— Вау, сама поедешь? Круто!
Лена резко убрала телефон, но Марина уже успела разглядеть фотографию на экране — густые еловые леса, озеро цвета стали, деревянная лодка у берега.
— Я бы мечтала так рвануть в отпуск одна, — продолжала коллега, опираясь о край стола. — Карелия, да? Там сейчас такая красота должна быть. Белые ночи, озёра.
Лена кивнула, пряча телефон в ящик стола. В груди что-то сжалось — неприятное ощущение, будто Марина сглазить могла. Полтора года она копила на этот тур, откладывая с каждой зарплаты понемногу. Выбирала маршруты, читала отзывы, бронировала гостиницы. И теперь, когда до отъезда оставались считанные дни, любое лишнее слово казалось опасным.
— Хорошо отдохнёшь, — добавила Марина, возвращаясь к своему компьютеру.
Лена снова достала телефон, пролистала галерею с фотографиями. Водопады Кивач, Соловецкие острова, карельские петроглифы. Она уже видела себя там — в лёгкой одежде от комаров, с рюкзаком, идущей по лесной тропе без спешки и обязательств.
Телефон завибрировал. На экране высветилось имя мужа.
— Слушай, у мамы инсульт.
Ручка выскользнула из пальцев, покатилась по столу.
— Что? — Лена почувствовала, как кровь отливает от лица.
— Микро, но врач говорит — нужен уход хотя бы месяц. Ты же понимаешь, мне с командировками никак.
В трубке слышался шум — Андрей, видимо, был на улице. Его голос звучал встревоженно, но почему-то слишком уж деловито.
— Подожди… — Лена сжала телефон. — Что я?
— Ну у тебя отпуск, всё равно одна собиралась. А тут реальная помощь нужна. В общем отпуск отменяется, поедешь к маме в деревню помогать.
— Андрей, у меня путёвка…
— Да ладно, не Мальдивы же. Перебронируешь на другие даты. А так — конкретная польза, маме поможешь. Ты же понимаешь, как это важно для семьи.
Лена смотрела на экран компьютера, где в открытой вкладке красовались фотографии карельских лесов. Слова мужа звучали логично, правильно, но что-то внутри упиралось, как натянутая струна.
— Я… мне надо подумать.
— Да о чём тут думать? — В голосе Андрея появились нотки раздражения. — Человеку плохо, а ты о каких-то походах. Это эгоистично, Лен.
Он отключился раньше, чем она успела что-то ответить. Лена сидела, глядя на потухший экран. Марина подняла голову от документов.
— Всё в порядке?
— Да… всё нормально.
Но нормально не было ничего. Весь день Лена чувствовала себя так, будто её мягко, но настойчиво заворачивают в кокон из чужих потребностей.
Дома она молча грела ужин. Андрей пришёл весёлый, обнял сзади, пока она стояла у плиты.
— Ну что грустишь? Мама выздоровит, а твоя Карелия никуда не денется.
Лена переложила котлеты на тарелку, не отвечая.
— У меня путёвка, гостиницы забронированы, — сказала она наконец.
— Да брось, это же не заграница какая-то. Отложишь на месяц — и всё. Да и вообще у мамы там тоже леса есть, природа. Отдохнёшь и заодно поможешь.
Лена поставила тарелку на стол резче обычного. Фарфор звякнул о дерево.
— Почему именно я?
Андрей уже садился за стол, разворачивая салфетку.
— Потому что у тебя отпуск. И потому что ты женщина — тебе такие дела легче даются. И потому что это моя мать, а ты моя жена.
Он говорил это как само собой разумеющееся, отрезая кусок котлеты. Лена смотрела на него и чувствовала, как что-то холодное расползается по груди.
— Я не хочу.
— Что значит не хочешь? — Андрей поднял глаза. — Лен, мы же взрослые люди. Не всегда делаем то, что хотим. Иногда надо жертвовать ради семьи.
— А ты жертвуешь?
— Я работаю, зарабатываю. Командировки, проекты. Ты же знаешь, какое сейчас время — одна ошибка, и можно остаться без работы.
Лена села напротив, но есть не стала. В животе всё сжалось в комок.
— Сколько времени?
— Врач говорил — месяц минимум. Может, меньше, если всё хорошо пойдёт.
Месяц. Её отпуск был три недели. Получается, даже если Валентина быстро поправится, Карелия всё равно сорвётся.
Утром Андрей уже собирал её сумку. Кидал туда лекарства, старый халат, домашние тапочки — всё то, что, по его мнению, могло пригодиться при уходе за больной.
— Вот расписание автобусов до Михайловки. Мама будет встречать на остановке.
Лена смотрела на сумку, в которой лежали её вещи вперемешку с аптечкой.
— Андрей, я не собиралась.
Он обернулся, держа в руках её лёгкие кроссовки.
— Не можешь же ты вот так поступить. Это нечестно по отношению к семье. К матери, которая тебя как дочь принимала. К мужу, который на тебя рассчитывает.
— А по отношению ко мне это честно?
— Лен, ты сейчас говоришь как избалованный ребёнок. — Голос Андрея стал жёстче. — Взрослые люди иногда жертвуют своими хотелками ради близких.
Он застегнул сумку и поставил её у двери. Лена стояла посреди комнаты в домашнем халате и чувствовала себя маленькой девочкой, которую отправляют туда, куда она не хочет.
— Автобус в половине одиннадцатого. Не опаздывай.
На автовокзале пахло выхлопными газами и чем-то кислым. Жара уже поднималась от асфальта, хотя было только утро. Лена стояла в очереди за билетом с сумкой в руках, которую собирал не она. До Михайловки — сто километров от города, маленькая деревня, где живёт свекровь.
В кармане джинсовки лежал телефон с заблокированными путёвками в Карелию. Деньги за гостиницы не вернутся — слишком поздно отменять. Полтора года накоплений просто сгорят.
— Доча, у тебя лицо как у приговорённой.
Рядом стояла пожилая женщина с клетчатой сумкой, обмахиваясь газетой от духоты.
— Далеко едешь?
Лена не ответила, смотрела на жёлтый автобус, который должен был увезти её от собственной жизни.
Лена купила билет до Михайловки и села у окна, положила сумку на колени. В автобусе было душно — кондиционер не работал, пассажиры открывали форточки. Автобус тронулся, и город начал уплывать за стеклом. Она ехала не туда, куда мечтала. Ехала не потому, что хотела. И впервые за много лет это её по-настоящему злило.
Валентина Петровна встречала у калитки в ситцевом платье и панаме от солнца. Выглядела она бодро — держалась прямо, цвет лица нормальный, в глазах никакой болезненной тусклости. Скорее наоборот — они блестели от удовольствия.
— Наконец-то. Заходи, покажу, что к чему.
В доме было прохладнее, чем на улице, но пахло лекарствами и вчерашним борщом. На кухонном столе лежал листок бумаги, исписанный аккуратным почерком.
— Вот расписание, — сказала Валентина Петровна, постукивая пальцем по бумаге. — Завтрак в восемь, уборка, готовка обеда. Потом стирка — машинка сломалась, придётся руками. Я, конечно, постараюсь помочь, но врач велел покой соблюдать.
Лена читала список и чувствовала, как внутри всё каменеет. Это был не график ухода за больной. Это был план полного домашнего рабства.
— Ужин к семи готовь. Андрей звонил, сказал, что ты хорошо готовишь.
Валентина Петровна говорила это с таким видом, будто делала Лене одолжение, позволяя проявить свои кулинарные таланты. А сама усаживалась в кресло у телевизора, включала дневной сериал и обмахивалась веером.
Лена стояла посреди чужой кухни с чужим расписанием в руках и понимала — её просто использовали. Втихую, мягко, но использовали.
Вечером в комнате было душно. Лена сидела на краю кровати, разглядывая список дел, когда телефон завибрировал. На экране появилось лицо Андрея — загорелое, улыбающееся. За его спиной мелькали огни ресторана, слышался смех.
— Ну как там дела? Не скучай, ты у меня золотая.
Андрей держал в руке бокал с вином. Рубашка расстегнута на две пуговицы, галстук снят. Он выглядел расслабленным и довольным.
— А у тебя корпоратив? — спросила Лена, разглядывая его румяное лицо.
— Рабочая встреча. Ничего серьёзного.
За его спиной прошла официантка с подносом, кто-то громко засмеялся. Андрей повернул голову, что-то сказал за кадром, снова посмотрел в телефон.
— Мама как? Не капризничает?
— Нет, всё нормально.
— Вот и отлично. Ты же понимаешь, как это для нас важно. Для семьи.
Он отключился первым, даже не попрощавшись. Лена смотрела на потухший экран и чувствовала, как что-то тяжёлое оседает в груди. Он веселился в ресторане, а она сидела в душной деревенской комнате с расписанием домашних работ.
На следующий день она проснулась в шесть утра от шума на кухне. Валентина Петровна уже хлопотала у плиты — гремела кастрюлями, звенела тарелками.
— Подъём, работать пора! — крикнула она в сторону комнаты. — Завтрак готовить не будешь?
Лена встала, натянула халат. На кухне свекровь сидела за столом с чашкой кофе, указывала пальцем на плиту.
— Кашу свари. Только не перевари — не люблю размазню.
Следующие несколько часов Лена мыла полы, готовила обед, стирала в тазу бельё. Руки покраснели от горячей воды, спина ныла от наклонов. Валентина Петровна сидела у телевизора, изредка командовала:
— Не так режешь, мельче надо. Андрей хоть и сказал, что ты хорошо готовишь, но есть ещё чему поучиться. Вот я тебя в этом плане подтяну.
К вечеру нужно было сварить варенье из клубники. Лена стояла у плиты, помешивая густую красную массу. Пена лезла через край, заливала конфорки. Ягоды разваривались, превращались в кашу. Сладкий запах смешивался с паром, становился приторным.
Валентина Петровна заглянула на кухню, покачала головой.
— Совсем не умеешь. У меня никогда не убегает.
Лена смотрела на липкие потёки на плите и чувствовала, как наворачиваются слёзы. Она тихо плакала над кипящим вареньем, вытирая щёки тыльной стороной ладони.
На следующий день к забору подошла соседка — пожилая женщина в цветастом сарафане, с ведёрком ягод в руке.
— Анна Петровна меня зовут. Это тебе, угощайся.
Она протянула через забор горсть крупной малины. Ягоды были тёплыми от солнца, пахли летом.
— Спасибо, — Лена взяла малину, положила в карман халата.
— Ты, я смотрю, одна тут всё тянешь? — Анна Петровна кивнула в сторону дома, где в открытом окне виднелась фигура Валентины Петровны у телевизора.
— Помогаю по хозяйству.
— Помогаешь… — Анна Петровна усмехнулась. — Слушай, не давай себя ломать. Один раз уступишь без границ — будут ломать дальше. Запомни это.
Слова западали в душу, хотя Лена делала вид, что занята ягодами. Анна Петровна постояла ещё немного, потом покачала головой и пошла к своему дому.
На следующий день утром Валентина Петровна наливала чай в стаканы.
— Попьём тихонько и за работу. Сходи в лес за грибами, тропинка за огородом. После дождичка должны пойти.
— Потом, — коротко ответила Лена и вышла из дома.
Она шла не по лесной тропинке, а к речке за деревней. Сняла тапочки, зашла в воду по щиколотку. Вода была прохладной, течение тихонько обтекало ноги. Лена села на большой камень у берега, закрыла глаза. Солнце грело лицо, где-то стрекотали кузнечики. Впервые за эти дни она чувствовала лёгкость.
Через два часа вернулась домой. Валентина Петровна встретила её в дверях, лицо хмурое.
— Где пропадала? Обед не готов!
— Гуляла.
— Какие гулянки? Ты сюда отдыхать приехала? Я тебя жду с грибами, а ты по кустам шляешься!
Лена прошла мимо неё на кухню, молча достала сковородку. Валентина Петровна топталась рядом, сверлила взглядом.
— В следующий раз предупреждай, куда идёшь. Я же больная, могло что случиться.
Вечером Лена услышала, как свекровь шепчется по телефону в соседней комнате. Дверь была приоткрыта, голос хорошо слышался.
— Она вообще ничего не хочет делать, целыми днями бродит. Я тут одна с болезнью, а ей хоть бы что. Андрей, поговори с ней, а то совсем распустилась.
Лена стояла в коридоре и слушала. Валентина Петровна говорила жалобным тоном, изображала страдалицу.
— Да нет, готовит кое-как, руки у неё не из того места. А я молчу, не хочу расстраивать. Но ты же понимаешь, мне в моём состоянии нервничать нельзя.
Утром Андрей позвонил. Голос жёсткий, раздражённый.
— Мама жалуется. Ты что творишь?
— Ничего не творю. Делаю всё, что она просит.
— Она говорит, ты целыми днями где-то шляешься. Еду портишь. Я на выходных приеду, хоть порядок наведу.
— Приезжай и наводи сам, — спокойно сказала Лена.
— Что? — В трубке повисла пауза.
— Приезжай и наводи порядок сам. Своими руками.
Она отключилась первой, не дожидаясь его ответа. Руки не дрожали. Внутри было странное спокойствие.
Ночью не спала. Лежала на чужой кровати и думала. В голове крутилась фраза Андрея из первого дня: «Ты же сама согласилась». Как будто это был её выбор, а не принуждение. Как будто она сама захотела потратить отпуск на чужую работу.
Встала рано, до рассвета. Заварила себе чай, села у окна. На улице было тихо, только птицы начинали петь.
Рано утром через стекло она увидела, как Валентина Петровна выходит из дома. Никаких костылей, никаких затруднений в движении. Свекровь живо беседовала с почтальоном, смеялась, размахивала руками. Потом наклонилась к клумбе, начала полоть сорняки.
Лена смотрела и понимала — никакой беспомощности нет. Валентина Петровна двигалась легко, без труда наклонялась, смеялась. Может, инсульт и был, но восстановилась она явно быстрее, чем говорила. А может, и вовсе всё преувеличивала. Просто ей понадобилась домработница на лето, и Андрей аккуратно подсунул жену.
Её просто использовали.
# Своя дорога — Часть 3
День прошёл как обычно — готовка, уборка, стирка. Но внутри всё изменилось. Лена делала всё машинально, а мысли были заняты одним: как уехать. Не когда, а как. Решение созрело окончательно.
Вечером собирала вещи тихо, пока Валентина Петровна смотрела сериал. Складывала в сумку только самое необходимое. Достала из кошелька деньги, пересчитала. Те самые, что копила полтора года на поездку. Они никуда не делись — просто ждали своего часа.
Написала записку на листке из блокнота: «На продукты и лекарства. Если что — звоните сыну, я уехала в отпуск.» Оставила рядом три тысячи рублей — всё, что было в наличных.
Валентина Петровна сопела в соседней комнате. Лена надела кроссовки, взяла сумку. Вышла через заднюю дверь, чтобы калитка не скрипнула. До автобусной остановки сорок минут пешком по тёмной дороге. Впервые за эти недели её никто ни о чём не просил.
Автобус до города шёл два часа. Лена сидела у окна, смотрела на ночные огни деревень. В кармане телефон молчал — они ещё не проснулись, не обнаружили пропажу. К утру она будет уже далеко.
На вокзале купила билет до Петрозаводска. Поезд отходил через полчаса. В кармане лежала распечатка с адресом турбазы, которую она забронировала месяц назад. Места ещё были свободны.
Поезд шёл всю ночь. В купе душно, но Лена не спала — смотрела в окно на пролетающие станции. На одной из остановок подошла проводница.
— Далеко едете?
— В Карелию.
— Серьёзно! — Женщина улыбнулась. — Значит, знаете, зачем туда.
Лена кивнула. Впервые за долгое время это была правда.
Приехала утром. Воздух был прохладным и чистым, пах хвоей и озёрной водой. Турбаза располагалась на берегу, среди сосен. Администратор выдала ключ от домика, пожелала хорошего отдыха.
В номере Лена села на кровать и заплакала. Громко, освобождающе, как не плакала много лет. Слёзы были не от обиды, а от облегчения. Она свободна. Не от них — от страха быть неудобной.
Потом включила душ, смыла всю усталость последних недель. Достала телефон, написала Марине: «Всё-таки поехала.» Без объяснений и подробностей.
На следующий день встала рано и пошла к озеру. Берег был пустым, только ветер шумел в камышах. Сняла кроссовки, зашла в воду по щиколотку. Стояла и смотрела на горизонт, где небо сливалось с водой.
Рюкзак лежал на траве рядом. В нём карты маршрутов, которые она планировала месяцами. Завтра пойдёт к водопаду Кивач, послезавтра — на Соловки. У неё есть время. У неё есть выбор. У неё есть своя жизнь.
Телефон зазвонил, когда она сидела на веранде турбазы с чашкой чая. Вечерело, над озером поднимался туман. На экране имя Андрея.
— Ты с ума сошла? — голос злой, срывающийся. — Мама в слезах, я еду к ней с работы!
Лена спокойно допила чай, поставила чашку на стол.
— Твоя мама, твоя проблема.
— Лен, мы же семья!
— Семья — это когда учитывают желания друг друга, а не принуждают.
Пауза в трубке. Потом он заговорил тише:
— Ну и что теперь?
— Теперь никто не смеет распоряжаться моей жизнью. И ты тоже должен это понять.
— А мама?
— Мама твоя прекрасно справляется. Я видела, как она полет грядки и смеётся с почтальоном. Никакой беспомощности.
— Но врач сказал…
— Врач говорил об уходе, не о рабстве. Приезжай сам, ухаживай сам. Или нанимайте сиделку. У меня отпуск.
Лена отключилась и выключила телефон. В озере отражались первые звёзды. Где-то в лесу ухала сова, плескалась рыба. Она сидела на веранде в Карелии и была дома. Не в доме, а дома — там, где её никто ни о чём не просит.
Утром пошла по лесной тропе с рюкзаком за плечами. Тропа вела к водопаду, которого она ждала полтора года. Солнце пробивалось сквозь сосновые лапы, под ногами хрустела хвоя. Впереди была неделя, которая принадлежала только ей.
Лена шла туда, куда хотела сама.
Я подаю на развод — не выдержала Наталья. Муж рассмеялся и махнул рукой: подавай, потом сама приползёшь с двумя-то детьми