— Мам, ну я ж тебя предупреждал: если ты ещё раз притащишь домой этот творог из магазина, я подам на тебя в суд за вред здоровью, — с усмешкой бросил Даня, выглядывая из кухни.
Наталья, уставшая до ломоты в ногах, с трудом усмехнулась и стянула кроссовки. Пальцы сразу свело судорогой. Она опустилась на табуретку в коридоре и сбросила сумку на пол.
— Сам тогда и ходи в магазин, покупай, что хочешь, — огрызнулась Наталья. — Я на смене с шести утра. Даже присесть не успела.
— А я, между прочим, к приходу твоему ужин сварганил. Без творога, прошу заметить.
Он нарочно говорил преувеличенно важно, размахивая половником, но в глазах мелькало что-то тревожное. Наталья это уловила, но не отреагировала. Просто кивнула и пошла в ванную.
Пока мыла руки, заметила, как дрожат пальцы. Мелкая, назойливая дрожь, будто тело само хочет сбежать из-под кожи. На кухне пахло жареным луком и вермишелью. Даня — её пятнадцатилетний сын — возился у плиты, что-то насвистывая. В доме было тепло, даже уютно. Но внутри сжималось. Не отпускало.
— Мам, ты чего? Не нравится? Я ж специально без мяса, чтоб тебе не тяжело было после смены…
Она покачала головой, села за стол. Попробовала ложку — солоновато, но съедобно.
— Спасибо. Очень вкусно. Просто я устала. Не обращай внимания.
Он хотел что-то сказать, но промолчал. Она была ему благодарна за это.
Позже, уже ближе к одиннадцати, когда Даня ушёл в комнату, завибрировал телефон. Павел. Наталья посмотрела на экран и на мгновение застыла. Потом, как всегда, ответила.
— Привет, не поздно? — голос бывшего мужа был непривычно мягким.
— Поздно. Но ладно. Что-то случилось?
— Надо поговорить… Про квартиру. Не сейчас, конечно. Может, завтра? Или послезавтра?
Она сжала пальцы на подлокотнике.
— А что с квартирой?
— Просто… Поговорим. Ладно?
Она помолчала.
— Ладно. Зайди завтра. После семи буду дома.
— Спасибо. Спокойной ночи.
Она не стала прощаться. Просто отключилась. Телефон положила экраном вниз. Тревога, немного улегшаяся за ужином, вновь шевельнулась под рёбрами, настырная и липкая. Она не хотела этого разговора. Не хотела видеть его. Но снова сказала «ладно». Потому что так проще. Потому что привычка соглашаться сидит в позвоночнике, как старая боль.
С утра на работе всё шло как обычно: касса не пробивает скидки, покупатели огрызаются, управляющая снова кого-то уволила.
Наталья работала механически, как на автомате. Перед глазами стояло только одно: «поговорим про квартиру». Как будто она не здесь, а где-то на пороге этой беседы, где её снова поставят перед чем-то, что придётся принять. Потому что так «справедливо».
Когда она пришла домой, Даня уже накрывал на стол. Макароны, салат из огурцов, чайник — всё как обычно.
— Мам, ты опять вся серая. Давай я вместо тебя завтра пойду.
Она улыбнулась слабо.
— Ты бы лучше вместо меня поспал. Или в кино сходил.
— Смешно.
Он поставил перед ней кружку. Наталья почувствовала, как сердце снова начинает стучать громче. Скоро придёт Павел.
Он пришёл без звонка, как всегда. Наталья открыла дверь — он стоял с папкой в руках. Такой же, как и год назад: аккуратный, чисто выбритый, в рубашке.
— Привет. Можно?
Она кивнула. Он прошёл на кухню, привычно положил папку на край стола.
— Давай я сразу. Ты знаешь, я живу на съёмной. Нам с тобой повезло с этой квартирой, тогда. Помнишь, я продал машину, чтобы внести существенный первый взнос. А ипотеку оформили на тебя — у тебя же была официальная работа.
Она молчала. Смотрела на его руки — сухие, аккуратные, с чистыми ногтями.
— Потом я сам закрыл ипотеку. Ты, собственно, и так всё это знаешь.
Она кивнула. Даня возился в комнате, слышались приглушённые звуки.
— Так вот. Я предлагаю так: ты берёшь ипотеку на себя, но уже на другую квартиру. Однушку. Я вношу первый взнос, ты выплачиваешь остальное. А эта — мне. Всё по-честному. Ты в ней живёшь, да, но я всё оплатил.
Он говорил спокойно, почти деловито. Наталья почувствовала, как в животе что-то сжалось.
— То есть… ты хочешь, чтобы я с Данькой уехала? А ты остался тут?
Он пожал плечами.
— Это же логично. У тебя будет своё жильё. Не сразу, но будет. Я помогу с началом. А трёшка — она всё-таки… ну, мы оба знаем, как она была куплена.
Она поднялась, взяла чашку, ополоснула. Тянула время.
— Я подумаю.
Он кивнул, как будто это его устраивало.
— Только не тяни. Я уже нашёл вариант.
Когда он ушёл, Наталья села за стол. Руки тряслись.
Слово «своё жильё» вдруг прозвучало как насмешка.
Наталья так и просидела за столом, пока не остыл чай. На следующий день, когда Даня ушёл на тренировку, она позвонила подруге.
— Ну он вообще с ума сошёл, — Ирина держала телефон у уха, но казалось, что кричала прямо в лицо. — Ты ему что, нянька до старости? Он ушёл, ушёл! Кто мешал ему всё тогда забрать, если такой принципиальный?
Наталья сидела у окна с кружкой остывшего кофе. Даня ушёл на тренировку, в квартире было тихо. Она прижимала к груди плед, будто хотела удержаться в этом кресле, в этой кухне, в этой жизни.
— Он всё оплатил, Ир. Машину продал, ипотеку закрыл. Мне даже неловко, если честно…
— Он закрыл — и что? Ты что, в шкафу жила всё это время? Ты одна с ребёнком тут выживала! Он любовницу завёл, а теперь ему квадратные метры понадобились? Не вздумай соглашаться.
Наталья промолчала. В трубке послышался раздражённый выдох.
— Ты что молчишь? Ну скажи хоть что-нибудь.
— Я не знаю… Мне страшно. Мне правда страшно.
— А мне тошно. Всё, не могу. Давай вечером пересечёмся. Я приеду. Только не вздумай ничего подписывать, пока со мной не поговоришь. Обещай.
— Обещаю.
Когда она отключилась, телефон тут же вспыхнул новым звонком. Нина Сергеевна.
Наталья выдохнула и приняла вызов.
— Наташа, здравствуй, милая. Я тут фрукты купила. Можно зайти на чай?
— Даня на тренировке… — начала она, но не успела договорить.
— Я ненадолго. У меня тут и груши, и виноград хороший. На рынке у фермеров брала, спелые, сладкие.
Через пару минут Нина Сергеевна уже сидела на кухне, поджав губы и аккуратно укладывая пакет с фруктами на стол.
— Всё бегаю, всё заботы, — вздохнула она. — Сын-то твой похудел. Щёки впали. Ест, как положено?
Наталья кивнула. Поставила чайник.
— А Павел что, заходил к вам?
— Был, да.
— Про квартиру говорил?
Наталья кивнула ещё раз.
— Вот и правильно. Он всё-таки мужчина. Он вложился, между прочим, не только деньгами — нервами, временем. Да и я тоже помогала. Ты ж помнишь, на ремонт я дала сто тысяч. Неужели ты совсем забыла, в чьей квартире ты живёшь?
Наталья почувствовала, как щёки вспыхнули. Чайник щёлкнул. Она поднялась, налила кипяток в чашки. Села обратно, не поднимая глаз.
— Ты должна понять: Павел сейчас в очень сложной ситуации. А ты тут царишь. Просторно, удобно, всё под рукой. А он? По съёмным углам мотается. Это неправильно. Я не хочу вмешиваться, но справедливость — она ведь должна быть. Правда?
В какой-то момент в коридоре хлопнула дверь — Даня вернулся с тренировки. Он заглянул на кухню, остановился на пороге. Вид у него был настороженный. Он кивнул бабушке, налил себе воды, задержался на секунду, словно уловил что-то важное, и ушёл в комнату, не сказав ни слова.
— Сын у тебя умный, — сухо прокомментировала Нина Сергеевна. — Надеюсь, ты ему не наговариваешь ничего на отца?
Наталья промолчала. В голове гудело.
После ухода свекрови Даня не вышел из комнаты до самого вечера. Лишь когда Наталья зашла, чтобы сказать, что ужин готов, он тихо спросил:
— Мы что, уезжаем?
— С чего ты взял?
Он показал ей экран телефона. Там был чат с отцом. Сообщения были короткие, вежливые, но с подтекстом:
«Ты же парень, ты должен понимать. Я не против, чтобы вы жили, просто хочу, чтобы было по-честному.»
— Он тебе это написал?
Даня кивнул. Наталья на секунду прикрыла глаза.
— Сынок… Он не имел права тебя втягивать. Это между мной и ним.
— Так мы уезжаем?
Она не ответила. Он повернулся к стене и притих. Вечером ужинал молча, без шуток, без привычной болтовни. Наталья ощущала, как трещит воздух между ними, как будто в квартире завёлся ток, которого нельзя потрогать, но можно бояться.
Поздно вечером пришло сообщение от Павла. Ссылка на квартиру в новостройке. Однушка, далеко от центра. Приписка: «Первый взнос мой. Всё оформим. Ты только не тяни.»
Наутро Наталья поехала смотреть. Агент был словоохотливый, бодрый, разложил перед ней схемы, рассказал про акции и ипотечные каникулы. Квартира была новая. И пустая. Как витрина. Наталья стояла посреди однушки и чувствовала себя случайной прохожей.
Когда она вернулась, Даня жарил картошку. В майке, с наушниками, сосредоточенный, как взрослый. Он не услышал, как она вошла. Она смотрела на него и думала: как всё стало вот так? Как получилось, что тот, кто ушёл, теперь требует назад то, что бросил?
Она села за стол. Из толстой папки достала конверт с документами — договор, расчёты, справки. Открыла папку, пролистала. Везде — её имя. В графах, под подписями, в квитанциях. Но внутри будто кто-то шептал: «не твоё, не твоё, не твоё».
Потом встала, подошла к полке, достала коробку. Стала складывать туда старые журналы, фото, какие-то диски — как будто готовилась к переезду, хотя внутри всё протестовало. Через пару минут остановилась. Села прямо на пол. Подтянула коробку обратно к себе и, не глядя, вернула всё на полку.
Даня нашёл её так — сидящей у стеллажа, с пустым взглядом и папкой в руках.
— Мам…
Он не знал, что сказать. Просто сел рядом, немного сбоку.
— Я не хочу никуда переезжать, — выдохнул он. — Мне тут нормально. И тебе, мне кажется, тоже.
Она смотрела на него, как будто заново его видела. Внутри что-то качнулось. Неуверенность вдруг ослабла, как осенний ветер, который только что бил в лицо, а теперь вдруг стих.
Она кивнула.
— Я тоже не хочу.
Утром Наталья проснулась раньше обычного. На кухне было ещё темно, только слабый свет из окна, и слышно, как Даня ворочается в комнате. Папка с документами лежала там же, на столе. Она села рядом, как будто что-то охраняла.
Через час, уже в девятом, в дверь постучали. Без звонка. Она знала, кто это.
Павел снова стоял с папкой. На этот раз в руках была ещё и толстая распечатка.
— Я не задержу. Вот расчёты: платёж на пятнадцать лет, фиксированная ставка. Всё уже согласовано. Первый взнос — с меня.
Он говорил спокойно, без нажима, но Наталья ощущала, что это не предложение, а ультиматум, только завёрнутый в спокойный тон.
— А ты теперь с ней живёшь? — спросила она, глядя на него впервые за всё время.
Он замер на секунду, как будто не ожидал вопроса.
— А это к делу какое отношение имеет?
— Самое прямое.
Он замялся, потом отмахнулся:
— Это неважно.
— Важно, — сказала Наталья. — Ты ушёл сам. Когда всё было стабильно. Ушёл к другой. И теперь возвращаешься не за нами, а за квадратными метрами. Я не против, если ты начнёшь всё с нуля. Но не за наш счёт.
Павел сжал губы. Положил бумаги на стол.
— Ты знаешь, я могу подать в суд.
— Конечно. Подай.
Он смотрел на неё долго. Потом собрал бумаги и ушёл. Без слов.
Через пару часов позвонила Нина Сергеевна. Наталья не хотела отвечать, но взяла.
— Я просто не понимаю, Наташа. Ты правда хочешь, чтобы Павел остался ни с чем? Он же старался, всё для вас. Сын тебе всё дал, а ты его теперь выставляешь. Не стыдно?
— Нет, — сказала Наталья спокойно. — Не стыдно.
— Вот как? Вот как ты теперь заговорила…
Наталья отключила. Без колебаний. Телефон отложила в сторону. Даня услышал разговор, вышел на кухню. Поставил чайник. Он стоял боком, мрачный, но собранный. Не глядя на неё, сказал:
— Я бы не хотел туда переезжать.
— И не будем, — ответила она. Просто. Без лишних слов.
Следующий день был будничным, как ни странно. На работе всё то же: смены, касса, жалобы. Вернувшись домой, Наталья переоделась, проверила электронную почту. Среди писем — одно от Павла, с пометкой «важно». Он написал, что подал в суд, и приложил скан иска с копией повестки. Внизу приписал: «Скоро получишь официальную. Я тебя предупреждал — раз не захотела по-хорошему.»
Она прочитала письмо внимательно. До конца. Потом медленно закрыла ноутбук. Сердце стучало, но в голове было спокойно. На следующий день она взяла папку с документами и поехала в юридическую консультацию. Юрист, сухой мужчина в очках, выслушал её, пролистал бумаги и кивнул: Павел действительно уже подал иск. По закону квартира считается совместно нажитым имуществом, даже если оформлена на вас — особенно если он докажет, что внёс деньги на первый взнос и закрытие ипотеки. Такие дела бывают. Иски выигрываются. Он не говорил пугающе, просто по факту. Наталья слушала, не перебивая. Всё, что она боялась услышать — он подтвердил. Но вместо паники было что-то другое. Ясность.
Она была готова. Устала быть виноватой, уговариваемой, терпеливой. После измены, предательства, унижений ей уже не было страшно. Она решила: будет отстаивать своё до конца. Эта квартира — не просто строчки в договоре. Это годы жизни. Дежурства. Смены. Холод. Давление. Сын, который ждал её вечерами. Она тоже вложилась. И тоже заслужила остаться.
Позже, уже дома.
Когда Даня вернулся, она варила суп. Он встал рядом, понюхал кастрюлю и кивнул:
— Ты соль не забыла?
Она усмехнулась:
— Нет. Теперь точно ничего не забываю.
Весна стояла сухая, солнечная. В доме пахло чистым бельём и жареным луком. Открытое окно пропускало мягкий ветер, и Наталья на секунду прикрыла глаза. Даня на кухне мыл посуду, бормотал что-то себе под нос. Он был рядом — и это было главное.
Она чувствовала: всё самое трудное она уже пережила. Не потому что стало легче, а потому что она знала, за что держится. Теперь она понимала: эта борьба — не про квадратные метры. Это про право остаться с сыном в том, что они вдвоём выстраивали годами. Про то, чтобы не отдать часть себя только потому, что так написано в чьей-то выписке из банка.
Она будет бороться не только за квартиру — за уважение к себе. За право не быть той, кто уступает. Не быть удобной. Она устала. Но страх больше не управлял ею.
Суд может быть. Давление может быть. Но она — тоже есть. И она останется.
— Пока ты спала, я взял твою карту и купил маме подарков на 500 тысяч! — похвастался муж