Ты семью, сынок, завёл — будь добр жену свою сам содержи. Хватит бегать к родителям за каждой копейкой, как первоклассник

— Больше года, Глеб! Мы уже больше года как поженились и всё живём у твоих родителей!

Кира стояла посреди кухни в мятой пижаме, сжимая кружку остывшего кофе. Глеб даже не поднял глаз от телефона, продолжая листать ленту.

— До свадьбы ты мне другое обещал! — голос у неё дрожал от накопившегося раздражения.

Глеб пожал плечами, не отрываясь от экрана.

— Тут же хорошо. Мама готовит, зачем тратить деньги?

Кружка звякнула, когда Кира резко поставила её на столешницу. Лицо покраснело.

— Зачем тратить деньги? Глеб, мне двадцать четыре года! Я хочу жить своей жизнью, а не быть дочкой в чужой семье!

— Ну ладно, ладно, — он махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху. — Я что-нибудь придумаю. Снимем квартиру.

Через неделю они стояли посреди однокомнатной квартиры на Южном районе. Стены пожелтели от времени, но окна были большие, и солнце заливало комнату.

— Главное — наше, — сказала Кира, ставя на подоконник единственный цветок в пластиковом горшке. — Остальное поправим.

Глеб кивнул, рассеянно раскладывая вещи по углам. Коробки громоздились у стен, создавая ощущение временности.

Месяц спустя он уже набирал мамин номер.

— Можешь помочь с деньгами? За квартиру платить надо.

В трубке послышался вздох.

— Сколько нужно?

— Пятнадцать тысяч. До зарплаты протяну.

— Хорошо. Переведу.

Валентина Ивановна положила телефон и достала блокнот. Аккуратным почерком записала: «Глебу — 15 тыс., 12.09.2024». Потом ещё раз переводила — на продукты, на коммуналку. Глеб просил понемногу, по три-пять тысяч, но сумма набегала внушительная. Каждую сумму фиксировала — не для того чтобы потом требовать у сына, а просто для себя по привычке, чтобы контролировать семейный бюджет.

Михаил Степанович заглянул в блокнот, когда жена заваривала чай.

— У него семья. Пора самому справляться.

— Он же ещё молодой, — тихо оправдывалась Валентина Ивановна, не поднимая глаз.

Но звонки сына становились всё регулярнее.

Через два месяца Глеб приехал к родителям. Валентина Ивановна открыла дверь и сразу поняла по его лицу — снова проблемы.

— У нас беда, мам, — он прошёл в прихожую, не разуваясь. — У Киры зуб разболелся, нужно срочно лечить. Врач говорит — пятнадцать тысяч минимум.

Валентина Ивановна нахмурилась.

— Это много, Глеб. У нас сейчас нет свободных денег.

— Мама, ну серьёзно? — он сделал шаг к ней. — Ей больно, терпеть не может. Это же здоровье! Мы же семья или как?

Из комнаты вышел Михаил Степанович. Медленно опустился в своё кресло, положил руки на подлокотники.

— А может, кредит возьмёшь? — спросил он ровно. — Ты же взрослый, работаешь.

Глеб покраснел.

— Какой кредит? У меня кредитная история плохая.

— Тогда решай сам сынок, — отец нехотя повысил голос, слова прозвучали жёстко как никогда. — Мы не банк. Ты семью завёл, вот будь добр жену свою сам содержи. Пора становиться мужчиной, а не бегать к родителям за каждой копейкой как первоклассник.

Глеба задели слова отца, он обиделся как ребенок и вышел не попрощавшись, хлопнув дверью, как будто ему сказали неправду.

Дома разгорелся скандал. Кира стояла у окна, уперев руки в бока.

— Я не просила твоих родителей оплачивать мои зубы! — кричала она. — Ты же обещал, что всё будет, что я ни в чём не буду нуждаться! А что сейчас? Ты даже к врачу меня сводить не можешь!

Глеб сидел на диване, сжав голову руками. Молчал, глядя в пол. Слова жены били по ушам, но он не знал, что ответить. Действительно — что он мог ответить?

Кира замолчала, тяжело дыша. Потом развернулась и ушла в спальню. Дверь захлопнулась.

Ночью Глеб не мог заснуть. Сидел на кухне, уставившись в телефон. Негодование вперемешку со злостью кипели внутри, казалось что кругом одни предатели. Набирал СМС матери: «Неужели вам не жалко собственного сына?» — стирал. Писал снова: «Я думал, семья помогает в трудную минуту» — тоже стирал, не осмелясь отправить.

Злость клокотала в груди. Родители отказали, когда он больше всего нуждался в поддержке. Разве не для этого нужна семья? Разве не должны родители помогать детям?

Утром он встал разбитый. Кира молча собирала сумку у кровати.

— Поеду к маме на несколько дней, — сказала она, не поворачиваясь. — Подумать, нужны ли мне такие отношения.

— Кир…

— Не надо.

Дверь хлопнула во второй раз за сутки.

Глеб остался один. Трогал Кирины вещи — расчёску на тумбочке, крем для рук. Вечером набрал сестру.

— Оля? Можно к тебе приехать? Поговорить хочется.

Через час он сидел у неё на кухне, ел холодный борщ и жаловался.

— Не понимаю их. Я же стараюсь, работаю. Не много зарабатываю, но всё же. А они отказывают, Кира орёт.

Оля вытерла руки полотенцем, села напротив.

— Глеб, ты достал всех.

Он поднял голову от тарелки.

— Что?

— Родители не обязаны тебя содержать. Ты женат полтора года, а ведёшь себя как подросток.

— Я не прошу содержать! Просто помочь…

— Каждый месяц помочь, — перебила Оля. — Аренда, продукты, коммуналка. Теперь лечение. А завтра что? Машину купить попросишь?

Глеб отодвинул тарелку.

— Ты тоже против меня.

— Я за тебя. Поэтому говорю правду.

На работе назревали проблемы. Уже третий раз сорвались сроки по проекту. Начальник вызвал к себе.

— Глеб, клиенты недовольны, — он постучал пальцем по папке. — Объясни, в чём дело.

— Техника глючит, времени не хватает! — вскипел Глеб. — А что я мог сделать?

Начальник устало покачал головой.

— Пиши заявление по собственному. Или по статье — выбирай сам.

Глеб вышел под дождь. Сел на лавку у автобусной остановки, набрал Кирин номер. Недоступна. Сидел полчаса, промок до нитки. Люди проходили мимо с зонтами, а он всё набирал её номер снова и снова.

Через неделю Михаил Степанович встретил в магазине Сергея, Глебова коллегу.

— Как дела у нашего Глеба? — спросил, расплачиваясь за хлеб.

— Так он же уволился уже неделю как, — удивился Сергей. — Разве не знаете?

Михаил Степанович долго стоял у подъезда с пакетом в руках. Потом поднялся домой, рассказал жене.

Глеб позвонил вечером.

— Мам, можно встретиться? Поговорить надо. Не хочу к вам заезжать, отец опять начнёт жизни учить.

На следующий день встретились в сквере у фонтана. Валентина Ивановна сидела на скамейке, когда он подошёл.

— Привет, мам, — сказал он, садясь рядом.

— Здравствуй, сынок.

Они помолчали, глядя на фонтан. Валентина Ивановна достала из сумочки платок, сложила его на коленях.

— Как дела? — спросила она тихо.

— Бывало и лучше. Жизнь рушится потихоньку, — он потер лоб. — Вы меня бросили, когда было трудно. Я ваш сын, а вы отвернулись.

— Глеб, как ты смеешь так говорить! — возмутилась мать. — Мы тебя любим и столько тебе помогали! — Но мы не можем всю жизнь решать твои проблемы. Ты не встаёшь на ноги не потому, что мы не помогаем, а потому что не хочешь взрослеть.

Он встал, молча пошёл прочь. Через дорогу оглянулся — мать всё сидела на скамейке, маленькая и одинокая.

Дома его ждал окончательный разговор. Кира стояла у окна с его рубашкой в руках — складывала в коробку.

— Я устала, Глеб, — сказала она, не поднимая глаз. — Это не жизнь, а выживание. Ты постоянно ждёшь помощи, не можешь даже врача оплатить. Подаём на развод.

— Ты что, из-за денег? — в панике спросил он.

— Я не подписывалась жить впроголодь и копейки пересчитывать.

— Кир, подожди! Я найду работу, всё наладится!

— Когда? — она повернулась к нему. — Через месяц? Полгода? Год? Я устала ждать, Глеб. Устала быть взрослой за двоих.

— Но мы же любим друг друга…

— Любовь не оплачивает счета. И не лечит зубы.

Он выбежал на улицу, бродил по городу до поздней ночи. Не знал, куда идти и как разрешить ситуацию. Сидел на лавках, заходил в круглосуточные магазины, просто чтобы не быть одному в пустой квартире.

Утром он все-таки вернулся домой. Квартира встретила его тишиной и пустотой. Кирина косметичка исчезла с полки в ванной, её халат больше не висел на крючке.

Глеб набрал Олю.

— Можно к тебе приехать? Пусти переночевать. У меня проблемы, Кира ушла. Да у меня еще аренда через два дня заканчивается, нужно где первое время пожить.

Сестра долго молчала в трубке.

— С условием, — сказала она наконец. — Утром идёшь искать работу. Взрослеть уже пора и работать идти, как положено мужику.

— Оль…

— Без разговоров. Да или нет.

— Ладно.

Утром Оля разбудила его в семь.

— Одевайся. Пойдем в автосервис, тетя Зина соседка сказала, что там ее племянник работает, поможет тебе пристроиться.

— Может, потом? Я не готов…

— Нет. Сейчас. У тебя нет потом.

Она довела его до ворот сервиса, остановилась.

— Дальше сам.

Глеб зашёл внутрь. Пахло машинным маслом и металлом. Мастер в комбинезоне поднял голову от капота.

— Нужен помощник, — сказал Глеб неуверенно.

— Платим мало, работы много. Руки не боишься запачкать?

— Не боюсь.

— Завтра к восьми. Не опоздаешь — возьму.

Первую неделю болели руки от непривычной работы. Вторую — спина. Глеб таскал запчасти, мыл детали, подавал инструменты. Зарплата была небольшая, но стабильная — хватало на необходимое.

Через две недели с первого аванса снял комнату. Маленькую, с общей кухней, но свою. Холодильник стоял пустой, но на банковском счету впервые не было нуля. Он откладывал понемногу, не просил денег у родителей.

Каждый вечер падал в кровать без сил, но засыпал спокойно. Не было тревожных мыслей о том, где взять деньги на завтра. Он их зарабатывал сам.

Через три месяца отправил матери СМС: «Спасибо за всё. Теперь справляюсь сам».

Валентина Ивановна показала сообщение мужу. Михаил Степанович кивнул, отложил газету.

— Позвони ему, — сказал он. — Пригласи на воскресенье.

— Ты думаешь?

— Думаю.

Она набрала номер.

— Глеб? Приезжайте в воскресенье. Ты и Оля с детьми. Если захочешь.

Воскресенье выдалось тёплым. Глеб долго стоял у калитки, собираясь с духом. Потом вошёл в прихожую, медленно снимал куртку.

— Проходи, — сказала мать.

На кухне пахло пирогами. Оля помогала накрывать на стол, дети бегали по двору. Михаил Степанович разливал чай по стаканам, не поднимая глаз.

— Как работа? — спросил он.

— Нормально. Привык уже.

Отец кивнул.

— Это хорошо.

За столом говорили о погоде, о детях, об урожае яблок в саду. Глеб слушал детский смех за окном и понимал — что-то изменилось. Он больше не ждал от родителей денег или решения проблем. И они это чувствовали.

Вечером все вышли на крыльцо. Солнце садилось за деревьями, воздух пах пирогами и заваркой. Валентина Ивановна тихо сказала:

— Всё будет хорошо. Мы рады, что ты понял и взялся за ум.

Михаил Степанович хлопнул сына по плечу. Не сказал ни слова, но Глеб понял — его приняли обратно. Не как иждивенца, а как взрослого сына.

Когда Оля собирала детей, Глеб подошёл к ней.

— Спасибо, что меня тогда буквально силком направила на верный путь, хоть я и обижался как ребёнок.

Оля кивнула, улыбнулась.

— Я рада, что ты повзрослел и наконец стал самостоятельным.

Дети смеялись, бегая между взрослыми. Глеб смотрел на семью и понимал — он тоже может так жить, если продолжит идти правильной дорогой. Без Киры, которая не дождалась его взросления. Но с пониманием того, что значит быть мужчиной.

Больше года он прожил в чужой семье, думая, что это взрослая жизнь. Теперь он знал — взрослая жизнь начинается не с брака, а с ответственности за себя.

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Ты семью, сынок, завёл — будь добр жену свою сам содержи. Хватит бегать к родителям за каждой копейкой, как первоклассник