Вика вышла из подъезда с тяжёлой сумкой в одной руке и пакетом шпаклёвки в другой. У подъезда уже ждал Антон, сидел в машине, лениво листая что-то в телефоне.
— Ты вообще собирался помочь? — без раздражения, но с упрёком спросила она, захлопнув багажник.
Антон пожал плечами:
— Ты сама сказала, что справишься.
— Я тебе не про стройматериалы. Я про квартиру вообще. Кто ремонт делает? Кто с прорабом общается, кто плитку выбирает? А кто говорит «я не шарю, ты сама решай»?
Он завёл машину и поехал, молча. Вика отвернулась к окну.
Им было по тридцать с небольшим. Вика работала менеджером по снабжению в дистрибьюторской компании, таскала на себе не только коробки с образцами, но и весь быт. Антон работал удалённо в IT, и за глаза её коллеги шутили, что «у неё муж — приложение к ноутбуку».
Они жили в квартире, доставшейся Антону от бабушки. Двушка в старом доме, с облезлыми обоями, кривыми стенами и мебелью из девяностых. Но своя. Правда, оформлена она была только на него. Брак не зарегистрирован. Вика когда-то заикалась о росписи, но он только буркнул: «Зачем нам это, у нас и так всё хорошо».
После трёх лет совместной жизни она не выдержала: захотела ремонт. Уют. Нормальную кухню, в которой не разваливается ящик под раковиной. Обои на стене, на которую не страшно повесить часы. Ванная, где не пахнет ржавчиной. Она сама нашла бригаду, сама ездила по магазинам, часами смотрела плитку и смесители, сверялась с ценами.
Почти все свои сбережения Вика вложила в этот ремонт. Всё, что копила на отпуск, на подарки, на всякий случай — ушло на стройматериалы, доставку, оплату рабочих. Иногда ночью она пересчитывала остатки на карте и думала: если что случится, останется вообще ни с чем. Но остановиться уже не могла: слишком хотелось довести до ума эту квартиру.
Антон, как обычно, отнекивался:
— Ты же в этом лучше шаришь. Я только запутаюсь.
— Да ты просто не хочешь.
— Мне норм и с тем, что есть. Это тебе надо. Вот ты и делай.
И она делала. Под его равнодушное «ну ок», «норм», «я маме расскажу — она обрадуется».
На время ремонта нужно было съехать. Вариантов было два: снять квартиру или поехать к свекрови — Валентине Павловне.
Снимать дорого, ремонта и так еле хватает. Вика заикнулась про аренду, но Антон отмахнулся:
— Мама будет рада. Всё равно одна живёт. Зачем платить чужим, если можно своим попользовать?
Они переехали. Две недели — в захламлённой квартире с коврами на стенах, запахом маринованных грибов и старой кошкой, которая спала на их одеяле. Вика чувствовала себя посторонней. Даже тапки ей выдали «пока что». С тарелками — та же история.
— Викуся, только не привыкай, ладно? Это ж временно, пока ремонт делаете. Квартира-то всё равно Антошкина, — прижимая к груди кастрюлю с борщом, напоминала Валентина Павловна.
Антон кивал:
— Мама шутит.
Но у Вики не получалось смеяться.
Когда они впервые заехали посмотреть, как идёт ремонт, с ними напросилась Лена — жена брата Антона. С двумя детьми. «На минутку глянем», — сказала Лена, но дети тут же растащили по квартире грязь с ботинок, начали играть в мяч в коридоре и капризничать, что «пыльно и скучно».
В тот день приехала и Валентина Павловна. Она медленно прошлась по комнатам, постучала по подоконнику, тронула новые обои, пощёлкала выключателями. — Вот это молодец, Викуля, делаешь всё как для себя. Главное, чтобы удобно было.
А плитка — светлая, конечно… Ну ничего, если аккуратно, прослужит. Потом нахмурилась и ткнула в угол: — А тут шов гуляет, мастера нынче деньги берут, а сами кое-как делают. Но ничего, нормально. Главное — чтобы вам самим нравилось.
— Красиво получается, — оценила Лена. — Но мебель, наверное, старую не повезёте? Моя подруга кухню отдает почти новую. Я вам дам её номер.
— Не надо, у нас уже куплено, — спокойно ответила Вика.
Антон отвернулся, будто ему было неловко. Потом пробормотал:
— Мама тоже говорит, что ты всё сама решаешь. Даже не советуешься.
Вика ничего не ответила.
Через очередную неделю после завершения ремонта они наконец-то вернулись. Новый линолеум ещё пах клеем, а шторы — свежестью. Вика прошлась по квартире, проверяя, как приклеились плинтуса. Наконец-то. Своя тишина. Никто не говорит, в какой кружке чай наливать.
На следующий вечер Валентина Павловна появилась с сумкой и пакетом контейнеров.
— Викусь, я у вас на недельку поживу, ладно? Пока ванную у себя ремонтирую. Плитка отвалилась, да унитаз нужно поменять уже давно планировала.
Вика хотела сказать «давайте я вам помогу выбрать мастеров», но не успела.
— Я в комнате на диванчике, не переживай. Утром борщ сварю, вы только мусор не раскидывайте, как в прошлый раз.
Антон сказал только:
— Мама, чувствуй себя как дома.
Через два дня в коридоре появилась вешалка. Потом — новое покрывало на их кровати. Потом — набор контейнеров с надписью: «для первого, для второго, для сладкого».
Когда Вика попыталась выкинуть пустой контейнер от маргарина, Валентина Павловна сказала:
— Подожди, что ты творишь? Я в него перловку хотела насыпать. У меня таких ещё двадцать, но этот — с крышкой тугой.
Вика сжала зубы. Потом услышала из комнаты:
— Ну правда, Вика, ты вечно ноешь. Мама старается, а ты ищешь повод для раздражения. Может, ты просто не хочешь, чтобы она тут была?
Вика молчала. А внутри уже что-то сдвинулось.
Всё началось с мелочей: новой вешалки, покрывала, контейнеров. Через несколько дней оказалось, что Валентина Павловна не просто задержалась — её вещи, привычки и даже запахи прочно обосновались в квартире.
Для Вики каждая такая мелочь становилась напоминанием: пространство вокруг больше не принадлежит ей, даже кухня.
— Вы опять контейнеры в холодильник ставите? — Вика устало открыла дверцу и увидела ещё одну прозрачную коробку с супом. — Я только вчера выбросила три. Зачем вы их носите?
— Не выбрасывай, они хорошие, — отозвалась Валентина Павловна из комнаты. — Мы в них потом всё сложим, пригодится.
Вика молча сдвинула контейнеры, чтобы достать молоко для кофе. На столе уже лежала новая записка: «Викусь, не забудь купить яйца. Хлеб заканчивается».
В прихожей снова кто-то шаркал тапками. Всё летело из рук: ключи не на месте, куртка вдруг чужая, в ванной полотенце стало другим. Вика стирала свои вещи вручную, чтобы не пользоваться общей стиральной машиной, где теперь всё было по-свекровски.
Вечером Антон вернулся позже обычного, быстро поужинал, кивнул матери — и ушёл в комнату.
— Тебе всё равно, что твоя мама уже неделю тут живёт? — тихо спросила Вика, стараясь говорить спокойно.
— Мам, ну ты когда к себе уже переедешь? — неуверенно переспросил Антон.
— Я же на недельку, — отмахнулась Валентина Павловна. — У меня ванна, сам знаешь, разваливается. А у вас уютно стало, тут и прибраться несложно. Да и Вика всё сама делает, так что мне не напряжно.
Вика отвернулась. На душе было тяжело.
Позже, убирая кухню, она случайно услышала голос свекрови из коридора:
— Ну ничего, сделали ремонт, осталось по мелочи, а там и Пашке можно помочь. У них тяжело, трое детей, Лена дома, жить всё труднее, а квартиру снимать дорого. Что же им по углам, если тут просторно…
Вика замерла. Сердце кольнуло. Вся усталость, весь ремонт, все вложенные деньги — и теперь обсуждается, как будто квартира давно уже не её.
Вечером Вика попыталась поговорить с Антоном. Он смотрел в телефон.
— Я слышала, как твоя мама опять говорит про Пашу. Ты слышал? Что, если она и правда решит пустить их сюда?
— Да ты чего, ну что ты придумываешь? Она просто говорит. Это же её внуки, ей жалко их. Мама просто добрая. Не бери в голову.
— Я не придумываю. Мне неприятно, что всё обсуждается без меня. В квартире, в которой я тоже живу.
— Да ладно тебе, ты же знаешь, как мама. Ты всегда всё усложняешь.
Вика долго молчала, смотрела на свои руки — потрескавшиеся, ободранные и сухие после лака. За этот месяц она почти не спала, всё шло через скандалы и компромиссы. Только сейчас поняла, что устала не только от ремонта, а от этой бесконечной чужой заботы, которая давит, будто старая шуба на плечах.
На следующий день после обеда в гости зашёл Паша — младший брат Антона. Зашёл на кухню, с интересом разглядел новый фартук, потрогал фасады.
— Ну что, всё с иголочки, — хмыкнул он. — Вот бы нам с Леной такую кухню. А то мы по съёмным скитаемся, с детьми вообще жуть.
Потом повернулся к Вике:
— Тебе повезло, конечно. В таком уюте жить, да ещё без мороки — не жена же ты официально. Всё равно ведь у тебя тут прав никаких.
Она хотела что-то ответить, но сжала губы.
Вечером, за ужином, Валентина Павловна подняла новую тему:
— Паша под сокращение попал, тяжело им сейчас. У них трое детей, Лена дома, жить всё труднее, а квартиру снимать дорого. Может, вы пока у меня поживёте, а они переберутся сюда? Или, если неудобно, я к вам, а они в мою квартиру. Всё ж свои люди, надо же как-то друг другу помогать.
Вика не сразу нашла слова.
— Я не хочу никуда переезжать, — тихо сказала Вика.
— Ну, можно обговорить, не ссориться же из-за мелочей, — пробормотал Антон.
— Какие мелочи? — переспросила Вика. — В каком смысле — из-за мелочей?
— Да ладно, вы же семья, — махнула рукой Валентина Павловна. — Просто подумайте, как лучше.
Вика не могла больше слушать. В этот вечер она собралась и ушла к подруге Ольге.
Уже через час они сидели на кухне, пили чай.
— Оль, я не понимаю, что делать, — призналась Вика. — Я столько вложила, а сейчас чувствую себя вообще чужой в этом доме.
— Ты в иллюзии живёшь, — спокойно ответила подруга. — Это не твой дом. Тебя никто не защищает. Ты им просто удобна, пока им так выгодно. Завтра всё поменяется — и тебя попросят уйти. Ты им никто по сути, а ему даже не жена.
Вика долго молчала, потом расплакалась. Вернувшись домой утром, она села за стол, достала папку, собрала все чеки, квитанции, старые распечатки с карты. Начала записывать, сколько вложила в ремонт, в технику, в мебель. Вспомнила, что даже машину купили вместе, но оформили на неё — и вложений там тоже больше с её стороны. Тогда казалось, что всё общее, но сейчас… Это уже её единственная защита.
Потом она для себя сравнила: Антон дал только часть на плитку — семьдесят тысяч. Всё остальное тянула она.
Вика убирала документы и поняла — она стоит на пороге. Остался последний шаг.
Вика уже не плакала. За последние дни всё будто замерло: Антон приходил и уходил по привычке, Валентина Павловна командовала на кухне, будто так было всегда. Но внутри у Вики что-то отпустило — как будто долго держала горячую кастрюлю и, наконец, поставила её на стол.
С утра в квартире пахло овсяной кашей. За стенкой возился кто-то чужой: Валентина Павловна вновь переставляла кастрюли и что-то обсуждала по телефону с подругой — полушёпотом, но так, чтобы всё было слышно.
Вика налила себе кофе, медленно выдохнула, посмотрела на маленькую папку с чеками и распечатками. Всё — уже всё готово. Осталось только сказать.
Когда вечером все собрались на кухне, Вика спокойно поставила перед собой папку.
— Я хочу поговорить, — сказала она, не глядя ни на мужа, ни на свекровь.
— Что ещё? — Валентина Павловна не повернулась, только громче щёлкнула выключателем.
— Квартира не моя — согласна. Но деньги, которые вложены сюда, — мои. Если вы считаете, что можете вот так легко передать это жильё другому, я ухожу. Без скандалов. Просто собираю вещи и ухожу. Либо вы мне возвращаете мои вложения, либо я забираю только своё и исчезаю. Мне надоело чувствовать себя лишней.
Антон нервно засопел, опустил глаза.
— Машина стоит в три раза дороже этого ремонта, — наконец сказал она. — К чему ты это вообще? Уточнил Атон.
— Не к чему, — спокойно ответила Вика. — Просто я вижу, как уже поменялся курс. Жить здесь твой брат с семьёй не будет. Я не для этого делала ремонт.
— Ты шантажируешь?! — выкрикнула Валентина Павловна. — Забыла, сколько Антон для тебя сделал? Ты три года жила без заморочек — может, и это посчитаем?
— Я не хочу больше это слушать, — сказала Вика, убирая папку. Вижу, что вы так ничего и не поняли.
— Всё, разговор тогда окончен.
Ночью она почти не спала. Долго смотрела в потолок, потом начала собирать сумку. На рассвете, не разбудив никого, вышла из квартиры.
По пути на улицу, сжимая в руке телефон, Вика открыла несколько сайтов с объявлениями о сдаче квартир. Несколько вариантов оказались слишком дорогими или далеко от работы, но одна простая однушка в соседнем квартале была как раз то, что нужно. Она позвонила хозяйке, договорилась встретиться утром. К полудню, уже с ключами в руках, Вика занесла в новую квартиру первую сумку. Здесь пахло свежей краской, окна выходили на двор, где играли дети. В квартире не было ни одной лишней вещи — только белые стены, шкаф, стол и старенький диван.
Вика поставила сумку у стены, опустилась на диван. Никто не звонил, не требовал объяснений. Только через день Антон написал: «Ты что, обиделась? Приезжай домой, хватит дурить».
Вика не отвечала. Всё, что было между ними, растворилось — как будто она уже много месяцев ждала только этого момента, чтобы выйти.
Через неделю на работе предложили: есть вакансия в другом городе, новый офис, служебная квартира. Хочешь — поезжай, тебя там ждут.
Она не стала раздумывать, собрала вещи. Перед отъездом зашла в квартиру за остатками документов и вещей. Антон встретил её в дверях, скомкано пробормотал:
— У тебя что, кто-то появился? Или ты совсем с катушек съехала?
— Нет, Антон, просто я больше не могу жить так, как раньше.
Антон нахмурился, заметно напрягся: — Ты зачем вообще машину забрала? Мне же на работу ездить надо! Она мне тоже нужна! И вообще, она не только твоя, мы вместе покупали!
Я забрала машину, потому что она оформлена на меня, и большую часть денег на неё вложила тоже я.
— Ты прекрасно это знаешь. Теперь мне важна хоть какая-то опора.
— Все ясно, решила меня опрокинуть. Нет, я лишь хочу забрать свое…
Антон пожал плечами и ушёл в комнату. Она закрыла за собой дверь навсегда.
В новом городе Вика сразу поехала по адресу служебной квартиры — её выдали вместе с новой должностью. Квартира была простой, но чистой. Вика разложила одежду, поставила на стол маленькую вазу с ромашками. Телефон пиликнул: сообщение от Валентины Павловны — длинное, жалобное, с упрёками:
«Пусть тебе там будет лучше. Сын мой ей, видите ли, не угодил».
Вика долго сидела на подоконнике, пока город за окном погружался в сумерки. Она вспомнила все эти недели, как старалась сохранить дом, сделать его своим, а в итоге осталась только с собой и тишиной в чужой квартире.
И вдруг эта тишина показалась не пустотой, а шансом — жить, как ей нужно, без ожиданий, без чужих правил, без страха оказаться лишней.
Вика поднялась, закрыла окно, провела рукой по гладкой стене и, впервые за долгое время, почувствовала лёгкость. Всё, что было до этого — обиды, споры, чужие слова — вдруг стало неважно. Важно только то, что теперь её жизнь — действительно её.
Она включила свет, заварила чай и молча улыбнулась своему отражению в чёрном стекле окна.
Муж и свекровь были уверены, что Ира отдаст им свою трёшку, а они кинут ей копейки «в качестве компенсации»