— Больше года, Глеб! Мы уже больше года как поженились и всё живём у твоих родителей!
Кира стояла посреди кухни в мятой пижаме, сжимая кружку остывшего кофе. Глеб даже не поднял глаз от телефона, продолжая листать ленту.
— До свадьбы ты мне другое обещал! — голос у неё дрожал от накопившегося раздражения.
Глеб пожал плечами, не отрываясь от экрана.
— Тут же хорошо. Мама готовит, зачем тратить деньги?
Кружка звякнула, когда Кира резко поставила её на столешницу. Лицо покраснело.
— Зачем тратить деньги? Глеб, мне двадцать четыре года! Я хочу жить своей жизнью, а не быть дочкой в чужой семье!
— Ну ладно, ладно, — он махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху. — Я что-нибудь придумаю. Снимем квартиру.
Через неделю они стояли посреди однокомнатной квартиры на Южном районе. Стены пожелтели от времени, но окна были большие, и солнце заливало комнату.
— Главное — наше, — сказала Кира, ставя на подоконник единственный цветок в пластиковом горшке. — Остальное поправим.
Глеб кивнул, рассеянно раскладывая вещи по углам. Коробки громоздились у стен, создавая ощущение временности.
Месяц спустя он уже набирал мамин номер.
— Можешь помочь с деньгами? За квартиру платить надо.
В трубке послышался вздох.
— Сколько нужно?
— Пятнадцать тысяч. До зарплаты протяну.
— Хорошо. Переведу.
Валентина Ивановна положила телефон и достала блокнот. Аккуратным почерком записала: «Глебу — 15 тыс., 12.09.2024». Потом ещё раз переводила — на продукты, на коммуналку. Глеб просил понемногу, по три-пять тысяч, но сумма набегала внушительная. Каждую сумму фиксировала — не для того чтобы потом требовать у сына, а просто для себя по привычке, чтобы контролировать семейный бюджет.
Михаил Степанович заглянул в блокнот, когда жена заваривала чай.
— У него семья. Пора самому справляться.
— Он же ещё молодой, — тихо оправдывалась Валентина Ивановна, не поднимая глаз.
Но звонки сына становились всё регулярнее.
Через два месяца Глеб приехал к родителям. Валентина Ивановна открыла дверь и сразу поняла по его лицу — снова проблемы.
— У нас беда, мам, — он прошёл в прихожую, не разуваясь. — У Киры зуб разболелся, нужно срочно лечить. Врач говорит — пятнадцать тысяч минимум.
Валентина Ивановна нахмурилась.
— Это много, Глеб. У нас сейчас нет свободных денег.
— Мама, ну серьёзно? — он сделал шаг к ней. — Ей больно, терпеть не может. Это же здоровье! Мы же семья или как?
Из комнаты вышел Михаил Степанович. Медленно опустился в своё кресло, положил руки на подлокотники.
— А может, кредит возьмёшь? — спросил он ровно. — Ты же взрослый, работаешь.
Глеб покраснел.
— Какой кредит? У меня кредитная история плохая.
— Тогда решай сам сынок, — отец нехотя повысил голос, слова прозвучали жёстко как никогда. — Мы не банк. Ты семью завёл, вот будь добр жену свою сам содержи. Пора становиться мужчиной, а не бегать к родителям за каждой копейкой как первоклассник.
Глеба задели слова отца, он обиделся как ребенок и вышел не попрощавшись, хлопнув дверью, как будто ему сказали неправду.
Дома разгорелся скандал. Кира стояла у окна, уперев руки в бока.
— Я не просила твоих родителей оплачивать мои зубы! — кричала она. — Ты же обещал, что всё будет, что я ни в чём не буду нуждаться! А что сейчас? Ты даже к врачу меня сводить не можешь!
Глеб сидел на диване, сжав голову руками. Молчал, глядя в пол. Слова жены били по ушам, но он не знал, что ответить. Действительно — что он мог ответить?
Кира замолчала, тяжело дыша. Потом развернулась и ушла в спальню. Дверь захлопнулась.
Ночью Глеб не мог заснуть. Сидел на кухне, уставившись в телефон. Негодование вперемешку со злостью кипели внутри, казалось что кругом одни предатели. Набирал СМС матери: «Неужели вам не жалко собственного сына?» — стирал. Писал снова: «Я думал, семья помогает в трудную минуту» — тоже стирал, не осмелясь отправить.
Злость клокотала в груди. Родители отказали, когда он больше всего нуждался в поддержке. Разве не для этого нужна семья? Разве не должны родители помогать детям?
Утром он встал разбитый. Кира молча собирала сумку у кровати.
— Поеду к маме на несколько дней, — сказала она, не поворачиваясь. — Подумать, нужны ли мне такие отношения.
— Кир…
— Не надо.
Дверь хлопнула во второй раз за сутки.
Глеб остался один. Трогал Кирины вещи — расчёску на тумбочке, крем для рук. Вечером набрал сестру.
— Оля? Можно к тебе приехать? Поговорить хочется.
Через час он сидел у неё на кухне, ел холодный борщ и жаловался.
— Не понимаю их. Я же стараюсь, работаю. Не много зарабатываю, но всё же. А они отказывают, Кира орёт.
Оля вытерла руки полотенцем, села напротив.
— Глеб, ты достал всех.
Он поднял голову от тарелки.
— Что?
— Родители не обязаны тебя содержать. Ты женат полтора года, а ведёшь себя как подросток.
— Я не прошу содержать! Просто помочь…
— Каждый месяц помочь, — перебила Оля. — Аренда, продукты, коммуналка. Теперь лечение. А завтра что? Машину купить попросишь?
Глеб отодвинул тарелку.
— Ты тоже против меня.
— Я за тебя. Поэтому говорю правду.
На работе назревали проблемы. Уже третий раз сорвались сроки по проекту. Начальник вызвал к себе.
— Глеб, клиенты недовольны, — он постучал пальцем по папке. — Объясни, в чём дело.
— Техника глючит, времени не хватает! — вскипел Глеб. — А что я мог сделать?
Начальник устало покачал головой.
— Пиши заявление по собственному. Или по статье — выбирай сам.
Глеб вышел под дождь. Сел на лавку у автобусной остановки, набрал Кирин номер. Недоступна. Сидел полчаса, промок до нитки. Люди проходили мимо с зонтами, а он всё набирал её номер снова и снова.
Через неделю Михаил Степанович встретил в магазине Сергея, Глебова коллегу.
— Как дела у нашего Глеба? — спросил, расплачиваясь за хлеб.
— Так он же уволился уже неделю как, — удивился Сергей. — Разве не знаете?
Михаил Степанович долго стоял у подъезда с пакетом в руках. Потом поднялся домой, рассказал жене.
Глеб позвонил вечером.
— Мам, можно встретиться? Поговорить надо. Не хочу к вам заезжать, отец опять начнёт жизни учить.
На следующий день встретились в сквере у фонтана. Валентина Ивановна сидела на скамейке, когда он подошёл.
— Привет, мам, — сказал он, садясь рядом.
— Здравствуй, сынок.
Они помолчали, глядя на фонтан. Валентина Ивановна достала из сумочки платок, сложила его на коленях.
— Как дела? — спросила она тихо.
— Бывало и лучше. Жизнь рушится потихоньку, — он потер лоб. — Вы меня бросили, когда было трудно. Я ваш сын, а вы отвернулись.
— Глеб, как ты смеешь так говорить! — возмутилась мать. — Мы тебя любим и столько тебе помогали! — Но мы не можем всю жизнь решать твои проблемы. Ты не встаёшь на ноги не потому, что мы не помогаем, а потому что не хочешь взрослеть.
Он встал, молча пошёл прочь. Через дорогу оглянулся — мать всё сидела на скамейке, маленькая и одинокая.
Дома его ждал окончательный разговор. Кира стояла у окна с его рубашкой в руках — складывала в коробку.
— Я устала, Глеб, — сказала она, не поднимая глаз. — Это не жизнь, а выживание. Ты постоянно ждёшь помощи, не можешь даже врача оплатить. Подаём на развод.
— Ты что, из-за денег? — в панике спросил он.
— Я не подписывалась жить впроголодь и копейки пересчитывать.
— Кир, подожди! Я найду работу, всё наладится!
— Когда? — она повернулась к нему. — Через месяц? Полгода? Год? Я устала ждать, Глеб. Устала быть взрослой за двоих.
— Но мы же любим друг друга…
— Любовь не оплачивает счета. И не лечит зубы.
Он выбежал на улицу, бродил по городу до поздней ночи. Не знал, куда идти и как разрешить ситуацию. Сидел на лавках, заходил в круглосуточные магазины, просто чтобы не быть одному в пустой квартире.
Утром он все-таки вернулся домой. Квартира встретила его тишиной и пустотой. Кирина косметичка исчезла с полки в ванной, её халат больше не висел на крючке.
Глеб набрал Олю.
— Можно к тебе приехать? Пусти переночевать. У меня проблемы, Кира ушла. Да у меня еще аренда через два дня заканчивается, нужно где первое время пожить.
Сестра долго молчала в трубке.
— С условием, — сказала она наконец. — Утром идёшь искать работу. Взрослеть уже пора и работать идти, как положено мужику.
— Оль…
— Без разговоров. Да или нет.
— Ладно.
Утром Оля разбудила его в семь.
— Одевайся. Пойдем в автосервис, тетя Зина соседка сказала, что там ее племянник работает, поможет тебе пристроиться.
— Может, потом? Я не готов…
— Нет. Сейчас. У тебя нет потом.
Она довела его до ворот сервиса, остановилась.
— Дальше сам.
Глеб зашёл внутрь. Пахло машинным маслом и металлом. Мастер в комбинезоне поднял голову от капота.
— Нужен помощник, — сказал Глеб неуверенно.
— Платим мало, работы много. Руки не боишься запачкать?
— Не боюсь.
— Завтра к восьми. Не опоздаешь — возьму.
Первую неделю болели руки от непривычной работы. Вторую — спина. Глеб таскал запчасти, мыл детали, подавал инструменты. Зарплата была небольшая, но стабильная — хватало на необходимое.
Через две недели с первого аванса снял комнату. Маленькую, с общей кухней, но свою. Холодильник стоял пустой, но на банковском счету впервые не было нуля. Он откладывал понемногу, не просил денег у родителей.
Каждый вечер падал в кровать без сил, но засыпал спокойно. Не было тревожных мыслей о том, где взять деньги на завтра. Он их зарабатывал сам.
Через три месяца отправил матери СМС: «Спасибо за всё. Теперь справляюсь сам».
Валентина Ивановна показала сообщение мужу. Михаил Степанович кивнул, отложил газету.
— Позвони ему, — сказал он. — Пригласи на воскресенье.
— Ты думаешь?
— Думаю.
Она набрала номер.
— Глеб? Приезжайте в воскресенье. Ты и Оля с детьми. Если захочешь.
Воскресенье выдалось тёплым. Глеб долго стоял у калитки, собираясь с духом. Потом вошёл в прихожую, медленно снимал куртку.
— Проходи, — сказала мать.
На кухне пахло пирогами. Оля помогала накрывать на стол, дети бегали по двору. Михаил Степанович разливал чай по стаканам, не поднимая глаз.
— Как работа? — спросил он.
— Нормально. Привык уже.
Отец кивнул.
— Это хорошо.
За столом говорили о погоде, о детях, об урожае яблок в саду. Глеб слушал детский смех за окном и понимал — что-то изменилось. Он больше не ждал от родителей денег или решения проблем. И они это чувствовали.
Вечером все вышли на крыльцо. Солнце садилось за деревьями, воздух пах пирогами и заваркой. Валентина Ивановна тихо сказала:
— Всё будет хорошо. Мы рады, что ты понял и взялся за ум.
Михаил Степанович хлопнул сына по плечу. Не сказал ни слова, но Глеб понял — его приняли обратно. Не как иждивенца, а как взрослого сына.
Когда Оля собирала детей, Глеб подошёл к ней.
— Спасибо, что меня тогда буквально силком направила на верный путь, хоть я и обижался как ребёнок.
Оля кивнула, улыбнулась.
— Я рада, что ты повзрослел и наконец стал самостоятельным.
Дети смеялись, бегая между взрослыми. Глеб смотрел на семью и понимал — он тоже может так жить, если продолжит идти правильной дорогой. Без Киры, которая не дождалась его взросления. Но с пониманием того, что значит быть мужчиной.
Больше года он прожил в чужой семье, думая, что это взрослая жизнь. Теперь он знал — взрослая жизнь начинается не с брака, а с ответственности за себя.
— Мы привезли картошку, с вас всё остальное, — наглые родственники нагрянули на праздники с “шикарным” презентом