Я стояла перед зеркалом в прихожей, поправляя воротник платья, и пыталась унять дрожь в руках. В сумочке лежала небольшая коробка, перевязанная атласной лентой цвета слоновой кости. Внутри — косметический набор из элитного магазина на Тверской и сложенная втрое путёвка в санаторий «Горные вершины». Три недели в Приэльбрусье, люкс с видом на горы, лечебные процедуры, массажи, бассейн с минеральной водой. Я потратила на это почти весь свой годовой бонус.
— Ань, ты готова? — крикнул из комнаты Максим, мой муж. — Нам пора выезжать, мама не любит опозданий.
Я усмехнулась, глядя на своё отражение. Валентина Петровна не любила многого: моих джинсов, моей стрижки, моей работы, моей манеры смеяться, моего происхождения. Список можно продолжать бесконечно. За три года брака я так и не смогла найти к ней подход, хотя старалась изо всех сил.
— Иду, — отозвалась я, схватив сумочку и последний раз проверив содержимое.
Крем для лица с маслом ши и витамином Е, гигиеническая помада с UV-защитой, сыворотка для рук — всё от швейцарского бренда, которым пользовалась сама Валентина Петровна. Я специально ездила в их флагманский магазин, консультировалась с продавцом, выбирала то, что идеально подойдёт для горного климата. А путёвка… Путёвка была моей тайной картой, моей попыткой наконец растопить лёд между нами.
В машине Максим привычно включил радио и погрузился в свои мысли. Он никогда не замечал напряжения между мной и его матерью или делал вид, что не замечал. Может, так было проще. Я смотрела в окно на проносящиеся мимо фонари и репетировала про себя поздравительную речь.
— Что ты ей купила? — спросил вдруг муж, не отрывая взгляда от дороги.
— Сюрприз, — коротко ответила я.
— Надеюсь, ты не слишком много потратила, — вздохнул он. — Мама всё равно будет недовольна. Ты же знаешь, какая она.
Знаю. Прекрасно знаю. Именно поэтому я и решилась на этот шаг. Может быть, такой жест наконец покажет ей, что я не чужая, что я искренне хочу быть частью этой семьи.
Квартира Валентины Петровны на Кутузовском всегда пахла дорогими духами и свежей выпечкой. Сегодня к этому букету добавился аромат белых роз — её любимых цветов. В гостиной уже собрались гости: сестра свекрови Людмила с мужем, соседка Раиса Ивановна, подруга по работе Инна и ещё несколько человек, которых я видела впервые.
— А, молодые пришли, — объявила Валентина Петровна, выплывая из кухни в элегантном бордовом платье. Она поцеловала Максима в щёку, а мне кивнула с натянутой улыбкой. — Анечка, раздевайся, проходи. Только, пожалуйста, не клади свою сумку на этот столик, как в прошлый раз. Он антикварный, я же тебе говорила.
Я не клала. Никогда. Но спорить было бесполезно.
Вечер тянулся томительно. Я помогала разносить закуски, наливала гостям шампанское, поддерживала светские беседы и чувствовала на себе оценивающий взгляд Валентины Петровны. Она всегда так смотрела — будто проверяла меня на экзамене, который я заведомо не могла сдать.
— Анечка работает в рекламном агентстве, — рассказывала она подругам с едва заметной усмешкой. — Что-то там с компьютерами делает. Максим говорит, что это очень современно, хотя я, честно говоря, не понимаю, как можно целый день просиживать за монитором. В моё время девушки делали что-то осязаемое…
— Аня отличный дизайнер, мам, — вступился Максим. — Её проекты получали премии.
— Конечно, конечно, — отмахнулась Валентина Петровна. — Я ничего не говорю. Просто в нашей семье женщины всегда были хранительницами очага.
Я стиснула бокал и промолчала. Через час начнётся поздравление, и тогда всё изменится. Я верила в это.
Наконец Валентина Петровна величественно уселась в кресло у камина, и гости по очереди стали подходить с подарками. Людмила подарила кашемировый платок, Раиса Ивановна — сервиз из костяного фарфора, Инна — сертификат в салон красоты. Свекровь принимала дары с довольной улыбкой, целовала дарителей, благодарила.
А потом настала моя очередь.
Я достала коробку из сумочки, и мои пальцы слегка дрожали. Сердце стучало где-то в горле. Я подошла к Валентине Петровне, протягивая подарок.
— Валентина Петровна, поздравляю вас с днём рождения. Желаю вам здоровья, счастья и… — я сделала паузу, — и незабываемых впечатлений.
Свекровь взяла коробку, мельком взглянула на неброскую упаковку — я специально выбрала сдержанный дизайн, элегантный, без вычурности — и начала разворачивать. Лента соскользнула, крышка приподнялась, и на белом атласе внутри показались флакончики и тюбики.
Выражение её лица изменилось мгновенно. Брови поползли вверх, губы сжались в тонкую линию.
— Что это? — спросила она тоном, от которого у меня похолодело внутри.
— Это косметический набор, — начала я объяснять, чувствуя, как комната вдруг затихла. — Там крем для лица, помада гигиеническая, сыворотка для рук. Швейцарская косметика, очень качественная, я знаю, что вы…
Она не дала мне договорить. Швырнула коробку на стол с таким презрением, что флакончики звякнули внутри.
— Дешёвый крем и гигиеническую помаду?! — голос её зазвучал пронзительно, наполняя каждый угол гостиной. — Это ты считаешь подарком на мой день рождения? Какая-то аптечная косметика за триста рублей?
— Валентина Петровна, это не… — попыталась вставить я, но она уже вошла в раж.
— Я вырастила сына, дала ему образование, воспитывала его в достатке, чтобы он женился на девушке, которая дарит мне гигиеническую помаду! — она обвела гостей торжествующим взглядом, собирая поддержку. — Вы только посмотрите! Даже Раиса Ивановна с её пенсией в пятнадцать тысяч подарила мне достойный сервиз, а моя невестка, которая якобы так много зарабатывает в своей рекламе, считает, что крема за копейки достаточно!
Людмила смущённо кашлянула. Инна уставилась в тарелку. Максим побледнел.
— Мам, ты не понимаешь, — начал он, но Валентина Петровна уже не слушала.
— Я всё понимаю! — отрезала она. — Понимаю, что у моей невестки нет ни вкуса, ни воспитания, ни элементарного уважения к старшим. Принести такое на день рождения! Да это же оскорбление!
Тут терпение моё лопнуло. Все эти три года я терпела, улыбалась, старалась, прощала колкости и унижения. Я пыталась доказать, что достойна их семьи, что люблю Максима и хочу быть хорошей невесткой. Я экономила месяцами на эту путёвку, представляла, как Валентина Петровна откроет коробку до конца, увидит конверт, и её лицо наконец смягчится.
Но теперь я поняла — этого никогда не случится.
Я встала, подошла к столу и взяла брошенную коробку. Гости смотрели на меня с жалостью и любопытством. Максим сделал шаг ко мне, но я остановила его взглядом.
Открыла коробку, аккуратно достала оттуда сложенную путёвку и развернула её так, чтобы всем было видно яркий бланк с логотипом санатория.
— Это была не только косметика, — сказала я тихо, но в наступившей тишине каждое слово звучало отчётливо. — Крем и помада — чтобы в горах не обветривалась кожа и губы. Три недели в санатории «Горные вершины», Приэльбрусье. Люкс, полный пансион, лечебные процедуры. Путёвка на ваше имя.
Валентина Петровна застыла. Её лицо из красного стало белым, потом снова красным. Губы приоткрылись, но не издали ни звука.
— Анечка… — пробормотала Людмила. — Господи…
— Я не знала… — начала свекровь, и впервые я увидела в её глазах что-то похожее на смущение. — То есть, я не подумала… Ну, это же была шутка! Все поняли, что я пошутила, правда?
Она засмеялась неестественно, оглядываясь на гостей в поисках поддержки. Никто не засмеялся в ответ.
— Аня, милая, ну что ты так серьёзно восприняла! — она уже поднялась с кресла, протягивая ко мне руки. — Я же просто… немножко пошутила. У нас в семье такое чувство юмора. Правда, Максим? Мы всегда друг друга подкалываем!
— Валентина Петровна, — я аккуратно сложила путёвку обратно, — я три года пыталась стать частью вашей семьи. Терпела ваши замечания о моей работе, моей внешности, моих родителях. Я готовила ваши любимые блюда, приезжала по первому звонку, дарила подарки, о которых вы мечтали. А сегодня я потратила свой годовой бонус на эту путёвку. Потому что думала, что, может быть, такой жест что-то изменит.
— Ну так давай! — она уже улыбалась, тянула руки к конверту. — Давай сюда, я поеду! Какой замечательный подарок, Анечка, спасибо тебе!
Я покачала головой.
— Нет.
— Что — нет?
— Я не отдам вам эту путёвку, — я убрала конверт в сумочку. — Потому что вы не заслужили её. Не заслужили моего уважения, моих стараний и моих денег. Вы публично унизили меня, даже не дав шанса объяснить. И теперь хотите получить то, что отвергли с таким презрением? Извините, но нет.
— Анна! — взвился Максим. — Ты что себе позволяешь? Это моя мать!
— Именно поэтому я три года терпела, — повернулась я к нему. — Из-за тебя, из-за нашего брака. Но у всего есть предел, Максим. И сегодня я его достигла.
— Ты не можешь так просто уйти! — Валентина Петровна вскочила, её голос снова зазвенел истерикой. — Максим, скажи ей! Это же мой день рождения!
— Именно поэтому я собиралась сделать его незабываемым, — я взяла с вешалки свою куртку. — Но вы сами выбрали, каким ему быть. Поздравляю, Валентина Петровна. С днём рождения.
Я вышла из квартиры под гробовое молчание гостей. Только на лестничной площадке услышала, как хлопнула дверь и Максим бросился за мной.
— Аня, стой! — он догнал меня у лифта. — Куда ты? Вернись, мы всё обсудим!
— Обсуждать нечего, — я нажала кнопку вызова. — Твоя мать оскорбила меня перед всеми. И ты даже не вступился, пока не увидел путёвку.
— Она не хотела… Ну, ты же знаешь, какая она! — он взъерошил волосы, нервничая. — Вспыльчивая, импульсивная. Но она не со зла!
— Максим, послушай себя, — я посмотрела ему в глаза. — Ты оправдываешь её поведение уже три года. «Она не хотела», «она не со зла», «у неё такой характер». А я что, не имею права на уважение в вашей семье?
— Имеешь, конечно, но…
— Но ты всегда защищаешь её. Всегда.
Лифт приехал. Я вошла в кабину, а Максим остался стоять в коридоре с беспомощным видом.
— Аня, не уезжай. Дай мне всё исправить.
— Исправлять уже поздно, — я нажала кнопку первого этажа. — Я устала, Макс. Устала быть виноватой в глазах твоей матери, что бы я ни делала.
Двери закрылись.
На следующий день я пришла в туристическое агентство, где покупала путёвку. Менеджер с сочувствием посмотрела на меня — наверное, моё лицо выражало всё, что я чувствовала.
— Хотите сдать путёвку? — уточнила она.
— Да. Верните деньги, пожалуйста.
— Но срок действия ещё три месяца. Вы при возврате потеряете часть суммы. Может, передумаете? Или кого-то другого отправите?
Я покачала головами. Отправить маму? Она не любит горы. Поехать самой? Не хочется. Этот подарок был пропитан надеждой, которая умерла вчера вечером.
— Нет. Оформляйте возврат.
Менеджер вздохнула и начала стучать по клавишам. Я смотрела в окно на серое московское небо и думала о том, что, возможно, это к лучшему. Деньги вернутся, и я потрачу их на что-то действительно нужное. Может, на курсы повышения квалификации. Или на путешествие для себя. Что-то, что не будет связано с попытками заслужить чью-то любовь.
Максим звонил весь день, но я не брала трубку. Вечером пришла смска от Валентины Петровны: «Аня, давай забудем эту глупость. Приезжай в субботу на обед». Ни извинений, ни признания вины. Просто приглашение, как будто ничего не произошло.
Я удалила сообщение.
Через неделю Максим пришёл домой поздно вечером, сел напротив меня на диван и долго молчал. Потом сказал:
— Мама обиделась. Говорит, что ты её унизила перед гостями.
Я рассмеялась. Не потому что было смешно, а потому что по-другому реагировать уже не получалось.
— Я её унизила?
— Ну да. Ушла с её дня рождения, отняла подарок. Все теперь обсуждают, какая ты неблагодарная.
— И что ты ей ответил?
Он замялся.
— Сказал, что ты была не права. Что надо было подарить путёвку, несмотря ни на что.
Что-то окончательно потухло, тихо, как перегорает лампочка.
— Понятно, — кивнула я. — Значит, виновата я.
— Аня…
— Нет, правда, я понимаю. Твоя мама имеет право оскорблять меня публично, швырять мои подарки, унижать при гостях. А я обязана улыбаться и дарить дорогие путёвки. Так?
— Ты утрируешь.
— Ничего я не утрирую! — я встала. — Максим, ты даже сейчас не можешь сказать, что твоя мать была не права. Даже наедине со мной. Ты всё равно защищаешь её.
— Она моя мать!
— А я твоя жена! — я почувствовала, как наворачиваются слёзы, но сдержалась. — Или должна была бы быть. Но в этом браке нас трое, Макс. И я всегда на третьем месте.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что больше не могу. Не хочу. Не буду.
Он смотрел на меня долгим взглядом, потом опустил голову.
— Ты хочешь развестись?
— Я хочу, чтобы меня уважали. И если ты не можешь мне этого дать, то да, возможно, нам стоит подумать о разводе.
Мы думали три месяца. Точнее, я думала, а Максим метался между нами — женой и матерью. Валентина Петровна звонила ему каждый день, плакала в трубку, говорила, что я разрушаю семью, что она всегда знала, что я недостойная партия.
А я постепенно собирала вещи, искала квартиру, планировала новую жизнь.
Мы развелись тихо, без скандалов. Максим пытался что-то объяснить в загсе, но я не слушала. Было уже не важно.
Деньги за путёвку я потратила на абонемент в спортзал, новый гардероб и поездку в Грузию с подругами. Там, сидя на веранде маленького гестхауса в Сигнахи с бокалом вина, я поняла, что впервые за три года чувствую себя свободной.
Иногда друзья спрашивают, не жалею ли я. О браке, о разводе, о той путёвке.
Нет. Не жалею.
Потому что та путёвка показала мне главное: люди, которые не ценят твои усилия, не заслуживают твоей любви. И никакой подарок, даже самый дорогой, не изменит человека, который не хочет меняться.
А я заслуживаю большего. Заслуживаю того, чтобы мои подарки принимались с благодарностью. Чтобы мои чувства уважались. Чтобы меня ценили не за цену презента, а за то, что я есть.
И если для этого пришлось уйти — значит, это была правильная дорога.
Прошёл год. Я сменила работу, переехала в другой район, завела новых друзей. Максим иногда пишет, спрашивает, как дела. Мы расстались без ненависти, просто поняли, что не подходим друг другу.
А недавно я встретила человека, который на первом же свидании подарил мне букет полевых ромашек — самых обычных, простых. И когда я удивилась, он сказал:
— Я заметил, что у тебя на аватарке в соцсетях ромашковое поле. Подумал, что тебе понравится.
И знаете что? Эти простые ромашки стоили для меня больше, чем любая путёвка в горы.
Потому что он заметил. Запомнил. Постарался.
А Валентина Петровна так и не поняла, что потеряла в тот вечер. Не путёвку в горы, нет. Она потеряла невестку, которая была готова любить её, несмотря ни на что.
И это был её выбор.
Как и уйти с её дня рождения было моим выбором.
— Почему ты сразу не сказала, что у тебя своего жилья нет? Приняли нищету в семью на свою голову, — возмущалась свекровь