Софья Павловна сидела напротив, сложив руки на коленях. Идеально уложенные волосы, дорогой костюм, на пальцах — кольца с бриллиантами. Она улыбалась. Той самой улыбкой, которую Ирина научилась распознавать за пять лет замужества. Улыбкой хищника, который загнал жертву в угол.
— Иришенька, милая, — голос свекрови был мягким, как бархат. — Ты же понимаешь, это просто формальность. Квартира всё равно останется в семье. Просто так удобнее для налогов.
Нотариус, пожилой мужчина в очках, молчал и смотрел в бумаги. Он явно не хотел вмешиваться в семейные разборки. Ирина чувствовала, как холод подбирается к сердцу. Она повернулась к мужу.
— Глеб, скажи что-нибудь.
Глеб сидел рядом с матерью и избегал её взгляда. Он изучал свои руки, будто видел их впервые. Молчал. Ирина поняла всё в эту секунду. Он знал. Он знал заранее, зачем их позвали к нотариусу. Знал и промолчал.
— Глеб! — её голос дрогнул. — Ты вообще понимаешь, что происходит?
Он поднял глаза. В них было что-то жалкое, беспомощное. Ирина всегда знала, что её муж — человек слабый. Но она думала, что любовь к ней сильнее страха перед матерью. Ошибалась.
— Ира, мама права. Это же квартира бабушки. Семейная собственность. Мы всё равно там живём все вместе…
— Все вместе? — Ирина почувствовала, как внутри что-то рвётся. — Я там не живу! Я там существую! Под вашим присмотром! Под контролем твоей матери!
Софья Павловна поджала губы. Улыбка исчезла. Теперь на лице проступило то, что обычно скрывалось за маской любящей свекрови.
— Ирина, не надо сцен. Ты вышла замуж за моего сына пять лет назад и сразу переехала в нашу квартиру. Бесплатно. Коммунальные услуги не платишь. Еду покупаю я. Ты живёшь у нас, пользуешься всем, а теперь вдруг взбрыкнула? После того, как моя мама оставила нам квартиру?
— Вашу маму я любила! — выкрикнула Ирина. — Я за ней ухаживала два года! Я кормила её, мыла, сидела ночами, когда ей было плохо! А где вы были? Вы приходили раз в неделю на пятнадцать минут!
В кабинете повисла тишина. Нотариус кашлянул и сделал вид, что проверяет печать. Софья Павловна медленно встала. Она была выше Ирины и сейчас использовала это преимущество по полной.
— Ты ухаживала, потому что жила бесплатно. Это называется обмен. Ты получила крышу над головой, а взамен помогала пожилому человеку. И давай не будем забывать — мама завещала квартиру мне. Мне, а не тебе. Не моему сыну. Мне. И я имею право распорядиться ею, как считаю нужным.
— Но ваша мама хотела, чтобы мы жили отдельно! — голос Ирины сорвался. — Она мне говорила! Она хотела, чтобы у Глеба с женой было своё жильё!
Свекровь усмехнулась.
— Хотела? Доказательства есть? Свидетели? Нет? Тогда это просто твои слова. А слова, милая моя невестка, воздух. А вот бумаги — это реальность. И по бумагам квартира моя. И я решила продать её.
Ирина замерла. Слово «продать» эхом отдалось в голове.
— Что?
— Я продаю квартиру, — Софья Павловна говорила теперь жёстко, без прикрас. — Там хорошие деньги. И они мне нужны. А вы с Глебом переедете ко мне. У меня двухкомнатная, вполне хватит на троих.
Ирина посмотрела на мужа. Он сидел, опустив голову. Не возражал. Не защищал. Не говорил ни слова. Просто сидел, как послушный мальчик, который боится маму расстроить.
— Нет, — Ирина встала. — Я не поеду к вам. Никогда.
Свекровь прищурилась.
— Тогда можешь искать себе жильё сама. Вместе с моим сыном или без него — решайте между собой.
Она взяла сумочку, кивнула нотариусу и направилась к выходу. Остановилась у двери и обернулась.
— У вас есть неделя, чтобы освободить квартиру. Покупатели уже нашлись.
Дверь закрылась. Ирина стояла посреди кабинета и чувствовала, как рушится всё. Не просто квартира. Вся её жизнь. Пять лет замужества. Пять лет попыток стать частью этой семьи. Пять лет надежды, что Глеб когда-нибудь повзрослеет и начнёт защищать свою жену. Всё рухнуло в одну секунду.
— Глеб, — она подошла к нему и присела рядом. — Скажи мне, ты правда согласен жить с мамой? Снова?
Он поднял на неё глаза. В них читалась растерянность.
— А что делать, Ир? Денег на съём нет. На ипотеку не хватит. Мама предлагает вариант…
— Твоя мама предлагает поставить меня на колени! — Ирина не кричала. Она говорила тихо, но каждое слово было пропитано болью. — Она хочет, чтобы я жила у неё, по её правилам, под её контролем. Чтобы я готовила, когда она скажет. Убирала, когда прикажет. Молчала, когда она говорит. Ты этого хочешь?
Глеб молчал. И в этом молчании был ответ.
Ирина встала. Она посмотрела на мужа в последний раз. Потом повернулась и вышла из кабинета. Нотариус вздохнул с облегчением.
Она шла по улице, не замечая холода. Январь был злым в этом году. Ветер хлестал по лицу, но она не чувствовала его. Внутри был ад. Она достала телефон и набрала номер. Трубку взяли после третьего гудка.
— Мам?
— Иришка? Что случилось? Ты плачешь?
Она не знала, что плачет. Слёзы замерзали на щеках, и она смахнула их рукой.
— Мам, можно я к вам приеду? Ненадолго. Мне нужно подумать.
— Конечно, доченька. Приезжай. Мы ждём.
Она положила трубку и остановила такси. Села на заднее сиденье и закрыла глаза. Водитель что-то спросил, но она не слышала. В голове крутилась одна мысль: как же она ошиблась. Как же слепо верила, что всё образуется. Что любовь победит. Что Глеб изменится. Но он не изменился. Он так и остался маменькиным сынком. А она — просто удобной невесткой, которая должна быть благодарна за крышу над головой.
Родители встретили её на пороге. Мама сразу обняла, отец молча взял её сумку. Они не задавали вопросов. Просто посадили за стол, налили чай, положили перед ней тарелку с пирогом. Ирина сидела и смотрела в окно. За стеклом метель гнала снег по пустынной улице.
— Расскажи, — тихо сказала мама.
И Ирина рассказала. Всё. Про бабушку, за которой она ухаживала. Про завещание. Про свекровь, которая решила продать квартиру. Про мужа, который промолчал. Про то, что её хотят переселить обратно к свекрови.
Отец слушал, сжимая кулаки. Мама качала головой.
— Иришка, а ты подписывала что-нибудь? Когда бабушка была жива?
Ирина нахмурилась.
— Нет. То есть… Подождите. Был один раз. Свекровь принесла какие-то бумаги. Сказала, что это для оформления льгот бабушке. Я подписала. Там было много листов, я не читала…
Мама и отец переглянулись.
— Надо идти к юристу, — сказал отец. — Срочно.
На следующий день Ирина сидела в офисе юридической консультации. Напротив неё сидела женщина лет пятидесяти, в строгом костюме, с проницательным взглядом. Она внимательно слушала, иногда задавала уточняющие вопросы, записывала в блокнот.
— Значит, так, — наконец сказала она. — Ситуация сложная, но не безнадёжная. Во-первых, если вы действительно ухаживали за бабушкой, это можно доказать. Медицинские справки, свидетельские показания соседей, даже чеки на лекарства, если сохранились. Во-вторых, если вас обманным путём заставили подписать отказ от каких-то прав, это можно оспорить. Но нужны доказательства. Вы помните, что именно подписывали?
Ирина покачала головой.
— Нет. Я доверяла свекрови тогда.
Юрист усмехнулась.
— Доверие — это хорошо. Но не в вопросах собственности. Вот что мы сделаем. Я запрошу у нотариуса копии всех документов, которые вы подписывали. Также я подниму завещание бабушки. Если там есть хоть малейшее упоминание о том, что она хотела обеспечить внука с супругой жильём, мы можем оспорить право свекрови на единоличное распоряжение квартирой.
— Но она уже продаёт! Через неделю нас выселят!
— Я подам ходатайство о приостановке сделки. Это даст нам время.
Ирина почувствовала, как внутри появляется что-то новое. Не надежда ещё. Но уже не отчаяние. Что-то среднее. Воля к борьбе.
Через три дня пришёл ответ. Юрист позвонила сама, и в её голосе звучало торжество.
— Ирина, у меня для вас новости. Во-первых, бабушка действительно оставила приписку к завещанию. Там указано, что квартира должна служить жильём для внука Глеба и его семьи. Это не обязывающее условие, но моральный ориентир, который суд учтёт. Во-вторых, те бумаги, которые вы подписали, — это отказ от претензий на наследство. Но! Вы подписали их под давлением и без разъяснения последствий. Это основание для признания их недействительными. В-третьих, я уже подала иск в суд. Сделка заморожена.
Ирина не поверила своим ушам.
— То есть… Свекровь не сможет продать квартиру?
— Не сможет. Пока идёт суд. А суд, поверьте, может идти долго.
Вечером того же дня позвонила свекровь. Голос её был ледяным.
— Ты подала в суд? На меня?
— Не на вас, Софья Павловна. На ситуацию. Я имею право защищать свои интересы.
— Какие интересы? Ты — никто! Пришла в нашу семью без копейки, без квартиры, без ничего! И теперь качаешь права?
— Я пришла в семью с любовью, — спокойно ответила Ирина. — Я ухаживала за вашей мамой, когда вам было некогда. Я стирала её бельё, меняла памперсы, кормила с ложечки. Я держала её за руку, когда ей было страшно. А вы приходили раз в неделю и привозили фрукты. Так кто здесь имеет больше прав?
Свекровь молчала. Потом бросила трубку. Ирина усмехнулась. Первый раз за много лет она чувствовала себя сильной.
Суд длился два месяца. Свекровь наняла дорогого адвоката, который пытался доказать, что Ирина — корыстная женщина, которая охотилась за наследством. Но юрист Ирины оказалась опытнее. Она привела свидетелей — соседей, которые подтвердили, что именно Ирина ухаживала за бабушкой. Она предоставила медицинские документы, где Ирина указана как ухаживающее лицо. Она показала выписки из банка, где видно, что Ирина тратила свои деньги на лекарства для бабушки.
Свекровь сидела в зале суда с каменным лицом. Глеб рядом с ней, как всегда. Он ни разу не посмотрел в сторону Ирины. Она больше не ждала от него поддержки. Она поняла: её муж уже сделал выбор. Давно. И это не она.
Решение суда было таким: квартира остаётся в собственности Софьи Павловны, но она не имеет права продавать её или сдавать без согласия Глеба и его супруги. Также суд обязал свекровь компенсировать Ирине расходы на уход за бабушкой. Сумма была немаленькой — триста тысяч.
Когда судья огласил решение, Софья Павловна побелела. Она встала и, не говоря ни слова, вышла из зала. Глеб побежал за ней. Ирина осталась сидеть. Юрист положила руку ей на плечо.
— Поздравляю. Это победа.
Ирина кивнула. Но не чувствовала радости. Она чувствовала опустошение. Выигранное дело не вернуло ей семью. Не вернуло мужа. Оно просто дало ей право дышать. Право на справедливость.
Вечером она сидела у родителей на кухне. Мама готовила ужин, отец смотрел новости. Всё было как раньше, как в детстве. Тепло, спокойно, надёжно. Ирина пила чай и думала о том, что будет дальше. Развод? Наверное. Жизнь одной? Возможно. Но теперь она знала точно: она справится. Она сильнее, чем думала.
Через неделю пришло сообщение от Глеба. Короткое, как приговор: «Мама сказала, что подаёт апелляцию. Она не остановится. Прости.»
Ирина прочитала и усмехнулась. Даже сейчас он пишет «мама сказала». Не «я думаю», не «я решил». Мама сказала. Ирина удалила сообщение и заблокировала номер. Ей больше не нужен был муж, который прячется за мамину юбку.
Она встала, подошла к окну. За стеклом расцветала весна. Снег сходил, открывая мокрую землю. Деревья набухали почками. Жизнь продолжалась. И она продолжалась для Ирины тоже. Новая жизнь. Без свекрови, без слабого мужа, без постоянного страха и унижения. Жизнь, где она — хозяйка своей судьбы.
Через месяц пришла повестка. Апелляция назначена на май. Ирина пошла на встречу с юристом. Та встретила её с улыбкой.
— Не волнуйтесь. Решение суда первой инстанции было обоснованным. Апелляция вряд ли что-то изменит. Но есть вариант закончить всё полюбовно. Ваша свекровь предлагает мировое соглашение.
— Какое?
— Она оставляет вам половину квартиры. Официально. В собственность. И выплачивает компенсацию. Взамен вы отказываетесь от дальнейших претензий.
Ирина задумалась.
— А если я откажусь?
— Тогда будет суд. Долго, нервно, дорого. Исход предсказать сложно.
Ирина посмотрела в окно. Солнце заливало улицу золотым светом. Люди шли по своим делам, улыбались, жили. Она хотела так же. Жить. А не воевать годами в судах.
— Я соглашусь. Но с одним условием. Глеб подписывает отказ от своей доли в мою пользу. Тогда квартира делится пополам между мной и свекровью. А у него пусть будет выбор — остаться с мамой или начать жить своей жизнью.
Юрист улыбнулась.
— Жёстко. Мне нравится.
Сделка состоялась в июне. Нотариус, тот самый, что полгода назад молчал, теперь смотрел на Ирину с уважением. Софья Павловна сидела напротив, подписывая бумаги. Лицо её было бледным, губы сжаты в тонкую линию. Глеб подписал отказ молча. Он так и не посмотрел Ирине в глаза.
Когда всё закончилось, Ирина вышла на улицу. В руках у неё была папка с документами. Её документами. На её собственность. Она вдохнула полной грудью. Воздух был тёплым, пахло липами и свободой. Она улыбнулась. Впервые за долгое время.
Её телефон завибрировал. Сообщение от мамы: «Как всё прошло?»
Ирина набрала ответ: «Всё хорошо, мам. Я свободна.»
И это была правда. Она была свободна. Свободна от токсичной свекрови, от слабого мужа, от страха потерять то, чего у неё никогда не было. Теперь у неё было своё. Своя доля. Свой дом. Своя жизнь. И она точно знала: больше никто не заставит её подписать бумаги, не прочитав. Больше никто не будет управлять её судьбой. Потому что она научилась защищать себя. И это было её главной победой.
— Теперь ты сам оплачиваешь кредиты, счета и продукты. Я на «заслуженном отдыхе»! — сообщила Ольга