— Лиза, убери игрушки, — шепчет Ольга, собирая разбросанные кубики.
Шестилетняя дочка покорно складывает конструктор в коробку. Они обе двигаются тихо, осторожно — чтобы не разбудить бабушку с дедушкой в соседней комнате.
Ольга смотрит на книжный шкаф красного дерева — подарок свёкра самому себе на пенсию. На полированную стенку с хрусталём, который Лидия Ивановна протирает каждую субботу белой тряпочкой. На занавески с рюшами цвета увядшей розы — точно такие же висели здесь, когда Алексей был школьником.
Даже коврик в ванной выбирала не она. Малиновый, с золотистой каймой — «практичный, не маркий», как объясняла свекровь.
«Я тут квартирантка», — мысль сверлит голову каждое утро. Пять лет живёт в этих стенах, а до сих пор спрашивает разрешения включить стиральную машину.
Летом вроде бы должно было стать легче — свекровь с мужем уезжали в загородный дом почти на все лето. Но даже тогда звонки не прекращались. «Цветы полили? Балкон убрали? Почту проверили?» Словно издевка — даже на расстоянии контроль не ослабевал.
Телефон зазвонил негромко. Ольга быстро схватила трубку.
— Олечка, доченька! — мамин голос звучал необычно радостно. — У нас с папой новости!
— Что случилось?
— Помнишь, я тебе говорила про квартиру? Мы решили разменять трёшку. Нам хватит двушки, а часть денег — вам. Сможете взять однушку. Пусть маленькая, но своя!
Дыхание перехватило. Ольга опустилась на табуретку, зажав телефон между ухом и плечом.
— Мама… это правда?
— Конечно, правда! Мы всё просчитали. На Электролитной есть хорошие варианты. Недорого, но чистые дома.
Слёзы жгли глаза. Ольга закрыла лицо свободной рукой.
— Спасибо, мамочка. Спасибо вам с папой.
— Да что ты, доченька. Молодой семье нужно своё гнёздышко.
Лиза подошла, потянула маму за рукав.
— Мам, ты плачешь?
— Нет, солнышко. Это слёзы радости.
Но объяснить шестилетке, что значит «слёзы радости», когда сама едва сдерживаешься, чтобы не зарыдать от облегчения, — невозможно.
Весь день Ольга ходила как в тумане. Убирала, готовила обед, играла с Лизой — и всё время думала об одном. Своя квартира. Свои стены. Свой коврик в ванной.
Алексей вернулся к семи. Устало повесил куртку, поцеловал жену и дочку.
— Как дела? — спросил он, как всегда.
— У меня новости, — Ольга взяла его за руку. — Хорошие.
Они прошли в спальню. Лиза осталась в гостиной, собирая пазл на низком столике.
— Мама звонила. Они с папой разменивают квартиру. Нам дают денег на однушку.
Алексей замер. Потом обнял её крепко, прижал к себе.
— Серьёзно? Не шутишь?
— Не шучу. Мы можем съехать. Наконец-то.
Он отстранился, посмотрел ей в глаза. Радость в них быстро сменилась тревогой.
— Главное — маме сказать, — голос стал тише. — Она уверена, что у нас всё есть. Она помогала нам, и характер у неё… ты сама знаешь.
Ольга кивнула. Знала. Лидия Ивановна считала, что делает для них всё возможное. Бесплатное жильё, помощь с Лизой, семейные обеды. В её понимании они должны быть благодарны.
— Она решит, что мы неблагодарные, — прошептала Ольга.
— Может быть. Но попробовать надо.
Вечером зазвонил домашний телефон. Алексей снял трубку.
— Алёша? — голос Лидии Ивановны был бодрым, как всегда. — Приезжайте на выходные на дачу. Подышите свежим воздухом, Лизе полезно, да и вы проветритесь.
Ольга слышала каждое слово. «Приезжайте» звучало заботливо, но в интонации свекрови сквозило что-то ещё. Приказ, замаскированный под приглашение.
— Хорошо, мам. Приедем в субботу утром.
— Вот и умница. И не забудьте цветы полить перед отъездом. А то засохнут. И наконец-то порядок на балконе наведите — уже месяц собираетесь.
Трубка замолчала. Алексей посмотрел на жену.
— Может, скажем ей завтра? На даче?
Ольга кивнула. Хотя знала — будет трудно.
Утром суббота началась с нервных сборов. На кухонном столе остывал яблочный пирог — Ольга встала в шесть утра, чтобы успеть испечь его к поездке. Лидия Ивановна любила этот пирог, часто хвалила рецепт. «Может, хоть это её смягчит», — думала Ольга, заворачивая выпечку в льняное полотенце.
— Мама, где моя кукла? — Лиза рылась в игрушках.
— Какая кукла, солнышко?
— Катя! Я же её бабушке хотела показать!
Ольга помогла найти куклу под диваном. Алексей в это время переворачивал всю прихожую.
— Права где? Куда я их дел?
— В куртке посмотри, — подсказала жена.
Все были на нервах. Ольга дважды проверила, выключила ли плиту, и полила фиалки на подоконнике — как просила Лидия Ивановна. Алексей три раза пересчитал документы. Лиза капризничала, не хотела надевать сандалии.
— Мама, балкон когда уберём? — спросила дочка, застёгивая сандалии.
Ольга вздохнула. Ещё одно напоминание о том, что даже в мелочах они отчитываются перед свекровью.
Ольга не ответила. Они спустились к машине, и Алексей молча открыл багажник, поставил сумку с пирогом. Все трое двигались как-то скованно, словно уже чувствовали давление предстоящего разговора.
В дороге первые двадцать минут ехали молча. Лиза рисовала в блокноте на заднем сиденье. Алексей сосредоточенно смотрел на дорогу, сжимая руль чуть сильнее обычного.
— А если мама твоя обидится? — тихо заговорила Ольга, глядя в боковое окно. — Скажет, что мы её предали?
Алексей поморщился, будто от зубной боли.
— Я объясню. Но ты же знаешь, какая она.
Знала. Лидия Ивановна умела превращать любое несогласие с её мнением в личное оскорбление. Умела заставлять чувствовать себя виноватым за собственные желания.
— Пап, а бабушка нас выгонит? — вдруг спросила Лиза, оторвавшись от рисунка.
Алексей резко взглянул в зеркало заднего вида.
— Почему ты так думаешь?
— Она всегда сердится. На маму, на меня. Говорит, что мы шумим.
Родители переглянулись. Ольга повернулась к дочке.
— Бабушка нас не выгонит, солнышко.
— А если узнает про новую квартиру?
Рот у Ольги пересох. Шестилетний ребёнок уже понимал, что в их доме нельзя говорить правду. Что бабушка — это тот, кого нужно бояться.
— Всё будет хорошо, — сказала она, но голос дрожал.
Алексей ничего не ответил. Только крепче стиснул руль.
Дача встретила их запахом сирени и свежескошенной травы. Лидия Ивановна стояла на крыльце в цветастом халате, вытирая руки кухонным полотенцем. Улыбалась, но как-то натянуто.
— Приехали, наконец! — воскликнула она, спускаясь навстречу. — А я уже думала, заблудились.
Лиза выскочила из машины первой, подбежала к бабушке.
— Бабуля! Я тебе куклу принесла!
— Ой, какая молодец! — Лидия Ивановна наклонилась к внучке, но тут же её лицо изменилось. — Лиза, а платье почему помятое? И волосы растрепались. Девочка должна выглядеть опрятно.
Она поправила Лизе воротничок, пригладила волосы. Движения были резкими, недовольными.
— Мы же в дороге ехали, — попробовала заступиться Ольга.
— В дороге или не в дороге, а следить за ребёнком надо, — отрезала свекровь.
Алексей выгружал сумки, делая вид, что не слышит. Ольга почувствовала знакомое сжатие в груди. Ещё не прошло и пяти минут, а она уже чувствовала себя плохой матерью.
В доме пахло борщом и печёными пирожками. Лидия Ивановна засуетилась.
— Ольга, помоги на кухне. Салат нужно доделать.
На кухонном столе лежали помидоры и огурцы. Ольга взяла нож, начала резать зелень для салата. Свекровь встала рядом, наблюдала.
— Ты опять крупно кроишь, — заметила она через минуту. — Вкус теряется, когда кусочки большие.
Ольга остановилась, посмотрела на нарезанную петрушку. Казалось нормально. Но у Лидии Ивановны всегда находилось, к чему придраться.
— Я переделаю, — тихо сказала она.
— Не надо переделывать. Просто в следующий раз помни.
Свекровь взяла второй нож, начала резать помидоры. Каждое её движение было быстрым, уверенным — как у хозяйки, которая точно знает, как правильно.
Ольга чувствовала себя неумехой. Как всегда на этой кухне.
— А где Петр Михайлович? — спросила она, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
— В огороде копается. Морковку прореживает.
Они работали молча. Звук ножей по разделочной доске казался слишком громким. Лидия Ивановна то и дело поглядывала на Ольгину работу, поджимала губы.
За обедом сели вчетвером. Петр Михайлович пришел с огорода, помыл руки и молча сел за стол. Лидия Ивановна разливала борщ, комментировала каждое блюдо.
— Пирожки удались. Капуста сочная получилась. А вот салат… кто солил?
— Я, — призналась Ольга.
— Пересолила. В следующий раз поосторожнее.
Ольга попробовала салат. Обычный. Но спорить не стала.
Лиза ела молча, аккуратно, стараясь не пролить. Но когда потянулась за хлебом, случайно задела стакан с соком. Красная жидкость разлилась по белой скатерти.
— Ах ты, растяпа! — воскликнула Лидия Ивановна.
Лиза испуганно замерла, глаза наполнились слезами.
— Бабуль, я нечаянно…
— Нечаянно! Сколько раз говорила — за столом сиди смирно!
Ольга быстро встала, схватила салфетки.
— Сейчас вытру. Ничего страшного.
— Ничего страшного? — Лидия Ивановна шумно вздохнула. — Скатерть белая, сок не отстирается. Опять покупать новую.
Алексей сидел, уставившись в тарелку. Не заступился за дочь, не сказал ни слова. Ольга вытирала пятно, а внутри всё кипело. Лиза всхлипывала, пытаясь доесть борщ.
Атмосфера за столом стала такой тяжёлой, что хотелось встать и уйти. Но куда идти? Это не их дом. Они здесь гости. Неудобные гости, которые портят скатерти и режут зелень неправильно.
Алексей набрал воздуха в грудь.
— Мама, пап, у нас новости.
Лидия Ивановна подняла голову, посмотрела на сына внимательно.
— Какие новости?
— Нам подарили квартиру. Ольгины родители. Скоро переезжаем.
Слова повисли в воздухе. Лидия Ивановна замерла с чашкой в руке, не донеся её до губ. Секунды тянулись, как часы.
Ольга смотрела на свекровь и видела, как в её глазах гаснет улыбка. Как лицо каменеет.
Несколько секунд за столом царила тишина. Лидия Ивановна всё ещё держала чашку в воздухе, глядя на сына так, будто не понимала, на каком языке он говорит.
Потом чашка резко опустилась на блюдце. Звон фарфора прозвучал как выстрел.
— Как это подарили? — голос свекрови стал тише, но в нём появились стальные нотки. — И всё за моей спиной? А я вам кто — чужая?
Алексей сглотнул.
— Мам, мы только сегодня узнали окончательно…
— Сегодня узнали! — Лидия Ивановна резко встала. — А планировали давно! Думали, как бы от нас избавиться!
Петр Михайлович поднял голову от тарелки, недоуменно посмотрел на жену.
— Лида, ну что ты…
— Не ну что! — она повернулась к мужу. — Они у нас жили, всё получали, а теперь решили — сами по себе! Я для них чужая, выходит!
Ольга попыталась вмешаться:
— Лидия Ивановна, мы сами толком ничего не знали, но тут родители решили, что нам пора своё гнёздышко обустраивать…
— Не знали? — свекровь перебила её, не дав договорить. — Зачем они вам эту квартиру купили? Вам что, сейчас плохо живется? Мы что, вас чем обидели? Лучше бы твои родители на что то полезно потратили, на развитие ребёнка потратили эти деньги, и толку было бы больше!
Голос Лидии Ивановны срывался. Лиза испуганно прижалась к маме.
— Я вам помогала! — кричала свекровь, размахивая руками. — Всё для вас делала! Столько лет жили у нас — всё ведь было хорошо. Квартира, еда, помощь с ребёнком! А теперь неблагодарные! Квартиру получили — и сразу от нас!
— Мама, успокойся, — Алексей встал, попытался взять её за руку.
— Не трогай меня! — она отдёрнулась. — Вот теперь пусть её мать вам помогает! Неблагодарные! Я больше не намерена!
Петр Михайлович тихо встал из-за стола.
— Лида, пойдем на воздух. Поговорим спокойно.
— Никуда не пойду! — она развернулась к Ольге. — Это всё твои штучки! Ты его настроила против меня! Сама не работаешь толком, на шее сидишь, а туда же — еще и сына в эту кабалу затягиваешь!
Ольга побледнела. Лиза заплакала.
— Лидия Ивановна, при ребёнке…
— Что при ребёнке? Ты сама её от семьи отрываешь!
Девочка растерянно посмотрела на маму, на бабушку, снова заплакала.
Алексей не выдержал. Встал и вышел во двор, хлопнув дверью. Через окно было видно, как он стоит у забора, глядя на дорогу.
К нему подошёл Петр Михайлович.
— Ты правильно сделал, сын, — сказал он тихо, чтобы из дома не слышали. — Тебе пора самому. Семье нужно своё гнездо.
— А как мама?
— Маме трудно отпускать. Но смирится. Ты её сын, никуда не денешься.
В доме Лидия Ивановна всё ещё кричала на Ольгу:
— Думала, они всегда будут с нами! Ведь жильё наше, помощь наша! А им квартиру подарили — они сразу от нас! Даже не подумали, что я им как мать! Считают, что я им не нужна!
Ольга молча собирала Лизины игрушки, стараясь не встречаться глазами со свекровью.
— Пусть теперь сами живут — я с ними больше и разговаривать не хочу! — заключила Лидия Ивановна и демонстративно вышла из кухни.
Через открытое окно Ольга услышала, как свекровь жалуется соседке через забор:
— Представляешь, Галина? Дети-то сбежать решили! Я им столько лет подарила, жильё общее, но просторное, а они неблагодарные!
Ольга взяла Лизу за руку.
— Идём, солнышко. Пора домой.
В дороге все молчали. Алексей сжимал руль, глядя на дорогу. Лиза тихо всхлипывала на заднем сиденье. Ольга смотрела в окно и думала о том, что мост сожжён.
Только когда выехали на трассу, Ольга достала телефон и позвонила маме.
— Мам, это я. Мы сказали. Очень плохо получилось.
— Что случилось, доченька?
Ольга коротко рассказала о ссоре. Мама слушала молча.
— Ты всё сделала правильно, — сказала она наконец. — Но и Лидию пойми — ей трудно отпускать. Время лечит. Всё равно семью держи.
— Она сказала, что больше с нами разговаривать не хочет.
— Говорить много чего можно. А вот детей и внуков любят всегда. Увидишь.
Через месяц, в новой однокомнатной квартире, было тихо и непривычно. Мебели почти не было — только самое необходимое. Но зато всё было их.
Лиза вдруг вспомнила:
— Мам, я у бабушки куклу оставила. Ту, что ей показывать хотела.
Ольга присела рядом с дочкой.
— Грустишь?
— Немножко. Но знаешь что? — Лиза подумала. — Значит, съездим за ней когда-нибудь. Когда бабушка не будет сердиться.
Вечером они впервые готовили ужин на своей кухне. Лиза помогала накрывать на стол, Алексей резал хлеб, Ольга жарила картошку. Шум, смех, никого не нужно было опасаться разбудить.
Алексей поставил на стол свечи — те самые, что подарила им Ольгина мама на новоселье.
— Теперь всё по-настоящему наше, — сказал он, зажигая фитиль.
За месяц Лидия Ивановна ни разу не позвонила. Не спросила, как устроились, не поинтересовалась внучкой. Словно их и не было. Алексей несколько раз пытался дозвониться, но трубку не брали. Связь оборвалась.
Ольга посмотрела на мужа, на дочку, на их маленькую, но свою кухню. За окном горели огни чужого города, но здесь, в этой квартире, они были дома. Впервые за пять лет — по-настоящему дома. Без чужих правил, без оглядки на чужое мнение, без страха разбудить, расстроить, не угодить.
«Я умираю, продай квартиру бабушки», — рыдал муж. А потом я случайно зашла в дешевую пивную и обомлела.