Ольга стояла у окна, глядя на серые декабрьские тучи, и крепко сжимала кулаки. За спиной слышался голос свекрови — резкий, недовольный, полный упрёков.
— Опять суп пересолила! Дима привык к нормальной еде, а ты… — Валентина Петровна покачала головой с видом страдалицы. — И вообще, где ребёнок? Почему Артёмка не спит? Уже восемь вечера!
— Мама, перестань, — вяло отозвался Дмитрий, не отрывая глаз от телефона.
Ольга медленно обернулась. Свекровь стояла посреди кухни в своём любимом халате в цветочек, руки в боки, лицо выражало праведное негодование. Дмитрий сидел на диване, углубившись в социальные сети.
— Ты знаешь, Валентина Петровна, — тихо начала Ольга, — мне кажется, что трёхлетний ребёнок может лечь спать и в половине девятого. Он не робот.
— Не робот? — свекровь всплеснула руками. — А режим? А дисциплина? Я Диму растила по часам! Потому он и вырос нормальным человеком!
Ольга посмотрела на мужа. Тот продолжал листать ленту, словно происходящее его не касалось. Как всегда.
— Дима, скажи что-нибудь, — попросила она.
— Мам, ну что ты… — пробормотал он, не поднимая головы.
— «Что ты, что ты»! — Валентина Петровна подошла ближе к Ольге. — Я что, зря стараюсь? Готовлю, убираюсь, с внуком сижу! А мне ещё и претензии предъявляют!
— Никто не просил… — начала Ольга, но свекровь её перебила.
— Не просил? А кто Артёмку в садик водит, когда ты на работе? Кто ему кашу варит по утрам?
— Я сама могу…
— Можешь! Как же! Помню, как ты «могла» в первый месяц после роддома. Дима ко мне звонил каждый день: «Мама, приезжай, помоги!»
Ольга почувствовала, как внутри всё сжимается. Этот разговор повторялся с завидной регулярностью. Свекровь напоминала о своих заслугах, она пыталась возражать, а Дмитрий молчал.
— Дмитрий, — позвала она громче, — ты слышишь, что происходит?
Муж наконец оторвался от экрана и виновато улыбнулся:
— Девочки, ну чего вы ссоритесь? Мам, Оля хорошая жена. Оль, мама старается для нас.
— «Девочки»? — Ольга почувствовала, как в груди разгорается ярость. — Дима, мне тридцать лет! Я мать твоего ребёнка! Я не «девочка»!
— Ну ладно, женщины… — он пожал плечами.
Валентина Петровна торжествующе улыбнулась:
— Вот видишь, Оленька? Дима понимает, кто в этом доме главный. А ты всё конфликтуешь.
— Главный? — Ольга медленно сняла фартук и повесила его на крючок. — Понятно.
Она прошла в детскую, где Артём играл с машинками. Мальчик поднял на неё ясные глаза:
— Мама, почему бабушка кричит?
— Собирай игрушки, солнышко. Мы уезжаем.
— Куда?
— К тёте Свете.
Ольга достала из шкафа детский чемоданчик и стала складывать вещи сына. Руки дрожали, но она заставляла себя двигаться спокойно, методично. Пижама, носочки, любимый мишка…
— Оль, ты что делаешь? — в дверях появился Дмитрий.
— Собираюсь. Как видишь.
— Куда это ты собралась? С ребёнком, поздно вечером?
Ольга выпрямилась и посмотрела на него. В его глазах читалось недоумение, но не тревога. Он не понимал серьёзности происходящего.
— Дима, сколько лет мы женаты?
— Пять, а что?
— Сколько раз за эти пять лет ты встал на мою защиту, когда твоя мать меня унижала?
Дмитрий помолчал, потом неуверенно сказал:
— Она не унижает… Она просто характерная.
— Ответь на вопрос. Сколько раз?
— Оль, не драматизируй…
— Ноль раз, Дима. Ни одного. За пять лет.
Она взяла чемоданчик и протянула руку сыну:
— Артём, пойдём.
— Мам, пока, — мальчик помахал отцу.
— Ольга, прекрати театр! — донеслось из кухни. — Куда ты ребёнка тащишь в такую погоду?
Ольга не ответила. Она взяла свою сумку, куртку сына и направилась к выходу. Дмитрий шёл следом, растерянно бормоча:
— Ну подожди… Давай завтра поговорим… Остынешь…
У двери она обернулась:
— Я остыла, Дима. Окончательно.
Квартира подруги встретила Ольгу теплом и запахом кофе. Света открыла дверь в пижаме, но, увидев чемоданы и заплаканное лицо, молча обняла.
— Мама, а мы теперь здесь жить будем? — спросил Артём, с любопытством разглядывая незнакомую обстановку.
— Пока да, малыш.
— А папа?
Ольга присела рядом с сыном на диван:
— Папа останется с бабушкой. А мы побудем у тёти Светы.
— Надолго?
— Не знаю, солнышко.
Света отвела Артёма на кухню — показывать, где что лежит, а Ольга осталась одна в гостиной. Телефон молчал. Дмитрий не звонил.
— Рассказывай, — сказала Света, вернувшись с двумя чашками. — Что на этот раз?
— Да всё как обычно. Суп не так сварила, ребёнка не так укладываю, вообще всё не так. А Дима сидит, в телефон пялится.
— И что? Ты же привыкла.
— Привыкла… — Ольга горько усмехнулась. — Знаешь, что меня добило? Он назвал нас «девочками». Меня и её. Как будто мы одинаковые. Как будто я не его жена, а так… соседка по комнате.
— Мамсик всегда был главным в его жизни.
— Я думала, это изменится. Дети меняют людей, семья…
— Некоторых меняет. А некоторые остаются маменькиными сынками до седых волос.
Ольга отпила кофе. Горячий, ароматный — не то что дома, где свекровь считала растворимый кофе излишеством.
— Света, а как ты поняла, что Сергей — тот самый?
— Когда моя мать в первый раз начала меня при нём критиковать, он сказал: «Тамара Ивановна, при мне так о моей девушке не говорят». Сразу. В первый раз.
— А Дима за пять лет ни разу…
— Ни разу.
Утром Артём проснулся рано и стал тормошить маму:
— Мам, а когда мы домой поедем?
— Не знаю, малыш.
— А папа скучает?
Ольга посмотрела на телефон. Два пропущенных вызова — поздно вечером, когда она уже спала. Ни одного сообщения.
— Наверное, скучает.
А в это время Дмитрий сидел на кухне, мрачно рассматривая остывшую яичницу. Мать хлопотала у плиты, что-то приговаривая.
— Специально устроила сцену. Думает, ты за ней побежишь. Вот увидишь, к обеду вернётся.
— Мам, может, мне позвонить?
— Ни в коем случае! Дашь слабину — всю жизнь на голове ездить будет. У меня опыт, я знаю.
Дмитрий кивнул, но чувствовал себя неуютно. Дома было как-то пустынно без Ольгиного смеха, без Артёмкиного топота по коридору.
— А что если она серьёзно?
— Что серьёзно? — Валентина Петровна села напротив сына. — Димочка, ты же умный мальчик. Подумай головой. Куда она денется с ребёнком? Работа копеечная, квартиры своей нет. Максимум неделю покапризничает и вернётся.
— Неделю…
— Ну может, дней пять. Главное, не давай повода думать, что без неё пропадёшь.
Но к вечеру Дмитрий не выдержал и позвонил. Ольга ответила не сразу.
— Алло?
— Привет. Как дела?
— Нормально.
— Артёмка как?
— Хорошо. Адаптируется.
Пауза. Дмитрий не знал, что сказать.
— Оль, когда домой-то?
— Я дома, Дима.
— Это как?
— Там, где меня не унижают, — дома.
— Да брось ты! Никто тебя не унижал.
— Не унижал?
— Ну, мама иногда резко говорит, но она по-доброму…
— Дима, — голос Ольги стал сухим, — не звони больше с такими разговорами.
Она отключилась. Дмитрий уставился на телефон, потом сунул его в карман.
— Ну что? — спросила мать из кухни.
— Упрямая.
— Я же говорила. Пусть побесится.
Дни потекли странно. Дмитрий ходил на работу, возвращался домой, где мать встречала его ужином и рассказами о соседях. Раньше от этих разговоров его спасала Ольга — она умела переводить тему, шутить, отвлекать. Теперь приходилось слушать всё.
— …а эта Семёнова опять собаку без поводка выгуливает. Я ей сказала…
— Мам, может, телевизор включим?
— Димочка, я с тобой разговариваю! Неужели материнское общение тебе в тягость?
— Нет, конечно. Просто устал.
— Раньше ты не уставал. Это всё Ольгины фокусы. Она тебя избаловала.
Дмитрий хотел возразить, но промолчал. Как всегда.
На четвёртый день, когда мать в очередной раз начала объяснять, как правильно завязывать шнурки, Дмитрий вдруг почувствовал раздражение. Острое, неожиданное.
— Мам, мне тридцать два года.
— И что?
— Я умею завязывать шнурки.
— Умеешь,
но неправильно. Вот смотри…
И тут до него дошло. Вот оно — то, что каждый день терпела Ольга.
Прозрение пришло к Дмитрию на пятый день, когда он захотел чай с мёдом вместо сахара.
— Димочка, мёд вредный. В нём химия, — заявила мать, убирая банку в шкаф.
— Мам, это натуральный мёд. Ольга покупала у знакомых пасечников.
— Ольга, Ольга… — Валентина Петровна поджала губы. — Всё Ольга. А что Ольга в жизни понимает? Я тебя тридцать два года растила, знаю, что тебе полезно.
— Но я хочу мёд.
— Захотел! А я что, зря о твоём здоровье забочусь?
Дмитрий посмотрел на мать — на её решительное лицо, сжатые губы, руки, крепко державшие банку с мёдом. Впервые за много лет он увидел себя её глазами. Не любящий сын, а собственность. Вещь, которой можно управлять.
— Дай мёд, — тихо сказал он.
— Что?
— Я сказал — дай мёд. Пожалуйста.
— Димочка, ты что? Заболел? На тебя это не похоже.
— Мам, я хочу мёд в чай.
— А я не хочу, чтобы ты портил себе желудок!
— Это мой желудок!
Повисла тишина. Мать смотрела на сына широко раскрытыми глазами, словно он произнёс что-то кощунственное.
— Как ты со мной разговариваешь? Я — твоя мать!
— Именно поэтому должна меня понимать, — Дмитрий встал и взял банку с мёда из её рук. — Я взрослый человек.
— Взрослый! — голос матери дрогнул. — Взрослый человек жену с ребёнком по чужим углам не отпускает!
Дмитрий замер, ложка с мёдом повисла над чашкой.
— Что ты сказала?
— То, что сказала. Если бы ты был настоящим мужчиной, Ольга сидела бы дома тихо, как мышка.
— Мам…
— Что мам? Думаешь, она от хорошей жизни сбежала? — Валентина Петровна села напротив сына. — Она сбежала, потому что ты ей разрешил. Потому что распустил. Потому что я для тебя важнее жены!
Последние слова она произнесла с торжеством в голосе, но Дмитрий услышал в них что-то страшное.
— Важнее жены?
— Конечно! Мать — это святое. А жёны… — она махнула рукой. — Жёны приходят и уходят.
— Ольга — мать моего ребёнка.
— И что? Я — мать тебя! А ты кто для меня важнее?
Дмитрий медленно размешивал мёд в чае, думая. Пять лет назад он привёл домой девушку, в которую был влюблён. Красивую, добрую, умную. А что было с ней эти пять лет? Бесконечные претензии матери, её молчаливое терпение, его собственное равнодушие к её страданиям.
— Мам, а ты Ольгу любишь?
— Что за вопрос? Она жена моего сына.
— Это не ответ.
Валентина Петровна помолчала, потом честно сказала:
— Нет. Не люблю. Она мне чужая.
— А Артёма?
— Внука люблю. А её — нет.
— Но они — пакет. Ольга с Артёмом.
— Ерунда. Ребёнка можно любить отдельно от матери.
— Нельзя, мам. Если Ольге плохо — плохо и Артёму.
— Откуда такие мудрости?
Дмитрий допил чай и посмотрел на мать. Впервые за много лет — осознанно посмотрел. Увидел немолодую женщину, которая так боится остаться одна, что готова разрушить его семью.
— Я хочу, чтобы они вернулись.
— Вернутся. Некуда деваться.
— Нет, мам. Не вернутся. Не после того, что ты сейчас сказала.
— Что я такого сказала?
— Что жёны приходят и уходят.
Вечером Дмитрий поехал к Свете. Долго стоял у подъезда, собираясь с духом. В окне на четвёртом этаже горел свет — там была его семья. Семья, которую он предал из-за маминых истерик и собственной трусости.
Света открыла дверь настороженно:
— Дима? Что тебе нужно?
— Поговорить с Ольгой.
— Она не хочет.
— Света, пожалуйста. Пять минут.
— Подожди.
Через минуту появилась Ольга. Бледная, осунувшиеся, но решительная.
— Что ты хочешь?
— Прости меня.
— За что конкретно?
— За то, что был трусом. За то, что не защищал тебя. За то, что позволил матери тебя унижать.
Ольга молчала, изучая его лицо.
— За то, что потерял самое дорогое в жизни, — добавил Дмитрий.
— Дима, ты это говоришь, потому что понял или потому что скучаешь?
— Потому что понял. Сегодня мама сказала мне, что жёны приходят и уходят, а мать — это святое.
Ольга вздрогнула.
— И что ты ответил?
— Что если ты не вернёшься — я уйду от неё.
— Красивые слова.
— Оль, я купил нам квартиру.
Она широко открыла глаза:
— Что?
— Сегодня подписал договор. Двушка в новостройке. Нам с тобой и Артёмом.
— А мама?
— Мам
а останется в своей квартире. Одна.
Ольга прислонилась к дверному косяку.
— Дим, а если через месяц она заплачет, скажет, что больная, одинокая?
— Скажу — привет передавай.
— А если устроит истерику?
— Повешу трубку.
— А если…
— Оль, — он шагнул ближе, — я выбираю тебя. Окончательно и бесповоротно. Хочешь — проверь.
Проверка началась на следующий день. Валентина Петровна встретила сына у порога с красными от слёз глазами.
— Димочка, как ты мог? Я всю ночь не спала! Какая квартира? Какой переезд?
— Мам, садись. Поговорим спокойно.
— Спокойно? — голос свекрови сорвался на визг. — Ты хочешь меня бросить! Родную мать! После всего, что я для тебя сделала!
Дмитрий глубоко вздохнул. Раньше эти слёзы действовали безотказно — он сразу сдавался, просил прощения, обещал ничего не менять. Сейчас видел уставшую женщину, которая всю жизнь боялась остаться одна.
— Мам, я тебя не брошу. Буду навещать, помогать. Но жить буду со своей семьёй.
— Какая семья? Эта стерва тебя бросила!
— Не называй так мою жену.
— Твою жену! — Валентина Петровна всплеснула руками. — Она неделю даже не звонила! Какая это жена?
— Та, которую я обидел. И сейчас пытаюсь вернуть.
— А я? А твоя мать? Что со мной будет?
— С тобой будет то же самое, что и раньше. Только я буду приезжать к тебе в гости, а не жить здесь.
— Это не то же самое! — мать схватила его за руку. — Димочка, ну что она тебе дала такого, чего не могу дать я?
Дмитрий осторожно высвободил руку.
— Мам, ты слышишь, что говоришь?
— Что? А что я такого сказала?
— Ты конкурируешь с моей женой.
— Я… я просто… — Валентина Петровна растерянно посмотрела на сына. — Я тебя люблю!
— Знаю. И я тебя люблю. Но это любовь матери к сыну и сына к матери. А у меня есть ещё жена и ребёнок.
— Но я же главнее!
— Нет, мам. Не главнее.
Вечером Дмитрий снова поехал к Свете. На этот раз Ольга вышла сама, без принуждения.
— Ну, как дела с мамой?
— Истерика, слёзы, угрозы покончить с собой.
— И что ты?
— Сказал, что если что — звони в скорую. А сам поехал к тебе.
Ольга невольно улыбнулась:
— Жестоко.
— Справедливо. Оль, мне можно увидеть сына?
Она кивнула и пропустила его в квартиру. Артём играл на полу с конструктором, увидел отца и радостно подскочил:
— Пап! А ты надолго?
— Надеюсь, навсегда, — Дмитрий поднял сына на руки. — Хочешь в новую квартиру переехать? У тебя будет своя комната.
— А бабушка?
— Бабушка останется в своём доме. А мы — папа, мама и ты — будем жить отдельно.
— Как соседи?
— Как семья.
Артём серьёзно подумал:
— А к бабушке в гости можно?
— Конечно. Но жить будем сами.
— Тогда хорошо. А то бабушка всё время ругается.
Дмитрий посмотрел на Ольгу. Она стояла у окна, обняв себя руками.
— О чём думаешь?
— Дим, а вдруг ты не выдержишь? Вдруг мать найдёт способ нас поссорить? Что тогда?
— Тогда я буду идиотом. Но я надеюсь, что не буду.
— Надеешься…
— Оль, я понимаю, что один раз уже подвёл. Понимаю, что слова — это просто слова. Но дай мне шанс доказать делом.
Ольга молчала долго, потом тихо спросила:
— А ключи от квартиры у неё будут?
— Нет.
— А если заболеет?
— Вызовем врача.
— А если скажет, что мы плохо внука воспитываем?
— Скажу, что это не её дело.
— А если…
— Оль, — Дмитрий подошёл ближе, — я выбрал. Окончательно. Хватит с меня жизни у маминой юбки.
Она повернулась к нему:
— Дим, мне нужно время подумать.
— Сколько?
— Не знаю. Я пять лет терпела. Не могу за один день поверить, что всё изменилось.
— Понимаю.
Он поцеловал сына, одел куртку.
— Дим, — позвала Ольга, когда он уже взялся за ручку двери.
— Да?
— Спасибо. За то, что наконец услышал.
Три дня Дмитрий ждал. Не звонил, не приезжал — давал жене время принять решение. Мать устраивала ежедневные сцены, но он больше не поддавался.
На четвёртый день Ольга позвонила сама:
— Дим, а можно посмотреть на квартиру?
— Конечно. Забрать тебя?
— Приезжай.
Квартира оказалась светлой, уютной — с большими окнами и просторной детской. Артём носился по пустым комнатам, радостно крича, а Ольга молча ходила, трогая подоконники, заглядывая в шкафы.
— Нравится? — спросил Дмитрий.
— Очень. Здесь хорошо.
— Оль, а ты…
— Да, — она повернулась к нему, — я согласна. Попробуем ещё раз.
Он обнял её — осторожно, словно боясь спугнуть.
— Только с одним условием, — добавила она.
— Каким?
— При первой попытке твоей матери встрять в наши дела — я ухожу навсегда. Без разговоров и без второго шанса.
— Договорились.
Через месяц они справляли новоселье. Валентина Петровна тоже пришла — мрачная, но смирившаяся. В какой-то момент она подошла к Ольге:
— Ты выиграла.
— Я не с вами воевала, — спокойно ответила Ольга. — Я за свою семью боролась.
— Одно и то же.
— Нет. Совсем разное.
Дмитрий наблюдал за этим разговором издалека, готовый вмешаться. Но Ольга справлялась сама — спокойно, достойно, без агрессии.
— Валентина Петровна, — сказала она, — теперь мы соседи. Хорошие соседи. И это может быть началом нормальных отношений.
Свекровь кивнула и отошла. Вечером, провожая её домой, Дмитрий спросил:
— Мам, ты поняла?
— Что понял?
— Что я вырос.
— Поняла, — она грустно улыбнулась. — Только поздно.
— Не поздно. Просто по-другому теперь.
Дмитрий вернулся домой — в свой дом, к своей семье. Ольга укладывала сына, напевая ему колыбельную. Артём сонно улыбался, обнимая любимого мишку.
— Пап, — позвал он, — а мы теперь всегда вместе будем?
— Всегда, сынок.
— А бабушка не будет ругаться?
— Не будет. Я не позволю.
И Дмитрий понял, что наконец-то говорит правду.
— Квартиру у тебя заbеRём. Езжай в свою деревню! — ХиtRая золовка чуть не оставила сноху на улице