— Нужно что-то решать.
Настя поставила тарелку с яичницей перед мужем, села напротив с кружкой остывшего чая. Виктор не поднял глаз от телефона, только дёрнул плечом.
— Мы погрязли по уши в долгах, Витя. Банк звонит каждый день.
Он откинулся на спинку стула, положил телефон экраном вниз. Лицо усталое, помятое после ночной смены.
— И что ты предлагаешь?
— Не знаю. Ты же мужик в доме. С тебя вся эта каша заварилась — вот ты и предложи, что делать.
Виктор резко встал, стул скрипнул по линолеуму.
— Да? С меня? Я, значит, во всём виноват? Работу потерял специально? В аварию нарочно попал?
— Ты в телефон смотрел за рулём.
— Одну секунду! Одну чёртову секунду!
Соня вздрогнула за своей тарелкой, ложка звякнула о край. Семилетняя девочка съёжилась на стуле, глядя то на маму, то на папу широко распахнутыми глазами.
Виктор схватил куртку с вешалки, хлопнул дверью. Настя осталась сидеть за столом, сжимая кружку холодными пальцами. В кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов.
— Мама, вы ссоритесь? — тихо спросила Соня.
— Нет, зайка. Просто папа устал.
Девочка недоверчиво покосилась на дверь, за которой ещё слышались шаги по лестнице, потом вернулась к каше.
Настя допила остывший чай и начала убирать со стола. Яичница Виктора осталась нетронутой.
На работе она просидела до обеда, уткнувшись в счета и накладные. Цифры плыли перед глазами, путались, не складывались. Тридцать пять тысяч в месяц по ипотеке. Сто восемьдесят за ремонт машины. Проценты, пени, штрафы. Снежный ком за четыре месяца.
— Настя, ты чего такая? — Лариса заглянула из-за перегородки, держа в руках стопку документов.
— Да так. Голова болит.
Лариса прошла к её столу, присела на край соседнего стула.
— Брось. Я вижу, когда у человека голова болит, а когда душа. Рассказывай.
Настя отложила ручку, потёрла переносицу.
— Витя работу потерял четыре месяца назад. Пошёл в такси на своей машине. Через неделю разбил её — отвлёкся на телефон. Машина полтора месяца в ремонте стояла, он не работал, ипотеку не платили. Теперь долги.
Лариса сочувственно покачала головой.
— Понятно. А у тебя же мамина квартира есть?
Настя напряглась, выпрямилась на стуле.
— Ну есть. И что?
— Ничего. Просто мужики в таких ситуациях обычно начинают на чужое поглядывать.
— Витя не такой, — быстро сказала Настя, но голос прозвучал неуверенно.
Лариса пожала плечами, встала.
— Ладно, не обижайся. Просто будь начеку.
Она ушла к своему столу. Настя смотрела ей вслед и чувствовала, как внутри что-то сжимается. Слова коллеги засели занозой, хотя хотелось их отмахнуть.
После работы Настя забрала Соню из школы и поехала не домой, а на Светлую улицу. Дом с синими балконами стоял в тихом дворе, окружённом старыми берёзами. Они поднялись на третий этаж, Настя провернула ключ в замке — тот поддался с привычным щелчком.
В квартире было душно, пахло пылью и чем-то ещё — мамиными духами, которые въелись в обивку дивана за долгие годы. Настя открыла форточку, сбросила туфли. Соня уже бегала по комнате, заглядывая в углы.
— Мам, а когда бабушка вернётся?
Настя замерла у окна. Соня иногда забывала — семь лет, не всегда понимала, что значит «навсегда».
— Бабушка не вернётся, зайка. Помнишь, мы говорили?
Девочка кивнула, но в глазах мелькнула растерянность. Она провела рукой по швейной машинке у окна.
— А это что?
— Бабушка на ней шила. Мне платья шила, когда я была маленькая, как ты.
Соня присела на диван, обняла потёртую подушку.
— Мам, а мы сюда ещё приедем?
Настя села рядом, обняла дочку за плечи.
— Конечно. Это наше место. — Она поцеловала Соню в макушку. — И когда-нибудь эта квартира будет твоя. Чтобы у тебя было своё жильё. Чтобы ты не платила ипотеку полжизни, как мы с папой.
Соня не понимала, но доверчиво кивнула, прижалась к маме.
На стене висели фотографии в деревянных рамках. Мама молодая, с короткой стрижкой, улыбается в объектив. Настя в школьной форме, с бантами. Соня на руках у бабушки, обе смеются.
Настя провела пальцами по потёртой обивке дивана. Здесь она выросла. Здесь мама по вечерам шила у окна, а она делала уроки за столом. Здесь пахло пирогами по выходным и чаем с мятой перед сном. Сюда они приезжали каждую субботу, пока мама была жива — Соня забиралась к бабушке на колени, слушала сказки, рисовала.
Теперь Настя сидела с дочкой в тишине и чувствовала: это единственное место, где можно было быть собой. Не женой, не матерью, не бухгалтером. Просто собой.
Домой они вернулись к вечеру. Настя разогрела суп, накрыла на стол. Соня ушла в свою комнату с альбомом и карандашами. В половине девятого хлопнула входная дверь.
Виктор прошёл на кухню молча, бросил телефон на стол. Экран подсветился уведомлением — сообщение из банка. Он опустился на стул, потёр лицо ладонями.
— Пришло, — сказал он глухо, ткнув пальцем в экран.
Настя наклонилась, прочитала. «Уведомление о начале процедуры обращения взыскания на заложенное имущество. Срок погашения задолженности — 60 дней».
Её затошнило. Шестьдесят дней. Два месяца.
— Витя…
— Я знаю. — Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза. — Я весь день думал. Крутил, вертел. И нашёл выход.
Настя присела напротив, сжав руки на коленях. Виктор открыл глаза, посмотрел на неё.
— Твою однушку продадим.
Кухня поплыла перед глазами. Настя сжала край стола побелевшими пальцами.
— Что? Это твой план? И долго ты думал?
— Настя…
— Не забывай — это моё наследство. Которое не пойдёт на долги. Я тебе об этом уже говорила.
Виктор провёл рукой по лицу.
— Продадим однушку, закроем долги. Это единственный способ. — Он говорил деловито, как будто обсуждал покупку стирального порошка. — Я уже прикинул — за неё дадут миллиона полтора-два. Хватит закрыть всё и ещё останется.
— Мы ничего не продадим, — Настя повысила голос. — Ты что, не слышишь?
— Мы семья! — Виктор ударил ладонью по столу, телефон подпрыгнул. — У нас общий бюджет, общие долги! Или тебе жалко?
— Витя, это мамина квартира… Я Соне обещала…
— Какой Соне?! — Он вскочил, стул скрипнул. — Нас через два месяца на улицу выставят, а ты про обещания! Мамы уже нет, а мы живые, нам сейчас помощь нужна!
Он встал, прошёл в комнату, хлопнул дверью. Настя осталась сидеть на кухне, сжимая край стола. Суп на плите остывал, но она не двигалась. Внутри всё дрожало — от злости, от страха, от бессилия.
Слова Ларисы эхом отдавались в голове: «Мужики в таких ситуациях обычно начинают на чужое поглядывать».
Значит, началось.
Утром они не разговаривали. Виктор ушёл на смену рано, не позавтракав. Соня молча ковыряла кашу, поглядывая на маму испуганными глазами.
— Мам, вы опять ссорились?
— Нет, зайка. Просто папа устал.
Девочка не поверила, но ничего не сказала. Настя проводила её до школы, потом поехала на работу. В офисе было душно, окна не открывались, кондиционер гудел, но не охлаждал.
Лариса принесла чай в обеденный перерыв, села напротив.
— Ну что, поговорил с тобой?
Настя вздрогнула, пролила чай на бумаги.
— Откуда ты знаешь?
— По лицу вижу. — Лариса протянула ей салфетку. — Требует продать?
Настя кивнула, промокая лужицу.
— Говорит, банк через два месяца квартиру заберёт. А однушка — единственный выход.
— И что ты?
— Сказала нет.
Лариса хмыкнула, отпила чай.
— Молодец. Держись. Он сам разбил машину, пусть сам и выкручивается.
— Но мы же семья…
— Семья — это когда один за всех, а не когда один косячит, а другой расхлёбывает. — Лариса встала, похлопала её по плечу. — Не сдавайся.
Вечером Настя вернулась домой позже обычного. Виктор сидел на кухне с телефоном, на экране мелькали объявления о продаже квартир.
— Ты чего смотришь? — спросила она, ставя сумку на стул.
— Цены. — Он не поднял глаз. — За твою однушку реально дадут два миллиона. Может, даже больше. Риелтор сказал, район хороший.
Настя замерла у стола.
— Какой риелтор?
— Знакомый. Я ему позвонил, посоветовался.
— Без меня?
Виктор наконец поднял взгляд, лицо усталое, раздражённое.
— Настя, я пытаюсь нас спасти. А ты как стена. Неужели не понимаешь — нас выселят?
— Понимаю. Но это не значит, что я должна отдать квартиру мамы на твои долги.
— На МОИ?! — Виктор вскочил так резко, что стул упал. — Это НАШИ долги! Ипотека на ЧЬЮ квартиру?! На нашу! Где ТЫ живёшь?!
— Где я живу благодаря маме, которая дала триста тысяч на первый взнос!
Слова вырвались сами, Настя не успела их остановить. Виктор побледнел.
— Значит, ты мне это припомнила. Я так и знал.
Он схватил куртку, вышел, хлопнув дверью. Настя стояла посреди кухни, дрожащими руками набирая номер сестры.
Лена ответила после третьего гудка.
— Алло, Настюх? Что случилось?
— Лен… — голос сорвался. — Витя хочет продать мамину квартиру.
Пауза. Потом сестра выдохнула так, что в трубке зашипело.
— Что?! Он совсем обалдел?
— Говорит, банк квартиру заберёт. Что это единственный выход.
— Настя, слушай меня внимательно. — Голос Лены стал жёстким. — Не смей продавать. Слышишь? Мы с тобой тогда договорились — я беру дачу, ты квартиру. Мама хотела, чтобы у каждой из нас было что-то своё. Это ТВОЁ. Не его, не его семье. Твоё.
— Но мы же…
— Никаких «но»! Он сам разбил машину, пусть сам разбирается. Я бы помогла деньгами, но у меня ипотека и двое детей, ты знаешь. И дачу я не продаю, хоть и туго порой. Это мамина дача, мы там с детьми всё лето проводим.
Настя прислонилась лбом к холодильнику, зажмурилась.
— Я не знаю, что делать.
— Не продавай. Это всё, что тебе нужно знать.
Когда разговор закончился, Настя услышала шаги в коридоре. Виктор стоял в дверях, лицо мрачное.
— Звонила сестре? Небось, настраивает тебя против меня?
— Никто меня не настраивает.
— Ага. Конечно. — Он прошёл мимо неё к холодильнику, достал воду. — Только все вокруг советуют не помогать мужу. Лена, Лариса… Кто там ещё?
Настя молчала, сжав руки в кулаки. Виктор допил воду, поставил бутылку на стол.
— Моя мать завтра приедет. Хочет поговорить с тобой.
Сердце ухнуло вниз.
— Зачем?
— Сама поймёшь.
Он ушёл в комнату. Настя осталась стоять на кухне, чувствуя, как стены медленно сжимаются вокруг неё. Ирина Сергеевна. Свекровь всегда умела давить так, что не отвертишься. Мягко, заботливо, но неумолимо.
На следующий день, в субботу, Ирина Сергеевна появилась в половине первого с пирогом в руках. Соня обрадовалась, кинулась к бабушке.
— Бабуль! Ты пирог принесла?
— Конечно, внученька. С яблоками, твой любимый.
Ирина Сергеевна прошла на кухню, поставила пирог на стол, присела, поправив юбку. Настя налила чай, села напротив.
— Настенька, я хотела поговорить. — Свекровь размешивала сахар в чашке, не поднимая глаз. — Витя мне всё рассказал про ситуацию. Тяжело вам сейчас.
— Тяжело, — коротко ответила Настя.
— Однушку вашу всё равно не используете. Только пыль там собирается.
Настя сжала чашку.
— Я хотела, чтобы у Сони квартира была. Чтобы она, как мы, не платила потом полжизни ипотеку.
Ирина Сергеевна подняла глаза, в них мелькнуло что-то жёсткое.
— Соне родители нужны, а не пустая коробка. Память в сердце, детка, а не в стенах. А если вас выселят, где ребёнок расти будет?
— Я понимаю, но…
— Сейчас, кстати, Витя должен подъехать на обед, — перебила свекровь, доставая телефон. — Говорил, со знакомым таксистом быстро хотят перекусить. У них там какой-то общий выезд.
Настя нахмурилась. Раньше Виктор никогда не заезжал домой днём. Через двадцать минут в дверь позвонили. Виктор вошёл с высоким мужчиной лет сорока в джинсах и клетчатой рубашке.
— Это Олег, — представил Виктор. — Мы вместе работаем.
Олег кивнул, сел за стол. Настя молча достала тарелки, нарезала пирог. Мужчины ели, переговариваясь о работе, о маршрутах, о клиентах. Ирина Сергеевна подливала чай, улыбалась.
Виктор вздохнул, отложил вилку.
— Тяжело сейчас, Олег. Банк на шею сел. Говорю Насте — давай однушку продадим, долги закроем. А она упирается.
Олег посмотрел на Настю, потом на Виктора.
— Вот что я скажу, — он вытер рот салфеткой. — Витя правильно говорит. Жёны должны помогать. Моя бы не думала, если бы такая ситуация была.
Ирина Сергеевна кивнула, наклонилась к Насте через стол.
— Настенька, ну правда же. Семья — это когда все друг другу помогают. Витя старается, работает. А ты из-за пустой квартиры семью рушишь.
Настя медленно подняла глаза.
— Ваш сын это всё заварил, — сказала она, глядя на свекровь. — Вместо того чтобы просто устроиться на работу, он начал носом воротить, искал лучшие варианты. Когда у нас такая нагрузка на бюджет! Да ещё и машину разбил, которая хоть что-то приносила. А сейчас я должна всё расхлёбывать?
Виктор побледнел.
— Настя…
— Что — Настя? Это правда же?
Ирина Сергеевна поджала губы.
— Конечно. Семья — это главное, — сказала она холодно, игнорируя слова Насти.
Настя сидела, сжав руки под столом. Трое смотрели на неё выжидающе. Олег допил чай, встал.
— Ну ладно, нам пора. Удачи вам.
Когда за ними закрылась дверь, Настя выдохнула. Свекровь собирала посуду, напевая что-то себе под нос.
— Я пойду мусор вынесу, — сказала Настя, вставая.
Она вышла на лестничную площадку, прислонилась лбом к прохладной стене. Дверь соседней квартиры открылась, вышла Света с пакетом мусора.
— Настя, что-то случилось? — спросила она, заметив красные глаза.
— Да так… — Настя вытерла лицо рукой. — Муж хочет мою квартиру продать. Долги закрыть.
Света замерла, пакет выскользнул из рук, упал к её ногам.
— Ой, у меня так было! — Она наклонилась, подняла пакет, прижала к груди. — Я продала дачу, мужу на бизнес нужно было. Пойдём, расскажу.
Они спустились по лестнице, вышли во двор к мусорным бакам. Света бросила пакет в контейнер, прислонилась к стене дома.
— Он так убедительно говорил, Настя. Что вложит деньги, через год вернёт вдвое больше. Мебельный цех хотел открыть. — Она покачала головой. — Я дачу так жалко продавала. Там мама моя помидоры сажала, яблони росли. Мы каждое лето всей семьёй ездили. А он прогорел через год. Поставщики кинули, долги остались. Дача ушла, денег нет. — Света посмотрела Насте в глаза. — И до сих пор жалею. Каждое лето жалею, когда дети спрашивают: «Мам, а почему у всех дачи есть, а у нас нет?»
Настя стояла, обхватив себя руками, и молчала.
Вечером Виктор явился весь взвинченный и с порога объявил:
— Я договорился, знакомый посмотрит твою квартиру, оценит.
— Какой знакомый?
— Просто посмотрит, для ориентира. Ничего страшного.
Настя хотела отказаться, но Виктор уже надевал куртку, доставал ключи от машины.
— Поехали, он ждёт.
— Сейчас?
— Да, договорились на семь. Быстро съездим.
Она поняла — спорить бесполезно. Села в машину молча. Виктор вёл машину быстро, нервно постукивая пальцами по рулю. Молчали всю дорогу.
У подъезда на Светлой улице их уже ждал мужчина лет пятидесяти с кожаной папкой под мышкой.
— Это Сергей Иванович, — представил Виктор. — Он в недвижимости работает.
Настя открыла дверь. Мужчина прошёл внутрь, достал из папки планшет, начал фотографировать. Щёлкал углы, окна, стены. Потом взял в руки мамину фотографию в рамке, повертел, поставил обратно.
— Косметический ремонт не помешал бы, но в целом хорошее состояние, — бормотал он, делая пометки. — Район востребованный, транспорт рядом.
Он достал телефон, набрал номер.
— Алло, Марина? Да, я сейчас квартиру смотрю на Светлой. Однушка, третий этаж. Проверь по базе, какие цены в этом доме. Ага, жду.
Настя нахмурилась.
— Я что-то не понял. Вы оцениваете квартиру или уже продаёте?
Сергей Иванович повернулся к ней с улыбкой.
— Конечно, будем продавать. Коллега сейчас просто посмотрит по базе, какие цены в среднем, и я вам всё подробно расскажу. Документы когда сможете подготовить?
— Какие документы?! — Настя повысила голос. — Кто вам сказал, что я продаю?!
Риелтор растерянно посмотрел на Виктора.
— Виктор Петрович, вы же говорили…
— Это МОЯ квартира! — Настя шагнула к нему. — Выйдите. Немедленно!
Виктор быстро взял её за локоть, отвёл в сторону.
— Настя, успокойся…
— Не успокоюсь! Ты сказал — просто оценить! А он про документы спрашивает!
Виктор понизил голос, чтобы риелтор не слышал.
— Извините, — бросил он через плечо Сергею Ивановичу. — Она нервная просто.
— Я не нервная! — Настя вырвала руку. — Ты привёл риелтора без моего согласия!
Виктор сжал её руку сильнее, прижал к себе, прошептал в ухо:
— Мы потом поговорим. Не позорься.
Риелтор быстро закончил осмотр, собрал папку, вышел на лестницу. Виктор последовал за ним, о чём-то говорил вполголоса. Настя стояла посреди комнаты, дрожа от унижения и злости. Через несколько минут Виктор вернулся. Она уже сидела на диване, обхватив себя руками.
— Поехали домой, — сказал он коротко.
Обратно ехали молча. Настя смотрела в окно, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.
На следующий вечер Ирина Сергеевна позвонила по видеосвязи. Виктор поставил планшет на стол, на экране появилось лицо свекрови.
— Настенька, я хотела, чтобы ты послушала моего племянника. Он в банке работает, всё объяснит.
На экране появился мужчина в пиджаке, с серьёзным лицом. Игорь, племянник свекрови.
— Привет, Настя. Я тебе сейчас кое-что скажу, ты просто послушай, ладно? — Он сделал паузу. — Ситуация серьёзная. Суд заберёт вашу трёшку, если не погасите долг. Останетесь на улице. Соню куда денете?
— Настенька, пойми, ты сейчас семью рушишь, — добавила Ирина Сергеевна тихо, с укором. — Витя на пределе. Не каждый мужчина выдержит такое напряжение. А Соня? Ей отец нужен, крепкая семья нужна.
Настя смотрела на экран, на эти два лица, и чувствовала, как внутри что-то окончательно ломается. Не от боли. От усталости.
— Хорошо, — сказала она тихо. — Продадим. Ради дочери и семьи.
Виктор выдохнул с облегчением.
— Но это моё решение, — добавила Настя, глядя ему в глаза.
Сделка прошла быстро. Покупатели нашлись через неделю, ещё через две подписали документы. Деньги ушли на закрытие долгов. Оставшуюся сумму Виктор предлагал потратить на открытие своего дела — мол, такси временно, а с бизнесом можно встать на ноги. Настя настояла, чтобы деньги пошли на досрочное погашение ипотеки. Платёж уменьшился. Виктор повеселел, Ирина Сергеевна довольно кивала — семья спасена, порядок восстановлен.
В последний раз Настя приехала в однушку с Соней. Девочка бегала по пустым комнатам, голос эхом отдавался от стен.
— Мам, а почему мы продаём бабушкину квартиру?
Настя присела перед дочкой, обняла её за плечи. Слов не находилось. Она просто прижала Соню к себе, поцеловала в макушку.
Покупатели пришли через полчаса. Настя отдала им ключи, вышла на улицу. Стояла у подъезда, смотрела на окна третьего этажа, где горел свет.
Она потеряла не квартиру. Она потеряла место, где могла быть собой. Где были её корни, её детство, её мама. Где было последнее своё. Потеряла мечту подарить эту квартиру дочери — чтобы у Сони было что-то надёжное, своё, на всю жизнь. И всё из-за какой-то мелочи — муж отвлёкся на телефон на дороге, разбил машину. Одна секунда невнимательности обернулась вот этим.
Не было ни радости, ни злости. Просто пустота и тяжесть внутри, которую никому не было дано понять.
– Тебе же бывший алименты платит, вот и трать их, а я маме помогать должен, – спокойно бросил муж