— Марина, не начинай, — поморщился муж, Олег. — Это же Зоя, сестра. Они из Воронежа приехали, устали. Побудут всего-то до вторника.
— Всего-то? — Марина зло хлопнула дверцей. — В прошлый раз, когда мы к ним на юбилей ездили, помнишь, чем нас Зоенька угощала?
Олег сделал вид, что не помнит. Но Марина помнила.
Она помнила тот промозглый вокзал, сухие бутерброды, купленные втридорога, и быстрые проводы. Их даже в дом не позвали — тот самый новый, трехэтажный, фотографиями которого Зоя завалила все «Одноклассники». «Ой, у нас тут ремонт не доделан, пыльно, вам же хуже будет», — ворковала она, кутаясь в норковую жилетку.
А теперь эта «норка» сидела на их скромной кухне в старой «панельке» и брезгливо ковыряла вилкой салат.
— Марин, а у тебя чай только «Принцесса Нури»? — протянула Зоя, скривив накрашенные губы. — Мы такой не пьем, у нас от него изжога.
Рядом согласно кивала свекровь, Светлана Петровна, тихо вздыхая, словно ее привезли не в гости, а на каторгу. Муж Зои, Анатолий, молча поглощал третье пирожное, роняя крошки на старую, но чистую скатерть.
— Какой есть, — отрезала Марина, чувствуя, как внутри закипает глухое раздражение. Она крутилась у плиты с пяти утра, чтобы накрыть стол «не хуже, чем у людей». Ноги гудели.
— Мариш, ну что ты как неродная, — вклинился Олег. — Сходи в магазин, купи «Ахмад», как Зоя любит.
Марина посмотрела на мужа. Он сидел, раскрасневшийся, счастливый, заглядывая сестре в рот и подливая ей коньяк. Свой. Дорогой. Припрятанный на юбилей Марины.
Она молча взяла кошелек и вышла.
Два дня квартира напоминала улей, в котором Марина была единственной пчелой. Остальные — трутни.
Родственники просыпались к обеду, требовали свежего кофе, разбрасывали по дивану свои вещи и громко обсуждали общих знакомых. Марина мыла, убирала, готовила, носилась с тарелками, а вечерами падала на кровать, не чувствуя ни рук, ни ног.
— Олеж, ну сколько можно? — шептала она мужу ночью. — Они ведут себя как в отеле. Свекровь сегодня полезла в мой шкаф, перебирала платья. «Это ты еще носишь? Ему же лет десять!»
— Марин, это мама, — отмахивался сонно Олег. — Ей просто интересно.
На третий день Марина, вернувшись с рынка с тяжеленными сумками, застала в коридоре неприятную сцену. Зоя и Светлана Петровна стояли у зеркала и что-то тихо, но яростно обсуждали.
— …говорю тебе, Зоя, надо сейчас решать! — шипела свекровь. — Олег — тюфяк, его эта мымра обвела. Квартира-то по документам и на меня записана!
— Да знаю я, мама! — нетерпеливо отмахнулась Зоя. — Потому и приехали. Не ей же всё оставлять. Мы сейчас Олега обработаем, чтобы он свою долю на тебя переписал, а там и…
Марина уронила сетку с картошкой. Клубни раскатились по грязному коврику.
Шепот оборвался. Две пары глаз уставились на нее.
— Что? — голос Марины сел. — Что вы сказали? Какая доля?
Зоя фальшиво улыбнулась:
— Ой, Мариночка, ты не так поняла. Мы тут о наследстве… о нашем, о девичьем.
Но Марина уже смотрела на выскочившего из комнаты Олега. Его бледное, испуганное лицо сказало ей больше, чем любые слова.
— Олег? — спросила она тихо, почти беззвучно.
— Марин, это… это старая история, — заюлил он, не глядя ей в глаза. — Помнишь, когда мы квартиру покупали, нам не хватало ста тысяч? Ну… мама нам добавила. И я… я вписал ее в долю. Совсем маленькую! Просто, чтобы ей спокойнее было!
У Марины потемнело в глазах. Эту квартиру они покупали двадцать лет назад. Она продала тогда дачу своих родителей, вложила всё до копейки. Все эти годы она одна платила за нее, делала ремонты, выбирала обои. А муж, оказывается, вписал за ее спиной свекровь.
— Какую долю, Олег? — ледяным тоном спросила она.
— Восемь процентов! — выпалил он. — Всего восемь! Марина, это ничего не значит!
— Это ничего не значит? — Зоя вдруг шагнула вперед, сбросив маску гостеприимства. Ее глаза хищно блеснули. — Это значит, что ты, дорогая, тут не единственная хозяйка! Мама имеет право! И мы приехали решить, как этим правом распорядиться. А то ты совсем мужика под каблук загнала!
Марина смотрела на них — на самодовольную Зою, на испуганно-злобную свекровь, на жалкого, вжавшего голову в плечи мужа. И та пружина, что сжималась в ней годами, лопнула.
Она не заплакала. Она рассмеялась. Тихо, почти весело.
— Хорошо, — сказала она, поднимая с пола картофелину. — Решать, так решать. Раз вы приехали по делу, то и разговор будет деловой. Ужин сегодня в семь. Не опаздывайте.
Вечером стол был накрыт с пугающей аккуратностью. Но вместо привычных котлет и салатов, перед каждым гостем стояла… пачка лапши быстрого приготовления. «Доширак».
— Что это? — первой дар речи обрела Зоя.
— Угощайтесь, дорогие! — Марина лучезарно улыбалась, разливая по чашкам кипяток. — Как говорится, чем богаты. Вы же у нас люди экономные, мы помним. Зачем тратиться на изыски, когда есть такая питательная еда?
— Ты… ты с ума сошла? — взвизгнула свекровь.
— Вовсе нет, Светлана Петровна. Я просто считать научилась. Вы же приехали свою долю требовать? Вот, я посчитала.
Марина достала из кармана халата папку с бумагами.
— Вы двадцать лет назад дали сто тысяч рублей. Это было 8% от стоимости квартиры. На сегодня, по рыночной оценке, — она помахала свежим отчетом оценщика, — ваши 8% стоят… триста сорок тысяч рублей.
Она вынула из пачки банковскую пачку купюр и швырнула ее на стол, прямо на пачки с лапшой.
— Вот. Ваши деньги. А теперь слушайте меня. Вы все трое, — она обвела взглядом остолбеневших родственников, — съезжаете из моей квартиры. Прямо сейчас.
— Да как ты смеешь! — взревела Зоя. — Это и Олега квартира! И мамина!
— Была, — отрезала Марина. — Теперь мама получит свою долю деньгами. А с Олегом мы разберемся сами. Олег, — она повернулась к мужу, который был белее стены, — у тебя выбор. Либо ты провожаешь свою родню на вокзал, и мы начинаем разговор о том, как ты будешь вымаливать у меня прощение. Либо ты уходишь с ними. И тогда завтра же я подаю на развод и раздел имущества. И поверь, мои 46%, купленные на деньги моих родителей, я продам не тебе. Я продам их агентству, которое подселяет в доли «профессиональных соседей». Будете делить туалет с семьей гастарбайтеров. Выбирай.
Олег смотрел то на жену, то на сестру. В глазах Зои плескалась такая неприкрытая жадность и злоба, что он съежился.
— Мама… Зоя… Вам… вам, наверное, и правда пора, — пролепетал он. — Я вызову такси до вокзала.
…Через месяц в квартире пахло свежей краской. Марина решила избавиться от старых обоев, впитавших запах чужого лицемерия.
Олег ходил тише воды, ниже травы. Он сам мыл посуду, пылесосил и впервые за двадцать лет спросил, не устала ли она.
Звонила рыдающая свекровь. Оказалось, Зоя в тот же вечер отобрала у нее все деньги, заявив, что «вложит их в бизнес». Бизнес, судя по всему, прогорел, не начавшись.
Марина налила себе чашку хорошего, дорогого чая. Не «Нури». И не «Ахмад». А тот, который любила она.
Она сидела на обновленной кухне, и впервые за долгие годы ей дышалось легко. В ее доме больше не было места ни для дешевого чая, ни для дешевых людей.
Спасибо, что дочитали до конца. Истории о справедливости, даже в бытовых мелочах, очень важны. Если рассказ нашел у вас отклик — поддержите его лайком и подпишитесь на канал.
А как вы считаете, стоило ли Марине прощать мужа после такого предательства?
Ты хотел раздельный бюджет? Отлично, я забираю всё, что купила на свои деньги!— ответила она, как ни в чём не бывало