг. Работал на трёх работах, помнишь? Говорил, что хочу нам лучшую жизнь…
— Лучшую жизнь? — она засмеялась, и этот смех был страшнее крика. — Витя, мы могли остаться на улице! В любой момент! А я даже не знала!
— Но мы же не остались! — он попытался взять её за руку. — Я справился! Выплачиваю всё в срок!
Светлана отдёрнула руку как от огня.
— Справился? Я вчера видела справку из банка! У тебя просрочка по платежам! Нам дают три месяца, потом выселение!
Виктор сник, словно проколотый воздушный шарик. Плечи опустились, лицо стало серым.
— Пенсия маленькая, — пробормотал он. — Раньше справлялся, а теперь…
— Почему ты мне не сказал? — она говорила тише, но каждое слово било как плеть. — Мы могли бы что-то придумать. Продать дачу, взять кредит, попросить детей помочь. Но ты предпочёл молчать!
— А что бы ты сделала? — вдруг вспылил Виктор. — Устроила бы истерику! Стала бы всем рассказывать, какой я плохой! Дети бы меня возненавидели!
— Зато они знали бы правду! — крикнула Светлана. — А не жили бы в придуманном мире!
Виктор встал из-за стола, прошёлся по кухне.
— Я защищал семью! — он тоже повысил голос. — Хотел, чтобы вы жили спокойно!
— Ты защищал себя! — отрезала она. — От стыда, от ответственности, от сложного разговора! А нас обрёк на жизнь над пропастью!
— Не драматизируй! Всё ещё можно исправить!
— Как? — она встала напротив него. — Как можно исправить семнадцать лет обмана? Как мне теперь тебе верить?
В кухне повисла тяжёлая тишина. Виктор стоял спиной к окну, и солнечный свет делал его силуэт размытым, нереальным. Светлана смотрела на этого человека, с которым прожила столько лет, и не узнавала его.
— Светка, — он повернулся к ней, в глазах стояли слёзы. — Прости меня. Я знаю, что был неправ. Но я так боялся тебя потерять…
— А теперь потеряешь, — спокойно сказала она и вышла из кухни.
В спальне она достала чемодан и начала складывать вещи. Движения были чёткие, продуманные. Впервые за много лет Светлана точно знала, что нужно делать.
Виктор стоял в дверях, смотрел на неё растерянными глазами.
— Ты куда? — глупо спросил он.
— К Кате. А завтра пойду к адвокату.
— Не делай этого, — он шагнул в комнату. — Мы же можем всё обсудить, найти выход…
Светлана захлопнула чемодан и повернулась к нему. В её глазах была такая решимость, что Виктор отступил.
— Семнадцать лет, Витя. Семнадцать лет обмана. Выхода из этого нет.
Катя встретила мать у порога своей квартиры с чемоданом и заплаканными глазами. Вопросы повисли в воздухе, но Светлана только покачала головой — не сейчас, потом объясню.
— Мам, что случилось? — Катя проводила её в гостиную, усадила на диван. — Вы с папой поссорились?
— Не поссорились, — Светлана вытерла глаза. — Я узнала правду.
И она рассказала. Про документы в гараже, про семнадцать лет молчания, про долги и угрозу потерять квартиру. Катя слушала, широко раскрыв глаза, а потом долго молчала.
— Мам, — наконец произнесла она. — А я помню тот период. Помню, как папа нервничал, как ты спрашивала его, что происходит, а он отмахивался. Помню, как он стал подолгу задерживаться на работе…
— Работал на трёх работах, — горько улыбнулась Светлана. — Только я думала, он для нашего блага старается.
— И что теперь будет с квартирой?
— Не знаю. Завтра пойду к адвокату. Но сначала нужно понять — можно ли ещё что-то спасти, или уже поздно.
Катя взяла мать за руку.
— А папа? Ты с ним разводишься?
Светлана почувствовала, как сжимается сердце. Развод. Это слово всегда казалось ей из другой реальности. Они же счастливая семья, они же любят друг друга…
— Не знаю, как можно жить с человеком, который семнадцать лет врал тебе каждый день, — тихо сказала она. — Каждое утро он целовал меня на прощание и молчал о том, что мы можем остаться без дома. Как такое прощать?
— Но он же пытался решить проблему…
— Пытался! — вспылила Светлана. — Семнадцать лет пытался! И что в итоге? Долг только вырос! А главное — он лишил меня права выбора! Я могла бы помочь, мы могли бы что-то придумать вместе!
Вечером, когда внуки легли спать, дочь заварила крепкий чай, и они сели на кухне говорить по душам.
— Мам, — Катя осторожно подбирала слова. — А ты его любишь?
Светлана долго молчала, глядя в окно на тёмный двор.
— Знаешь, я думала, что люблю. Но теперь понимаю — я любила того человека, которым считала твоего отца. А кто он на самом деле? Человек, который может семнадцать лет притворяться? Который ставит семью под удар, но не находит сил признаться?
— Может, он просто боялся?
— Конечно боялся! — Светлана поставила чашку на стол. — Боялся ответственности! Боялся, что я его осужу! Но знаешь, что самое страшное? Он не боялся того, что мы можем оказаться на улице. Иначе рассказал бы мне давно.
Ночью Светлана лежала на раскладушке в детской и думала. Семнадцать лет назад она была другой — более покладистой, более зависимой. Тогда она, возможно, простила бы. Испугалась бы, поплакала, но простила.
Но сейчас ей пятьдесят восемь. Позади целая жизнь, впереди — ещё, быть может, двадцать лет. И она не хочет проводить их рядом с человеком, которому не может доверять.
Утром она пошла к адвокату.
— Ситуация сложная, — сказала пожилая женщина в очках, изучив документы. — Квартира в залоге, но оформлена на двоих супругов. Значит, ваша доля тоже под угрозой.
— А что можно сделать?
— Теоретически — продать квартиру, погасить долг, разделить остаток. Но нужно согласие мужа.
— А если я подам на развод?
Адвокат внимательно посмотрела на неё.
— При разводе суд будет делить имущество. Если установить, что муж действовал без вашего согласия, вы можете претендовать на компенсацию. Но это долго и не всегда успешно.
Светлана кивнула. Она не ради денег затевала развод. Ради себя. Ради права жить честно.
— Я хочу подать заявление, — твёрдо сказала она.
Вернувшись к дочери, Светлана обнаружила Виктора на пороге. Он стоял с букетом цветов и виноватым лицом.
— Света, — он протянул ей розы. — Прости меня. Я понимаю, как ты расстроена…
— Расстроена? — она не взяла цветы. — Витя, ты думаешь, это расстройство?
— Я всё исправлю! Найду деньги, погашу долг!
— Откуда? — холодно спросила она. — Семнадцать лет не мог найти, а теперь найдёшь?
— Продам машину, займу у детей…
— У детей? — Светлана даже рассмеялась. — Значит, теперь и детей впутаешь в свои проблемы? Как удобно!
Виктор опустил руки с цветами.
— Что мне делать, Света? Скажи, что мне делать?
Она посмотрела на этого человека — согнутого, постаревшего, растерянного. И почувствовала не жалость, а странное равнодушие.
— Учиться жить честно, — сказала она. — Только поздно уже.
И закрыла дверь.
Бракоразводный процесс затянулся на три месяца.
Виктор пытался оттянуть неизбежное, подавал встречные иски, требовал примирения. Но Светлана была непреклонна.
В суде он выглядел жалко — седой, сгорбленный, в мятом костюме. Несколько раз пытался заговорить с ней в коридоре.
— Света, ну неужели семнадцать лет ничего не значат? — умолял он. — Мы же любили друг друга…
— Любили, — спокойно отвечала она. — Но любовь не может строиться на лжи.
— Я исправлюсь! Найду работу, выплачу все долги!
— Витя, — она повернулась к нему. — А ты понимаешь, в чём твоя главная ошибка? Не в том, что взял кредит. А в том, что не доверил мне эту тайну. Семнадцать лет считал меня слишком слабой для правды.
— Я хотел защитить тебя…
— От чего? От жизни? От возможности помочь своему мужу? — она покачала головой. — Ты лишил меня права быть твоей настоящей женой.
Суд вынес решение о разводе. Квартиру постановили продать, долги погасить, остаток разделить поровну. Светлана получила небольшую сумму — хватило снять однокомнатную квартиру в новом районе.
Виктор съехал к младшему сыну. Катя рассказывала, что он сильно постарел, почти не выходит из комнаты.
— Мам, а тебе его не жалко? — спросила дочь, помогая обустраивать новое жилье.
Светлана остановилась, держа в руках фотографию с их золотой свадьбы.
— Жалко, — честно ответила она. — Но жалко не мужа, а того человека, каким я его считала. А настоящего Виктора я, оказывается, не знала.
— А ты не сожалеешь?
Светлана оглянулась на свою маленькую, но уютную квартиру. Здесь всё было честно — каждая вещь куплена на её деньги, каждое решение принято самостоятельно.
— Знаешь, в первый раз за много лет я не боюсь завтрашнего дня, — сказала она. — Потому что знаю — никто больше не скрывает от меня правду о моей собственной жизни.
Через полгода Светлана устроилась на работу в небольшую фирму секретарём. Зарплата была скромная, но её хватало на жизнь. По вечерам она записалась на курсы английского языка — всегда мечтала выучить, но Виктор говорил «зачем тебе это в твоём возрасте».
В группе познакомилась с Ириной — ровесницей, тоже недавно разведённой. Они подружились, стали вместе ходить в театры, на выставки.
— А я думала, жизнь кончилась, — призналась Ирина за чашкой кофе в уютном кафе. — Оказалось, только началась.
Светлана кивнула, глядя в окно на осенний парк. Листья кружились в воздухе, падали на землю, чтобы дать место новым. Всё в природе знало, когда пора отпустить старое.
Однажды в супермаркете она встретила Виктора. Он стоял у молочного отдела с растерянным видом, читал этикетки.
— Привет, — неловко поздоровался он.
— Привет, — ответила она спокойно.
Они помолчали. Виктор выглядел лучше — похудел, подстригся, купил новые очки.
— Как дела? — спросил он.
— Хорошо. А у тебя?
— Тоже… нормально. Устроился на полставки бухгалтером. Немного, но хватает.
Светлана кивнула. Ей было странно — стоять рядом с этим человеком и не чувствовать ни злости, ни боли. Только лёгкую грусть по прошлому, которого больше нет.
— Света, — он сделал шаг к ней. — Я хотел сказать… прости меня. Я понял, как был неправ. И спасибо.
— За что?
— За то, что не простила, — тихо сказал он. — Если бы простила, я бы так и остался трусом. А теперь… теперь учусь жить по-честному.
Она улыбнулась — первый раз за много месяцев улыбнулась ему искренне.
— Это хорошо, Витя. Правда хорошо.
Они попрощались, и каждый пошёл своей дорогой. Светлана купила продуктов, вернулась домой, приготовила ужин. Включила любимую музыку, налила чай в красивую чашку, которую давно хотела купить, но Виктор считал её слишком дорогой.
За окном зажигались огни вечернего города. Где-то жили люди, которые не знали завтрашнего дня, скрывали правду друг от друга, боялись честности. А у неё была своя маленькая крепость, где правил только один закон — быть собой.
Светлана открыла учебник английского и начала читать урок о будущем времени.
Прочитала в слух- я буду счастлива!
И впервые за много лет поверила в эти слова.
– Значит, твои командировки были поездками к люb0внице? А я, как dуRа, рубашки тебе наглаживала! – мир Ольги рушился на глазах