— Смотри, смотри! Вот оно!
Оля протянула Лене телефон через стол в подсобке, где они обедали. На экране — фотография озера с бирюзовой водой, скалистые берега, деревянные домики у побережья. Байкал.
— Офигеть как красиво, — Лена взяла телефон, приблизила картинку. — Это Байкал? Ты туда едешь?
— В воскресенье! — Оля сияла. — Представляешь, я ещё в детстве мечтала там побывать. Мама показывала фотографии в журнале, я тогда подумала: вот бы когда-нибудь увидеть своими глазами.
Лена пролистала несколько фото — прозрачная вода, скалы, закаты над озером.
— Слушай, я бы с тобой махнула, честное слово, — она вернула телефон. — Но кто ж нас с работы вместе отпустит? Марина Петровна и так еле согласилась, чтоб хоть одна из нас ушла.
— Знаю, — Оля спрятала телефон в карман фартука. — Ты в августе идёшь, да?
— Ага. Если доживу до августа, — Лена усмехнулась и откусила от бутерброда. — А ты сколько там пробудешь?
— Десять дней. Тур с проживанием, экскурсии, байдарки… — Оля считала на пальцах, глаза блестели. — Я целый год копила! Каждый месяц откладывала по пять-десять тысяч. Стас сначала смеялся: зачем, говорит, тебе этот Байкал, на дачу съездим. А я хочу нормально отдохнуть, понимаешь? Не грядки полоть, а просто… жить.
— Ты заслужила, Оль, — Лена коснулась её руки. — Честно. Ты два года вообще никуда не ездила.
Оля кивнула, но в глазах мелькнуло что-то грустное.
— В прошлом году должны были вместе со Стасом поехать. Билеты купили, всё. А я за неделю до поездки на работе ногу подвернула — ступила неудачно, когда коробки разгружала. Опухла так, что ходить не могла.
— Помню, ты в ортезе месяц проходила.
— Ну вот. Стас говорит: ты же ходить не можешь, я что, деньги на ветер выброшу? Поеду с Димкой. Брат у него, помнишь? Уехал в Сочи на неделю. А я дома сидела одна, нога болела, даже в магазин выйти не могла. Продукты соседка приносила. — Оля пожала плечами. — Ну вот, следующий год настал. Я решила: хватит ждать. Сама себе тур забронировала. На Байкал. Мечта детства, как-никак.
— Правильно сделала, — Лена подняла свою кружку с чаем. — За твой Байкал!
Оля чокнулась с ней своей кружкой, улыбнулась.
В дверь постучали. Марина Петровна, директор магазина, заглянула в подсобку.
— Девочки, обед закончен. Оля, к тебе на кассу очередь.
— Иду, — Оля встала, поправила форму.
Она вышла из подсобки, прошла к своей кассе. Очередь действительно выстроилась — человек пять. Оля включила сканер, привычным движением уложила волосы за уши.
— Добрый день, — сказала она первому покупателю.
В голове всё ещё крутились картинки — бирюзовая вода, скалы, бескрайнее небо.
Вечером, когда Оля вернулась домой, в квартире пахло жареной картошкой. Стас сидел на кухне с телефоном в руке, ел прямо со сковороды.
— Привет, — бросила она, снимая сумку с плеча.
— Привет, — он не поднял глаз от экрана.
Оля прошла в комнату, бросила сумку на кровать. На столе лежали вещи, которые она приготовила для поездки — тёплая кофта, непромокаемая куртка, термос. Она достала из шкафа небольшой рюкзак, начала аккуратно складывать всё внутрь.
Из кухни донёсся голос Стаса:
— Оль, ты там что делаешь?
— Вещи собираю.
Он появился в дверях, всё ещё с телефоном в руке. Посмотрел на рюкзак, на разложенные вещи.
— Это ты куда собралась?
Оля обернулась.
— Стас, ну мы же говорили. В воскресенье я уезжаю в отпуск, на Байкал. Ты забыл?
Он почесал затылок, поставил телефон на комод.
— А, ну да. Слушай, а когда ты билеты-то брала?
— Три месяца назад. Я тебе говорила.
— Не помню, — он пожал плечами. — Ладно, раз надо — езжай.
Оля выдохнула, не зная, радоваться или злиться. Почему он всегда так — будто её планы не имеют значения? Будто она спрашивает разрешения, а не просто сообщает?
Телефон Стаса зазвонил. Он взглянул на экран, нахмурился.
— Мать звонит. Сейчас.
Он вышел в коридор, закрыл дверь. Оля слышала обрывки фразы: «Что?.. Серьёзно?.. Ну ты полежи…»
Потом тишина. Потом голос стал громче: «Мам, ну не переживай… Ага… Понял…»
Дверь распахнулась. Стас стоял на пороге с серьёзным лицом.
— Всё, дорогая, — сказал он спокойно. — Отпуск отменяется. Поедешь к маме в деревню загорать.
Оля застыла с рюкзаком в руках. Слова мужа словно ударили её по лицу.
— Что?
Стас прошёл в комнату, сел на край кровати, потёр лицо ладонями.
— Оль, мама уже второй раз за сегодня звонит. У неё со здоровьем вообще беда — давление скачет, сердце пошаливает, ничего делать не может. Врач велел покой соблюдать, отлежаться.
Оля медленно опустила рюкзак на пол.
— И что?
— А там огородище, сама знаешь, — Стас развёл руками. — Жара стоит, всё пропадёт. Помидоры, огурцы, перцы… Весь труд насмарку. Нужно помочь — поливать, полоть. Ну съезди на недельку, — он помолчал, потом добавил небрежно, словно невзначай: — Ну может, две.
— Стас, — голос Оли дрожал, — я целый год копила на эту поездку. Целый год! Билеты куплены, тур оплачен!
— Ну и что? — он пожал плечами. — Вернёшь деньги. Или перенесёшь на другой срок.
— Какой другой срок?! — Оля почувствовала, как внутри всё закипает. — Я не могу позже! Отпуск согласован за полгода, Марина Петровна меня на осень не отпустит — у них инвентаризация!
— Ну договоришься как-нибудь, — Стас махнул рукой. — Или больничный возьмёшь.
— Какой больничный?! Ты о чём вообще?
— Оль, ну что ты психуешь? — он встал, подошёл к ней. — У меня проект срочный на стройке, если всё брошу — вылечу с работы. Понимаешь? Мне самому к матери не выбраться. А она там одна, ей плохо. Или тебе не жалко?
Оля стояла, сжав кулаки. В горле стоял ком, глаза щипало от непролитых слёз.
— Стас, я два года не была в отпуске. Два года!
— Ну я тоже никуда не еду и не ною, — он вернулся к кровати, сел. — Работаю, как проклятый.
— Ты в прошлом году ездил! — голос Оли сорвался. — В Сочи! С Димкой! А я дома провела с больной ногой!
Стас поморщился.
— Оль, ну что ты как маленькая? Это было давно. Сейчас другая ситуация. Мать может упасть, ей плохо. Огород для неё всё — понимаешь? Год труда пропадёт. Она старая, одна там. Ну съезди, проверишь как она, польёшь грядки. Я ж с ума схожу тут от переживаний.
— А я? — Оля почувствовала, как по щекам текут слёзы. — А мне что, не жалко? Я год ждала! Год!
Стас встал, обнял её за плечи.
— Ну поедешь в другой раз. Осенью, может. Там и народу меньше, и дешевле.
Оля вырвалась из его объятий.
— Осенью меня не отпустят! Ты не слышишь, что я говорю?!
— Слышу, слышу, — он поднял руки примирительно. — Ну тогда весной. Байкал никуда не денется.
— А моя жизнь денется! — Оля схватила рюкзак, швырнула его на кровать. — Всё, что я хотела для себя — всё откладывается, переносится, отменяется! Всегда! Для всех, только не для меня!
Стас нахмурился.
— Не драматизируй. Это же семья. Мать больная, ей помощь нужна. Или ты хочешь, чтоб она там одна мучилась? — он усмехнулся. — К тому же там тоже озеро есть, сходишь позагораешь. Почти Байкал.
Оля закрыла лицо руками. Всё внутри кричало «нет», но слова не шли. Она знала, что будет дальше. Стас будет давить, уговаривать, обвинять. А она в итоге сдастся. Как всегда.
— Хорошо, — прошептала она сквозь слёзы. — Хорошо. Поеду. Но это в последний раз. Я больше не намерена перестраивать свою жизнь по твоему щелчку пальца.
Стас облегчённо выдохнул.
— Вот и умница. Я знал, что ты поймёшь. — Он взял её сумку с пола, начал доставать вещи. — Ну зачем тебе эта куртка? Там жара. Бери рабочую одежду, сарафан, резиновые сапоги для огорода.
Оля молча смотрела, как он перекладывает её вещи. Термос — в сторону. Путеводитель — в сторону. Тёплый свитер — в сторону. Вместо этого старые джинсы, футболка с пятном от краски, резиновые сапоги.
— Вот, — он застегнул сумку. — Всё готово. Утром отвезу тебя на автовокзал. Автобус в девять, к обеду будешь на месте.
Оля села на край кровати, обхватив себя руками. В комнате было душно, окно открыто, но воздуха всё равно не хватало.
Стас уже листал телефон. — Ты маме скажи, чтоб не переживала. Я на выходных, может, заеду.
Оля кивнула. Знала, что не приедет. Как и в прошлый раз, когда обещал навестить мать на Пасху. Как и позапрошлый, когда должен был помочь ей с крышей. Всегда находились дела поважнее.
Ночью она не спала. Лежала с открытыми глазами, слушала, как Стас храпит рядом. В голове крутилась одна мысль: «Почему я согласилась? Почему опять согласилась?»
Утром он разбудил её в семь.
— Вставай, сборы. Автобус через два часа.
Оля оделась машинально. Умылась холодной водой, выпила чай. Достала из шкафа пакет с вещами, которые собирала для Байкала — куртку, термос, путеводитель.
— Зачем тебе столько вещей? — Стас обернулся от двери.
— Возьму на всякий случай, — она сжала ручки пакета. — Может, твоей маме станет легче, и я поеду на Байкал, как и планировала.
Он нахмурился, закатил глаза.
— Ты как ребёнок маленький, честное слово.
Оля отвернулась к окну. В груди всё сжималось от гнева — хотелось кричать, швырнуть этот пакет ему в лицо, выгнать из квартиры. Но она молчала.
Стас грузил сумки в машину, насвистывал что-то.
— Ты маме позвонишь, как приедешь, — сказал он, заводя мотор. — И мне тоже напиши. Чтоб я знал, что всё нормально.
Оля смотрела в окно. За стеклом проплывали серые дома, остановки, люди с сумками. Обычное утро. Для всех, кроме неё.
На автовокзале Стас достал сумку из багажника, поставил рядом с ней.
— Ну всё, давай. Не грусти. Неделька пролетит — не заметишь.
Оля взяла сумку. Хотела что-то сказать, но он уже сел в машину, захлопнул дверь. Помахал рукой через стекло и уехал.
Она стояла на пустой платформе и смотрела, как его машина скрывается за поворотом. В руках — большой пакет с вещами для отпуска. На спине — рюкзак с рабочей одеждой и тяжёлыми резиновыми сапогами. В кармане — телефон, где в закладках всё ещё горела страница с туром на Байкал.
Оля достала телефон, открыла фотографию озера. Бирюзовая вода, бескрайнее небо. Мечта, которая была так близко.
А теперь вместо неё — деревня Берёзовка, огород, больная свекровь и неделя чужой жизни.
Автобус подъехал ровно в девять. Оля села у окна, поставив пакет и рюкзак рядом. Двери закрылись, мотор загудел.
Через четыре часа она будет в Берёзовке.
Через три дня должна была улететь на Байкал.
Оля закрыла глаза и прижала телефон к груди.
Автобус высадил её на повороте к деревне. Оля осталась одна на раскалённой дороге — асфальт кончился, дальше шёл гравий. Солнце било в макушку, воздух дрожал от жары.
Она подняла рюкзак на плечи, взяла пакет в руку и пошла. Гравий хрустел под ногами, пыль поднималась от каждого шага. Мимо проехал грузовик — облако серой пыли накрыло её с головой. Оля закашлялась, остановилась, вытерла лицо ладонью.
Внутри всё сжималось от отчаяния. Почти километр до дома свекрови. Почти километр по этой пыльной дороге, под этим солнцем. А где-то далеко, в другой жизни, люди садились в самолёт до Байкала.
Оля переложила пакет в другую руку. Лямки рюкзака врезались в плечи. Пот стекал по спине. Она шла и считала шаги, чтобы не думать.
Через двадцать минут показался дом Клавдии Петровны — покосившийся забор, огород, куры на дорожке.
Клавдия Петровна встретила её на крыльце, опираясь на палку. Лицо осунувшееся, платок на голове.
— Оленька, доченька, наконец-то приехала! — она обняла невестку одной рукой, другой держась за перила. — Спасибо тебе, родная. Совсем плохо мне стало.
Оля поставила вещи в прихожей. Дом пах старостью — капустой, лекарствами, затхлым бельём.
— Как вы себя чувствуете, Клавдия Петровна?
— Да вроде полегче сегодня, — свекровь выпрямилась, убрала палку к стене. — Только вот голова побаливает. Пойдём, покажу, где что.
Она повела Олю через двор. Шла бодро, без палки, показывая на грядки.
— Вот помидоры — их каждый вечер поливать надо, по два ведра на ряд. Огурцы — утром и вечером. Картошку окучить бы, да не могу я, спина болит. Ты уж, доченька, управишься?
Оля смотрела на бесконечные грядки, на вёдра у колодца, на тяпку у сарая.
— Управлюсь.
— Вот и славненько! — Клавдия похлопала её по плечу. — Переодевайся, начнём с полива. Пока совсем не стемнело.
К вечеру Оля почувствовала, как на ладонях вздулись мозоли. Вёдра казались свинцовыми, спина ныла. Двенадцать грядок. Два ведра на каждую. Колодец в сорока метрах от огорода.
Клавдия сидела в тени на скамейке, давала указания.
— Вот этот ряд получше полей, земля совсем сухая. И смотри, чтоб под корень лилось, а не мимо.
Оля молча таскала вёдра. В голове крутилась одна мысль: «Две недели. Он сказал — может, две недели».
Вечером она рухнула на кровать в маленькой комнате, где пахло нафталином. Достала телефон — связь ловила только у колодца. Открыла соцсети. Первый же пост — сторис знакомого Стаса: компания в летнем кафе, пиво на столе, Стас смеётся, обнимает кого-то за плечи. Подпись: «Пятница удалась».
Оля долго смотрела на экран. Потом написала: «Как дела?»
Ответ пришёл через полчаса: «Нормально. Работы много. Как мать?»
«Мать отлично. Командует с утра до вечера».
«Ну вот и хорошо. Значит, не так всё плохо».
Оля выключила телефон и легла, уставившись в потолок.
На второй день к Клавдии зашла соседка Раиса — женщина лет шестидесяти с добрым, усталым лицом. Принесла банку малины.
— Клавдия, ты как? — она поставила банку на стол, взглянула на Олю, стоявшую у плиты. — А это, наверное, невестка?
— Да, Оля приехала, помогает, — Клавдия сидела за столом с чашкой чая. — Молодец девочка, не то что некоторые.
Раиса села за стол, взглянула на Олю сочувственно.
— Ой, Оленька, ты как, не устала? Жара-то какая сегодня.
— Нормально, — Оля вытерла руки полотенцем.
— Да ладно тебе, — Раиса повернулась к Клавдии. — Небось с утра на ногах? Клавдия у нас любит помощь организовать.
— Раиса, что ты говоришь, — свекровь поджала губы. — Мне ж врач покой велел. Давление скачет.
— Покой, — усмехнулась Раиса. — Я тебя утром видела — вёдра из колодца таскала, потом лопатой в огороде орудовала. Ты у нас здоровее всех будешь, Клавдия. Только любишь прибедняться.
Оля обернулась от плиты. Клавдия поморщилась, слегка покраснела.
— Раиса, ты что такое говоришь?
— Да правду говорю, — соседка посмотрела на Олю. — Доченька, не давай себя в обиду. Клавдия у нас мастерица жаловаться, а сама коня переработает.
Вечером Оля стояла у колодца, держа в руках телефон. Только здесь ловила связь без потери сигнала. Открыла страницу тура на Байкал. Красным горели слова: «До вылета осталось: 0 дней».
Она медленно опустилась на край колодца. Всё. Конец. Год копила. Год ждала. А теперь — ничего.
На следующий вечер Оля мыла посуду на кухне. Из комнаты доносился голос Клавдии — она разговаривала по телефону. Дверь была приоткрыта.
— Сынок, да она ничего толком не помогает… — свекровь говорила тихо, но слова долетали отчётливо. — Огурцы вчера собирала — половину переспелых оставила. Мне самой приходится всё проверять, хоть я и больная.
Оля замерла с тарелкой в руках. Вода капала с губки на пол.
— Ну ладно, ладно… Ты там смотри, не переутомляйся. Целую.
Телефон щёлкнул. Оля поставила тарелку в раковину. Руки дрожали.
На следующий день, когда Оля поливала картошку, Клавдия вышла на крыльцо.
— Оленька, ты чего так медленно? К вечеру не управишься!
Оля выпрямилась, вытерла пот со лба.
— Клавдия Петровна, я с шести утра на ногах.
— Ну и что? Я в твои годы по двенадцать часов работала и не ныла. Молодёжь пошла — чуть что, сразу устала.
— Я устала, — Оля поставила вёдра на землю. — Очень устала.
— Устала, — свекровь скривилась. — А кто картошку окучивать будет? Сама, что ли? Мне врач покой велел.
— Какой покой? — Оля почувствовала, как внутри что-то рвётся. — Вы утром вёдра таскали! Лопатой копали!
— Это ты что придумываешь?
— Я ничего не придумываю! Раиса вас видела!
Клавдия сжала губы.
— Раиса — сплетница. Не слушай её.
— Я здесь вкалываю! — голос Оли сорвался. — А вы даже спасибо не сказали! Я вчера слышала, как вы Стасу жаловались — что я ничего толком не делаю!
— А вы врёте! — Оля почувствовала, как внутри всё рвётся. — Раиса видела, как вы вёдра таскали! Лопатой копали! Вы не больная! Вам просто нужна была бесплатная работница!
Клавдия побагровела.
— Как ты со мной разговариваешь?! Я Стасу сейчас же позвоню!
— Знаете что? — Оля медленно сняла перчатки. — Не нравится — пусть ваш сынок приедет и помогает. Я не домработница.
Она развернулась и пошла в дом. Прошла в свою комнату, достала рюкзак и пакет с вещами. Начала складывать — быстро, не думая.
Через десять минут она вышла в коридор. Клавдия стояла у двери с телефоном в руке.
— Ты куда это собралась?
— Домой.
— Как — домой?! Работы непочатый край! Стас не разрешит!
Оля остановилась в шаге от неё.
— Мне всё равно.
Она вышла во двор, закрыла за собой калитку. Пошла по пыльной дороге к остановке. Солнце уже клонилось к закату, стало прохладнее. Рюкзак врезался в спину, пакет оттягивал руку. Но внутри было легко — впервые за эти дни.
Через километр показалась остановка. Оля села на лавочку, вытерла лицо. Достала телефон. Три пропущенных от Стаса.
Набрала сообщение: «Я уезжаю. Твоей матери ничего не нужно было, кроме бесплатной работницы. А мне нужен отпуск. Настоящий».
Отправила. Потом открыла сайт турфирмы, нашла номер. Набрала.
— Добрый вечер, это по поводу тура на Байкал, который уже должен был начаться. Моя фамилия Коваленко. Скажите, можно ещё присоединиться? Группа уже выехала?
Девушка на том конце что-то проверяла, стучала по клавишам.
— Минуточку… Да, группа в Иркутске, завтра утром едут на Ольхон. Если успеете долететь сегодня ночным рейсом — можете присоединиться. Доплата за изменение только.
— Я успею, — сказала Оля твёрдо. — Бронируйте.
Автобус пришёл через двадцать минут. Она села у окна, положив рюкзак и пакет рядом. Достала телефон — уже горело сообщение от Стаса: «Ты чего творишь? Мать звонила вся в слезах».
Оля не ответила. Открыла карты, проложила маршрут до аэропорта. Потом набрала такси — прямо от автовокзала.
Ближайший рейс был на час ночи. Она успевала.
В аэропорту Оля сидела в зале ожидания, обхватив рюкзак руками. На табло мигало: «Рейс в Иркутск. Посадка через 40 минут». Телефон разрывался от звонков Стаса. Она сбросила его в беззвучный режим.
Когда самолёт оторвался от земли, Оля закрыла глаза. Внизу оставалась вся её прежняя жизнь — квартира, магазин, муж, который не слышал её. А впереди было что-то новое. Что-то своё.
Через сутки она стояла на берегу Байкала. Вода переливалась всеми оттенками бирюзы, солнце било в глаза, ветер трепал волосы. Оля сняла кроссовки, зашла в воду по щиколотку. Холодная, обжигающая, живая.
Она достала телефон, сделала фото — озеро, горы на горизонте, её босые ноги в воде. Отправила Лене.
Через минуту пришёл ответ: «Оль, это что за картинки? Ты всё мечтаешь у свекрови на огороде?»
Оля улыбнулась, набрала: «Я на Байкале, дурёха».
Телефон взорвался сообщениями:
«Что?!»
«Как?!»
«Ты серьёзно?!»
«Оль, я так за тебя рада!!!»
Оля опустила телефон, посмотрела на озеро. Год она ждала этого момента. Год копила, мечтала, откладывала по крупицам. Потеряла три дня, но не потеряла себя.
Где-то далеко Стас объяснял матери, что жена «взбесилась». Где-то Клавдия Петровна жаловалась соседкам на неблагодарную невестку. Но здесь, на краю огромного озера, это не имело значения.
Оля сделала ещё один шаг в воду. Холод обжигал ступни, но она не отступала.
Всю жизнь она делала то, что от неё ждали. Была удобной, покладистой, тихой. Отказывалась от своих желаний ради чужого спокойствия.
Теперь она стояла здесь. Одна. Босиком в ледяной воде Байкала. И это была её победа.
Маленькая, но настоящая.
Отлично! У меня вообще пять остается!» — беззаботно пожаловалась Юля, развеяв последние сомнения Лены о предстоящем отпуске.