— Я могу уйти от тебя, — сказала Вера, не поднимая глаз от разделочной доски.
Кирилл даже не оторвался от телефона. Сидел на диване, большой палец скользил по экрану — вверх, вниз, вверх. В квартире пахло жареным луком и чем-то ещё — его новым одеколоном, которого раньше не было.
— Ну и уходи.
Нож замер в её руке. Луковица наполовину нарезанная, слёзы на щеках — то ли от лука, то ли нет. Вера медленно подняла голову, посмотрела на спину мужа. Широкие плечи, новая рубашка, которую она не стирала и не гладила. Он даже не повернулся.
Двенадцать лет. Двенадцать лет она слышала его голос каждый день, знала, как он дышит во сне, как морщится от горячего кофе. А сейчас смотрела на него и не узнавала.
— Кирилл, я серьёзно.
— Я тоже.
Телефон завибрировал в его руках. Он скользнул пальцем по экрану, встал, прошёл на балкон и закрыл дверь. Сквозь стекло Вера видела, как он говорит — оживлённо, с улыбкой. С ней он так не разговаривал уже год. Может, больше.
Она вернулась к луку, машинально дорезала его, бросила на раскалённую сковородку. Шипение заглушило тишину.
Раньше было по-другому.
Вера закрыла глаза, и перед ней всплыла их первая квартира. Съёмная однушка на окраине, с продавленным диваном и скрипучим полом. Кирилл вставал раньше неё, варил кофе в старенькой турке, которую они купили на рынке за двести рублей. Запах кофе будил её, и она находила его на кухне — растрёпанного, в домашних штанах, с чашкой в руках.
— Доброе утро, красавица, — говорил он, целуя её в макушку.
Они строили планы за этим кофе. Куда поедут летом, какую мебель купят, когда появятся дети. Он мечтал о доме за городом, с верандой и большими окнами. Она рисовала эскизы интерьеров на салфетках, а он смеялся и говорил, что у неё золотые руки.
Потом родилась Катя. Кирилл носил её на руках по ночам, когда она не могла уснуть, напевал какую-то мелодию без слов. Вера смотрела на них из дверного проёма и думала, что счастливее её нет никого на свете.
Когда появился Дима, они уже жили в своей квартире. Кирилл получил повышение, стал управляющим в строительной фирме. Работал больше, приходил позже, но всё ещё целовал её на ночь и спрашивал, как прошёл день.
А потом что-то сломалось.
Сначала незаметно. Он перестал варить кофе. Потом перестал спрашивать про день. Начал задерживаться — сначала до восьми, потом до девяти, потом до одиннадцати. Говорил, что проект, что дедлайны, что партнёр требует. Вера верила. Она всегда верила.
Но запахи. Эти чужие запахи на его рубашках — не её духи, не её стиральный порошок. И взгляд — скользящий, избегающий, как будто она стала прозрачной.
Вера открыла глаза. Лук на сковородке почернел по краям. Она выключила газ, отодвинула посуду и прошла в детскую.
Катя сидела на полу с планшетом, рисовала что-то на экране. Рабочий планшет Кирилла — он оставил его на зарядке в детской, а дочка взяла без спроса порисовать. Дима играл с машинками, выстраивая их в ряд. Вера присела рядом с дочкой, обняла её за плечи. Восемь лет — ещё совсем ребёнок, но уже всё понимает.
— Мам, смотри какая смешная картинка! — Катя протянула планшет, смеясь.
На экране — мем с котиком в шапке. Вера машинально взглянула и замерла.
В углу экрана светилось уведомление. «Марина: Жду тебя, как всегда ❤️»
Пальцы впились в планшет. Катя посмотрела на мать испуганно.
— Мам, тебе плохо?
— Нет, зайка. Всё хорошо, — Вера заставила себя улыбнуться. — Иди поиграй с Димой, я скоро позову ужинать.
Катя кивнула и вернулась к брату. Вера встала, прижала планшет к груди и прошла в спальню. Закрыла дверь, села на край кровати.
Руки дрожали, когда она открыла мессенджер.
Переписка с Мариной тянулась месяцами. Сотни сообщений. «Скучаю», «Когда увидимся?», «Спасибо за подарок, ты безумный». Фотографии — ресторан, букет роз, коробка с украшением. Вера листала вниз, и каждое сообщение било, как пощёчина.
«Переведи на карту, пожалуйста, мне на новое платье».
«Переведено. Носи с удовольствием, красавица».
Вера посмотрела на дату. Три недели назад. В тот день она просила Кирилла дать денег на новые ботинки Кате — школьные развалились. Он сказал, что денег нет, что проект ещё не оплатили.
Она продолжала листать. Сообщения становились откровеннее. Планы встреч. Отели. «Сегодня в семь у нашего места».
Вера вспомнила тот вечер. Кирилл сказал, что задержится на встрече с партнёром. Вернулся в половине одиннадцатого, пах чужими духами и сразу пошёл в душ.
Планшет выскользнул из рук, упал на одеяло. Вера сидела, глядя в пустоту. В голове было странно тихо. Не было крика, не было слёз. Только пустота и один вопрос: как долго?
Она подняла планшет, пролистала переписку до самого начала. Восемь месяцев. Восемь месяцев он жил двойной жизнью.
Вера встала, подошла к зеркалу. Смотрела на своё отражение — бледное лицо, тёмные круги под глазами, волосы собранные в небрежный хвост. Старая домашняя футболка, растянутые джинсы. Когда она последний раз красилась? Когда последний раз надевала что-то красивое?
Она вспомнила себя двенадцать лет назад. Длинные волосы, яркая помада, смех. Кирилл говорил, что она самая красивая. А теперь он пишет это другой.
Вера вернулась в спальню, достала телефон и методично сделала скриншоты переписки. Один за другим. Каждое сообщение, каждую фотографию. Потом открыла банковское приложение, зашла в историю переводов. Находила суммы, которые совпадали с датами из переписки, делала скриншоты.
Руки больше не дрожали. Движения были чёткими, почти механическими.
Когда она закончила, в телефоне была папка с сотней файлов.
Вера посмотрела на часы. Половина восьмого. Дети не ужинали, Кирилл всё ещё на балконе. Она прошла на кухню, разогрела сгоревший лук, доготовила ужин. Накрыла на стол, позвала детей.
Кирилл вернулся с балкона, когда они уже ели. Сел за стол, молча взял вилку.
— Вкусно, — бросил он, не поднимая глаз.
Вера смотрела на него и думала: он даже не понимает, что всё кончено.
После ужина она уложила детей спать, приняла душ. Впервые за долгое время не просто смыла с себя дневную усталость, а по-настоящему помылась — с бальзамом для волос, с кремом после. Достала из шкафа старую косметичку, открыла её. Помада, тени, тушь — всё это лежало нетронутым больше года. Сколько же она не красилась по-настоящему? Да и не нужно было. Некому смотреть.
Вера провела пальцем по помаде, закрыла косметичку. Посмотрела на своё отражение в зеркале — бледное лицо, мокрые волосы, усталые глаза. Но что-то изменилось. Взгляд стал другим — твёрдым, решительным.
Видимо, пришло то самое время вспомнить, кем она была.
Вера легла в постель, закрыла глаза. В голове выстраивался план. Завтра позвонить матери. Потом найти юриста. Собрать все документы на квартиру — первый взнос был пополам, из денег от продажи бабушкиной квартиры. Чеки она хранила в старой коробке на антресолях.
Кирилл войдёт завтра и увидит не ту женщину, что плакала сегодня на кухне. Он увидит другую.
Сердце стучало ровно, почти спокойно. Страха не было. Только холодная ясность.
Утром Вера проснулась раньше всех. Кирилл ещё спал, раскинувшись на половине кровати. Она встала тихо, прошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало. Лицо осунувшееся, под глазами тени. Но взгляд твёрдый.
Она умылась холодной водой, расчесала волосы, собрала их не в привычный небрежный хвост, а заплела косу. Надела не домашнюю затёртую футболку, а светлую блузку, которую носила на последнюю встречу с заказчиками два года назад.
Дети проснулись, когда она готовила завтрак. Катя вышла на кухню, зевая, потёрла глаза.
— Мам, ты красивая сегодня, — сказала она просто.
Вера улыбнулась, налила дочке какао.
— Спасибо, зайка.
Кирилл появился позже, уже одетый, с телефоном в руке. Взглянул на жену, поморщился.
— Куда это ты собралась, такая нарядная?
— Никуда. Просто решила привести себя в порядок.
Он хмыкнул, налил себе кофе, который она сварила с утра.
— Кофе не мой, — бросил Кирилл, отпив глоток. — Слишком крепкий.
Он ушёл, хлопнув дверью. Вера проводила детей в школу, вернулась домой. Села на диван с телефоном в руках. Пальцы дрожали, когда она набирала номер матери.
— Мама, это я.
— Верочка, доброе утро! Что-то рано ты. Всё в порядке?
— Нет, мам. Не в порядке.
Голос предательски дрогнул. Вера зажмурилась, сжала телефон сильнее.
— Он изменяет. Я нашла переписку.
Тишина на том конце. Потом тихий вздох.
— Успокойся, Вера. Не паникуй. Собирайся и приезжай ко мне сейчас же.
Нина Владимировна встретила дочь на пороге, обняла молча. Вера прижалась к её плечу и только тогда позволила себе заплакать — тихо, сдавленно, стараясь не всхлипывать громко.
— Тише, доченька. Тише. Всё будет хорошо.
Они сидели на кухне за старым столом. Вера рассказывала — про переписку, про переводы денег, про восемь месяцев лжи. Нина Владимировна слушала, не перебивая, только наливала чай и придвигала к дочери тарелку с печеньем.
— Я не могу просто уйти, мам. Квартира на нём, дети, работы у меня нет. Я два года ничего не делала — Кирилл всё время настаивал, чтобы я больше внимания детям уделяла. Потом Дима заболел, лежал в больнице месяц, я забросила всё. А клиенты ждать не стали, разошлись к другим дизайнерам.
— А первый взнос? — спросила мать. — Помнишь, ты продала бабушкину квартиру. Деньги пошли на вашу квартиру.
— Помню. Кирилл тогда машину продал, я бабушкину квартиру. Оба вложились. Сделали первый взнос, дальше рассрочка на пять лет. Но оформили на него, я даже не думала тогда, что это важно. Мы были так близки, доверяли друг другу. А документов сейчас нет.
— Как нет? — Нина Владимировна нахмурилась. — Ты же всё хранила. Я сама видела, как ты складывала все чеки и договора в коробку. И расписку помнишь? Я тогда настояла, чтобы Кирилл написал расписку, что получил от тебя деньги. Ты всё не хотела, стеснялась, говорила, что неудобно перед мужем. А я сказала — пиши, или я сама с ним поговорю. Вот и пришло время, видимо.
Вера закрыла глаза. Вспомнила тот день. Они сидели на кухне съёмной квартиры, мать напротив, Кирилл рядом. Вера действительно стеснялась — казалось диким требовать расписку от собственного мужа, как будто не доверяла. Они были так близки тогда, планировали будущее, мечтали. Какая разница, на кого оформлять, если всё общее?
Но мать была непреклонна.
«Деньги большие, Верочка. Пусть всё будет по-честному», — сказала тогда Нина Владимировна.
Кирилл поморщился, но написал. Коротко, на листке из блокнота: «Я, Коваленко Кирилл Игоревич, получил от супруги Коваленко Веры Николаевны 400 000 рублей на первый взнос за квартиру». Дата, подпись.
Вера сложила расписку в коробку и забыла о ней. Кто бы знал, что эта бумажка спасёт её через двенадцать лет.
— Мам, ты права. Я забыла.
Нина Владимировна взяла дочь за руку.
— Послушай меня. Я знаю одного человека. Анна Сергеевна, моя старая подруга. Она юрист, занимается семейными делами. Поможет тебе. Я позвоню ей сегодня же.
— Мам, я боюсь, — призналась Вера тихо. — Что будет с детьми? Куда мы пойдём?
— Ко мне. Пока разберётесь, живите у меня. Места хватит.
Вера сжала материнскую руку. Впервые за много дней она почувствовала, что не одна.
Вечером того же дня раздался звонок. Номер незнакомый. Вера ответила осторожно.
— Вера? Это Анна Сергеевна. Твоя мама передала мне всю ситуацию. Подъезжай ко мне завтра, обсудим детали.
— Да, конечно. Спасибо большое.
На следующий день Вера приехала к Анне Сергеевне. Офис располагался в старом доме недалеко от центра — небольшая комната с книжными полками и массивным столом. Анна Сергеевна встретила её у двери — женщина лет сорока пяти, в строгом костюме, с внимательными глазами и спокойным голосом. Она усадила Веру за стол, достала блокнот.
— Рассказывай всё по порядку. С самого начала.
Вера рассказывала, показывала скриншоты переписки, банковские выписки. Анна Сергеевна кивала, делала пометки.
— Переписка — это слабое доказательство, её легко оспорить в суде. Скажут, что подделка. Но вот банковские выписки с переводами — это сильно. — Она посмотрела на Веру внимательно. — Есть чеки? Из отелей, ресторанов? Если он расплачивался картой, можно запросить детализацию.
— Не знаю. Надо проверить его вещи, может что-то найду.
— Проверяй. Чем больше доказательств, тем лучше. Теперь насчёт квартиры — нужны документы. Договор купли-продажи твоей квартиры от бабушки, расписка от мужа, если есть.
— Есть. Всё хранится.
— Отлично. Тогда у нас есть основания требовать долю в квартире. По закону, если ты вносила деньги в покупку жилья, оно считается совместно нажитым имуществом, даже если оформлено на одного супруга.
Вера слушала, и внутри разливалось облегчение. Она не беспомощна. Она может бороться.
— А дети? — тихо спросила Вера. — Им восемь и семь лет. С кем они останутся?
Анна Сергеевна посмотрела на неё спокойно.
— Если ты хочешь, чтобы дети жили с тобой — они останутся с тобой. Суд почти всегда на стороне матери, особенно когда дети маленькие. Кирилл будет обязан платить алименты — на двоих детей это треть его дохода. И это тоже аргумент при разделе имущества — у тебя на руках двое несовершеннолетних, суд это учтёт.
Я что, на вас работала целый год, чтобы вы решали, как мне тратить свою премию? Родственники мужа во главе со свекровью совсем стыд потеряли