Валентина замерла у кухонного окна, сжимая в руках чашку остывшего чая. За стеклом медленно кружились ноябрьские листья – жёлтые, как её застиранный халат, в котором она провела последние тридцать лет семейной жизни.
– Я принял решение, – голос Петра прозвучал за спиной холодно и отстранённо. – Мы разводимся.
Чашка задрожала в её руках. Она не обернулась. Не могла. Словно если не посмотрит на мужа, то эти слова растворятся в воздухе, как утренний туман.
– И квартиру тебе придётся освободить, – продолжал Петр, листая какие-то бумаги. – Жильё оформлено на меня. Куплено на мои деньги. Ты здесь просто прописана.
Теперь Валентина обернулась. Лицо мужа было чужим – жёстким, расчётливым. Неужели этот человек тридцать лет целовал её перед сном?
– Петя, что ты говоришь? – её голос дрожал. – Это наш дом. Мы же вместе…
– Ничего мы не вместе, – отрезал он. – Ты сидела дома, я работал. Ты тратила, я зарабатывал. И квартиру покупал я. Документы у меня.
Валентина опустилась на стул. Руки тряслись так сильно, что пришлось поставить чашку на стол.
– А дети? Что скажут Антон с Леной?
– Дети взрослые. У них своя жизнь. И они понимают, что отец имеет право на счастье.
«На счастье?» Валентина вспомнила, как полгода назад случайно увидела в его телефоне переписку с некой Ириной. Молодая, сорок лет, разведена. Пишет смайлики и называет его «котиком».
– Через неделю подам документы в ЗАГС, – Петр застегнул куртку. – А ты начинай искать жильё. Дарья Ивановна из соседнего подъезда сдаёт комнату. Вполне тебе подойдёт.
Дверь хлопнула. Валентина осталась одна в квартире, которая внезапно показалась ей чужой. Неужели правда? Неужели тридцать лет брака, два ребёнка, отказ от карьеры ради семьи – всё это ничего не стоит?
Она поднялась и медленно прошлась по комнатам. Вот здесь Антон делал первые шаги. А тут Лена рисовала мелками на стене – Валентина до сих пор не закрасила те каракули. В спальне стоял комод её покойной матери – единственная память о родительском доме.
Телефон зазвонил резко, пронзительно.
– Мам? – голос Антона звучал напряжённо. – Отец звонил. Сказал, что вы разводитесь.
– Антоша… – Валентина едва сдерживала слёзы.
– Мам, я понимаю, что тебе тяжело. Но папа взрослый человек. Если он принял решение…
– Он выгоняет меня из дома, – прошептала она.
– Ну что ты! Просто… просто нужно всё спокойно обсудить. Поделить имущество по-честному.
– По-честному? – голос Валентины сорвался. – Тридцать лет я стирала, готовила, растила детей! Ради отца отказалась от работы в библиотеке, где мне предлагали заведовать отделом! И это честно – остаться без крыши над головой?
– Мам, не драматизируй. Найдёшь себе что-нибудь…
Валентина положила трубку. Даже дети не на её стороне. Они выросли, у них своя жизнь, а старая мать – обуза.
Вечером позвонила Лена.
– Мама, может, съездишь к тёте Кате в деревню? Передохнёшь, подумаешь…
– Значит, и ты считаешь, что отец прав?
– Я ничего не считаю. Просто… люди расходятся. Это жизнь.
«Это жизнь». Как просто сказать. Валентина легла в постель и долго смотрела в потолок. Неужели всё кончено? Неужели она так и доживёт свой век на птичьих правах – то у детей погостит, то комнату снимет?
А утром что-то щёлкнуло в её голове. Она встала, умылась холодной водой и твёрдо решила: сдаваться рано.
Валентина достала из антресолей старую папку с документами. Пыль заставила её чихнуть – сколько лет эта папка лежала нетронутой? Руки дрожали, когда она развязывала потёртые тесёмки.
– Где же… где же… – бормотала она, перебирая пожелтевшие листы.
Свидетельство о рождении Антона, справка о зарплате с библиотеки за девяносто третий год, медицинские карты… И вот! Договор приватизации квартиры от тысяча девятьсот девяносто пятого года.
Валентина прищурилась, всматриваясь в мелкий шрифт. Её фамилия стояла там чёрным по белому – как равноправного участника приватизации. Сердце забилось чаще. Неужели?
Телефон. Она набрала номер подруги.
– Людочка, ты же юрист… Можешь посмотреть на кое-какие бумаги?
– Валя? Что случилось? Голос у тебя какой-то странный…
За полчаса Валентина рассказала всё. Людмила Сергеевна выслушала молча, лишь изредка цокая языком.
– Приезжай прямо сейчас, – сказала она наконец. – И захвати все документы, какие есть.
В квартире Людмилы пахло кофе и старыми книгами. Подруга, надев очки, внимательно изучала бумаги.
– Валечка, а ты помнишь, откуда брали деньги на первоначальный взнос за квартиру?
Валентина задумалась.
– Петя получил премию на заводе… А ещё я продала мамины золотые серьги. Те, что она мне на свадьбу подарила. И кольцо дедушкино… Помню, в ломбарде тридцать тысяч дали.
– А чеки сохранились?
– Какие чеки? Это же двадцать восемь лет назад было…
Людмила сняла очки и внимательно посмотрела на подругу.
– Валя, слушай меня внимательно. По закону, если квартира приватизирована во время брака, то оба супруга автоматически становятся равноправными собственниками. Даже если документы оформлены на одного.
– Но Петя говорит…
– Петя может говорить что угодно. Закон – вещь упрямая. И вот этот договор приватизации – твоя козырная карта.
Валентина почувствовала, как внутри что-то теплеет. Впервые за несколько дней она не чувствовала себя загнанной в угол.
– А что с деньгами на первоначальный взнос?
– Нужно найти хоть какие-то документы. Справку из ломбарда, может быть. Или свидетелей.
Дома Валентина методично перебирала старые записные книжки. Адреса, телефоны, даты… И вот – запись карандашом: «Ломбард на Ленинском, 15 марта 1996, серьги мамы – 30 000».
– Господи, – прошептала она. – Я же всё записывала тогда…
На следующий день она поехала по адресу. Ломбард давно закрылся, но в соседнем магазине работала женщина, которая помнила и его, и Валентину.
– Конечно помню! – Галина Петровна оживилась. – Вы тогда плакали, когда серьги сдавали. Говорили – для квартиры деньги нужны. Красивые серьги были, с бирюзой…
– А вы не против в суде это подтвердить?
– Против чего? Правда есть правда.
Вечером Петр вернулся домой мрачный.
– Завтра идём в ЗАГС подавать заявление, – бросил он, даже не поздоровавшись.
– Хорошо, – спокойно ответила Валентина.
Он удивлённо посмотрел на неё. Ожидал слёз, уговоров, истерики. А она спокойно помешивала суп и даже слегка улыбалась.
– И вещи начинай собирать. Через месяц после развода – съезжаешь.
– Увидим, – так же спокойно сказала она.
– Что значит «увидим»? – голос Петра повысился. – Я тебе русским языком объясняю!
– А я тебе русским языком отвечаю – увидим.
Петр хлопнул дверью в спальню. Валентина продолжала готовить ужин, напевая себе под нос старую песню. Странно – она не пела уже много лет.
Зал суда казался Валентине огромным и холодным. Она сидела в первом ряду, сжимая папку с документами. Рядом устроилась Людмила Сергеевна – подруга настояла представлять её интересы.
Петр расположился через проход, рядом с молодым адвокатом в дорогом костюме.
Он выглядел уверенно, даже самодовольно. Несколько раз бросал в сторону Валентины снисходительные взгляды.
– Встать, суд идёт! – объявил секретарь.
Судья – женщина лет пятидесяти в строгих очках – окинула зал внимательным взглядом.
– Слушается дело о разделе имущества супругов Кротовых, – начала она. – Истец требует признать квартиру по адресу… своей единоличной собственностью. Слово истцу.
Адвокат Петра поднялся, поправил галстук.
– Ваша честь, всё предельно ясно. Квартира была приобретена моим клиентом в тысяча девятьсот девяносто шестом году на его личные средства. Вот документы о покупке – владельцем значится исключительно Пётр Николаевич Кротов. Ответчица всего лишь прописана по данному адресу, никаких имущественных прав не имеет.
Петр кивал, довольный. Он даже позволил себе многозначительно посмотреть на Валентину. Мол, что ты будешь делать теперь?
– Кроме того, – продолжал адвокат, – ответчица не работала большую часть брака, сидела дома, не вносила вклада в семейный бюджет. Квартира куплена исключительно на заработок моего клиента.
– Понятно, – судья сделала пометку в деле. – Слово ответчице.
Людмила встала, собранная и спокойная.
– Ваша честь, позвольте представить документы, которые в корне меняют картину происходящего.
Она достала из папки потрёпанный лист.
– Договор приватизации жилого помещения от пятнадцатого апреля тысяча девятьсот девяносто пятого года. Согласно данному документу, квартира была приватизирована обоими супругами на равных правах.
Лицо Петра изменилось. Уверенная улыбка сползла, он наклонился к своему адвокату и что-то зашептал ему на ухо.
– Но позвольте! – вскочил адвокат. – Речь идёт о другой квартире! Мой клиент продал ту, приватизированную, и купил новую!
– Верно, – кивнула Людмила. – Но по семейному кодексу, средства, полученные от продажи совместно нажитого имущества, также являются совместной собственностью супругов.
Судья внимательно изучала документы.
– Что касается утверждения о том, что ответчица не участвовала в приобретении жилья… – Людмила достала ещё одну бумагу, – вот справка из ломбарда от шестнадцатого марта тысяча девятьсот девяносто шестого года. Валентина Михайловна сдала фамильные украшения на сумму тридцать тысяч рублей – именно эти деньги пошли на первоначальный взнос за квартиру.
– Это… это подделка! – выкрикнул Петр, вскакивая с места.
– Прошу соблюдать порядок в зале, – строго сказала судья.
– У нас есть свидетель, – спокойно продолжила Людмила. – Галина Петровна Морозова работала в соседнем с ломбардом магазине и лично помнит, как моя подзащитная сдавала украшения.
В зал вошла пожилая женщина. Она немного волновалась, но говорила чётко и уверенно:
– Да, помню хорошо. Плакала женщина, когда серьги красивые сдавала. Говорила – для квартиры деньги нужны, для детей стараюсь. Жалко мне её было очень.
Петр побледнел. Его адвокат лихорадочно листал какие-то бумаги.
– Ваша честь, – голос Людмилы звучал всё увереннее, – также хочу обратить внимание суда на то, что моя подзащитная тридцать лет вела домашнее хозяйство, воспитывала детей, создавала семейный уют. Её труд не менее ценен, чем официальное трудоустройство.
– Но она же не работала! – не выдержал Петр.
– Работала, – возразила судья, глядя на документы. – Вижу справку с места работы за девяносто третий год. Библиотекарь, зарплата…
– Она уволилась! – Петр хватался за соломинку.
– По собственному желанию, чтобы больше времени уделять семье и детям, – парировала Людмила. – По просьбе супруга.
Воцарилась тишина. Судья долго изучала документы, делала пометки. Наконец подняла голову:
– Суд удаляется на совещание.
Полчаса ожидания показались Валентине вечностью. Она сидела в коридоре суда, держа на коленях всё ту же папку с документами. Людмила успокаивающе гладила её по руке.
– Всё будет хорошо, Валечка. Закон на нашей стороне.
Петр нервно расхаживал у противоположной стены. Адвокат что-то объяснял ему вполголоса, но тот только мрачно качал головой.
– Встать, суд идёт! – объявил секретарь.
Все заняли свои места. Судья смотрела строго и непроницаемо.
– Рассмотрев материалы дела и выслушав стороны, суд пришёл к следующему решению…
Валентина затаила дыхание.
– Исковые требования Петра Николаевича Кротова удовлетворить частично. Признать за ответчицей Валентиной Михайловной Кротовой право собственности на половину спорной квартиры.
Петр вскочил с места:
– Как половину?! Это моя квартира! Я её покупал!
– Садитесь! – резко приказала судья. – Суд установил, что спорное жилье является совместно нажитым имуществом супругов. Денежные средства от продажи приватизированной квартиры, а также первоначальный взнос, частично внесённый ответчицей, подтверждают её право на долю в собственности.
– Но… но она же не работала большую часть времени! – не унимался Петр.
– Ведение домашнего хозяйства и воспитание детей является полноценным вкладом в семейное благополучие, – чётко произнесла судья. – Кроме того, ответчица имела трудовой стаж и оставила работу по семейным обстоятельствам.
Людмила сжала руку Валентины. Та сидела как в тумане – неужели правда? Неужели получилось?
– Стороны имеют право на обжалование решения в течение месяца, – завершила судья и удалилась.
В коридоре к Валентине подбежал Петр. Лицо его было красным от злости:
– Ты что наделала, дура?! Где я теперь жить буду?
– А где должна была жить я? – спокойно ответила Валентина. – В комнате у Дарьи Ивановны?
– Но ведь квартиру нельзя поделить пополам! – растерянно сказал он.
– Можно продать и разделить деньги, – вмешалась Людмила. – Или один выкупает долю другого.
– У меня нет денег на выкуп! – почти закричал Петр.
– Тогда продавайте, – пожала плечами Валентина. – Мне всё равно. Главное – теперь у меня есть деньги на собственное жильё.
Петр растерянно смотрел на жену. Эта спокойная, уверенная женщина никак не походила на забитую домохозяйку, которую он собирался выставить на улицу.
Дома Валентина первым делом позвонила детям.
– Антоша? Суд закончился. Получила половину квартиры.
– Мама! – в голосе сына звучало восхищение. – Ты молодец! А я думал…
– Думал, что старая мать ни на что не способна?
– Нет, просто… ты такая тихая всегда была. А тут так бойко всё провернула!
Лена тоже не скрывала радости:
– Мам, я горжусь тобой! Честное слово! А папа что говорит?
– Папа теперь понимает, что жену нельзя выбрасывать, как старую мебель.
Вечером Петр пришёл домой совсем другой – растерянный, постаревший.
– Валя… может, не будем продавать квартиру? Поживём как-нибудь… разойдёмся миром…
– Нет, Петя, – твёрдо сказала она. – Поезд ушёл. Ты хотел новую жизнь – получай. Только не за мой счёт.
– А твоя Ирина знает, что ты теперь без жилья остался? – добавила она, улыбнувшись.
Петр поморщился. Видимо, молодая подруга уже проявила понимание ситуации.
Через месяц квартиру продали. Валентина купила небольшую, но уютную двушку в новом районе. Сделала ремонт, поставила мамин комод, повесила фотографии детей.
– Знаешь, Людочка, – сказала она подруге за чаем в новой кухне, – я первый раз в жизни чувствую себя хозяйкой. Не гостьей в чужом доме, не прислугой. Хозяйкой.
– А Петр как дела?
– Снимает однушку на окраине. Ирина его бросила, как только узнала про раздел имущества. Видимо, рассчитывала на квартиру в центре, а не на комнату в коммуналке.
Валентина подошла к окну. За стеклом качались ветки молодых деревьев. Всё только начинается. В шестьдесят два года жизнь только начинается.
– А дети часто навещают?
– Каждые выходные. Антон говорит, что я его научила никогда не сдаваться. А Лена хочет в юридический поступать – говорит, мама показала, как важно знать свои права.
Валентина улыбнулась. Тридцать лет назад она отказалась от карьеры библиотекаря ради семьи. Но оказалось, что самый важный урок своим детям она преподала только сейчас.
Урок о том, что справедливость всегда найдёт способ восторжествовать.
— Раз ипотека на тебе, значит и за коммуналку плати! — бросил муж, хлопнув дверью, считая, что это не его ответственность