— Маш, быстро одевайся, пойдём к бабе Зине.
Они поднялись на пятый этаж. Дверь была приоткрыта. Тамара Ивановна стояла в прихожей, вытирала глаза платком.
— Вера… она… ушла. Ночью, видимо. Я зашла утром проверить, а она…
Вера зашла в комнату. Зинаида Фёдоровна лежала на кровати, укрытая одеялом. Руки сложены на груди. Лицо спокойное, будто спит.
Читайте начало этой истории здесь>>>
Машенька заплакала, уткнувшись маме в бок. Вера обняла её, сама чувствуя, как слёзы текут по щекам.
— Баба Зина… — всхлипывала девочка.
Вера вызвала скорую, полицию. Приехали, оформили всё, что нужно. Врач констатировал — сердечная недостаточность, естественная причина. Полицейский составил протокол, спросил про родственников.
— Дети есть. Сын в Мурманске, дочь в Краснодаре.
— Телефоны дадите?
Вера нашла в записной книжке Зинаиды Фёдоровны номера, продиктовала.
Когда все уехали, увезя тело, Вера села на край кровати и закрыла лицо руками. В квартире стояла тишина. На столе — недовязанный шарф в корзинке с нитками. На холодильнике — Машины рисунки. В вазочке — конфеты «Мишка на Севере».
Она достала телефон, набрала Олега.
Долгие гудки. Потом мужской голос, сонный:
— Алло?
— Олег Петрович? Это Вера, соседка вашей мамы.
— А… — он зевнул. — Что-то случилось?
Вера сжала телефон.
— Ваша мама… Зинаида Фёдоровна… она ушла. Этой ночью.
Пауза. Потом:
— Понятно. Спасибо, что сообщили. Я вылечу завтра утром. Буду послезавтра вечером.
— Я могу помочь с организацией…
— Да, было бы хорошо. Не могу я сейчас всё бросить и примчаться. Работа, понимаете.
Он повесил трубку.
Вера позвонила Татьяне. Та ответила не сразу, голос встревоженный:
— Алло? Кто это?
— Татьяна Петровна, это Вера, соседка вашей мамы. У меня плохие новости…
Татьяна выслушала, всхлипнула.
— Боже… Я выеду завтра на машине. Буду через день. Вера, вы можете… ну, что-то организовать? Пока мы едем?
— Да, конечно.
Вера положила трубку и посмотрела на Машу, сидевшую на диване с заплаканным лицом.
— Мам, а баба Зина больше не вернётся?
— Нет, солнышко. Не вернётся.
Машенька снова заплакала. Вера обняла её, прижала к себе. Сама сидела с сухими глазами, но внутри всё болело — тупая, тяжёлая боль, какую не выплакать.
Она огляделась по комнате. Вот кресло, где Зинаида Фёдоровна всегда сидела с вязанием. Вот часы на стене — остановились, видимо, батарейка села. Вот фотография на комоде — молодая женщина с двумя детьми, Олег и Татьяна ещё маленькие, счастливые. Вера взяла рамку в руки, провела пальцем по стеклу. Какими они были тогда… А теперь даже приехать вовремя не могут.
Она вспомнила, как Зинаида Фёдоровна угощала Машу конфетами, как рассказывала про своё детство, про старую Коломну, какой она была раньше. Как смеялась, когда Маша показывала ей мультики на телефоне. Как гладила её по голове и шептала: «Внученька моя…»
Вера встала, подошла к шкафу. Нашла там конверт с надписью «На похороны» — знакомый почерк, ровный, старательный. Внутри лежали деньги — она пересчитала. Восемьдесят тысяч рублей. Зинаида Фёдоровна заранее всё приготовила. Знала. И ничего не сказала.
Вера сжала конверт в руках и тихо заплакала.
Следующие два дня прошли как в тумане. Вера оформляла документы, заказывала всё необходимое, договаривалась с кафе «Уют» про поминальный обед. Деньги из конверта уходили быстро, но хватило на всё — Зинаида Фёдоровна точно рассчитала.
Машу отправила к сестре Ксении — не хотела, чтобы девочка всё это видела. Ксения приехала, забрала племянницу, но не удержалась:
— Вер, ты чего вообще всем этим занимаешься? У неё же дети есть. Пусть сами разбираются.
— Они приедут только послезавтра.
— Ну и пусть ждут. Ты им кто? Чужой человек.
Вера промолчала. Объяснять не хотелось.
Олег прилетел вечером девятого декабря — высокий мужчина лет сорока пяти в дорогой куртке, лицо усталое, небритое. Татьяна приехала утром десятого — полная женщина с крашеными волосами, глаза красные от слёз и бессонной дороги.
Прощание было назначено на одиннадцать утра. Вера встретила их у подъезда, проводила в квартиру матери. Олег молча прошёл в комнату, сел на край дивана, уткнулся лицом в ладони. Татьяна бросилась к фотографии на комоде, взяла в руки, заплакала.
— Мамочка… мамуля…
Вера стояла в дверях, не зная, что сказать. Потом тихо произнесла:
— Всё оформлено. Прощание в одиннадцать, на кладбище в час. Поминальный обед в кафе «Уют», я заказала на двадцать человек.
Олег поднял голову.
— Спасибо. Сколько всё стоило?
— Восемьдесят тысяч. Ваша мама оставила конверт с деньгами. Я всё оплатила.
Татьяна вытерла слёзы.
— Она что, заранее готовилась?
— Наверное.
Олег кивнул.
— Хорошо. Спасибо вам, Вера. Правда.
Прощание прошло тихо. Пришли соседи, несколько бывших коллег Зинаиды Фёдоровны, Тамара Ивановна. Маша стояла рядом с Верой, крепко держась за её руку. Глаза у девочки были большие, испуганные. Олег и Татьяна стояли в стороне, принимали соболезнования.
На кладбище было холодно. Ветер трепал ветки голых деревьев, снег скрипел под ногами. Когда всё закончилось, Вера подошла к Олегу:
— Место рядом с вашим отцом. Как она хотела.
Он кивнул, не глядя на неё.
В кафе «Уют» собрались человек пятнадцать. Поминальный обед был скромным. Олег с Татьяной сидели во главе стола, принимали слова поддержки. Вера сидела с краю, рядом с Машей, молча.
После обеда Олег подошёл к ней:
— Вера, нам надо разобрать вещи в квартире. Вы поможете?
— Конечно.
Они вернулись втроём — Олег, Татьяна и Вера. Маша осталась с Ксенией.
В квартире пахло старостью и тишиной. Олег прошёл в комнату, открыл шкаф, начал перебирать вещи. Татьяна достала из кухонного шкафа коробку с документами.
— Тут что-то есть, — она вытащила большой конверт с надписью «Важное».
Олег взял конверт, распечатал. Достал несколько листов, пробежал глазами. Лицо изменилось — побледнело, скулы напряглись.
— Что там? — спросила Татьяна.
Он молча протянул ей бумаги. Татьяна взяла, прочитала. Глаза расширились.
— Это что?! Завещание?!
Вера замерла у двери.
Олег повернулся к ней, в глазах что-то тёмное, злое.
— Ты знала?
— О чём?
— О том, что мать завещала квартиру тебе! — он шагнул к ней, сжимая бумаги в руке.
Вера почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что? Какое завещание?
— Не прикидывайся! — Татьяна подошла ближе, ткнула пальцем в листы. — Вот, читай! «Завещаю квартиру по адресу Октябрьская, 14, кв. 23 Вере Николаевне Соловьёвой»! Ты всё знала!
— Я не знала, — Вера отступила к стене. — Клянусь, я не знала.
— Обманула старуху! — Олег швырнул бумаги на стол. — Подлизалась, вытянула квартиру!
— Я ей просто помогала…
— Помогала! — Татьяна засмеялась истерично. — Два года помогала, чтобы квартиру получить! Всё рассчитала!
— Нет! Я не…
— Мы здесь наследники! — Олег ударил кулаком по столу. — А ты здесь никто! Выходи из квартиры!
— Я не живу в этой квартире, — тихо сказала Вера. — Я живу в своей съёмной.
— Да плевать! — Татьяна схватила её за рукав. — Мы оспорим это завещание! Она была недееспособна!
— Ваша мать была в здравом уме.
— Откуда ты знаешь?! — Олег шагнул ближе, нависая над ней. — Ты её обрабатывала, давила на жалость!
Вера сжала кулаки.
— Ваша мать два года ждала ваших звонков. Олег, вы звонили ей три раза за год. Татьяна, вы — раз в два месяца. Она умирала от одиночества, а вы были заняты. Я не просила её ни о чём. Она сама решила.
— Врёшь! — Татьяна схватила со стола фотографию с холодильника — Машин рисунок, где нарисована семья: мама, Маша и баба Зина. — Вот! Вот доказательство! Ты ей ребёнка подсовывала, играла на чувствах!
— Маша любила её.
— А мы не любили, по-твоему?! — закричала Татьяна. — Мы её дети!
Вера посмотрела ей в глаза.
— Дети, которые четыре года не приезжали.
Повисла тишина. Олег и Татьяна стояли, тяжело дыша. Вера взяла сумку.
— Если хотите оспорить завещание — оспаривайте. Я не буду этому мешать. Но знайте: ваша мать была в здравом уме. Нотариус это подтвердит.
Она вышла из квартиры, не оборачиваясь.
Через три дня Олег подал иск в суд. Требование — признать завещание недействительным на основании недееспособности завещателя. Вера получила повестку в начале января.
Через неделю ей позвонили. Незнакомый номер.
— Алло?
— Вера Николаевна? Добрый день. Меня зовут Игорь Валерьевич Крылов, я представляю интересы Олега и Татьяны Соколовых. — Голос был вежливый, интеллигентный. — У вас есть минутка поговорить?
Вера насторожилась.
— Слушаю.
— Вера Николаевна, я понимаю, что ситуация непростая для всех сторон. Вы, безусловно, много помогали Зинаиде Фёдоровне, и это достойно уважения. Но вы должны понимать — Олег Петрович и Татьяна Петровна являются законными наследниками. Это их мать, их кровь.
— У меня есть завещание.
— Да, я в курсе. Но, видите ли, мои клиенты готовы доказать, что Зинаида Фёдоровна на момент подписания завещания не отдавала отчёт своим действиям. У нас есть основания полагать, что она была недееспособна.
— Это неправда.
— Вера Николаевна, — голос адвоката стал мягче, почти участливым, — давайте говорить откровенно. Судебные разбирательства — это долго, дорого и нервно. Даже если вы выиграете, на это уйдут месяцы. А если проиграете… поверьте, последствия будут крайне неприятными. Вам придётся вернуть квартиру, возможно, возместить судебные издержки.
Вера молчала, сжимая телефон.
— Я предлагаю разумный компромисс, — продолжил адвокат. — Мои клиенты готовы выплатить вам компенсацию за помощь их матери. Скажем, пятьсот тысяч рублей. Вы отказываетесь от прав на квартиру, подписываем мировое соглашение, и все остаются при своих интересах. Согласитесь, это честное предложение.
— Нет.
— Простите?
— Я сказала — нет. Зинаида Фёдоровна хотела, чтобы квартира досталась мне. Я не буду продавать её волю за деньги.
Адвокат помолчал. Когда заговорил снова, голос стал жёстче.
— Вера Николаевна, я настоятельно рекомендую вам подумать. Мои клиенты не оставят это просто так. У нас есть ресурсы, связи, возможности. Мы докажем недееспособность, и тогда вы останетесь ни с чем. Более того, суд может признать, что вы оказывали давление на пожилого человека, и это уже совсем другая статья. Понимаете, о чём я?
— Понимаю. И всё равно нет.
— Вы совершаете ошибку.
— Это моё право.
Адвокат вздохнул.
— Что ж. Тогда увидимся в суде.
Он повесил трубку. Вера опустила телефон, почувствовав, как руки дрожат. Пятьсот тысяч. Это были большие деньги. На такие можно было снять квартиру на несколько лет вперёд, купить Маше всё необходимое, отложить на будущее.
Но это было бы предательством. Предательством памяти Зинаиды Фёдоровны, которая доверилась ей. Которая хотела, чтобы квартира досталась именно Вере и Маше, а не детям, забывшим о ней.
Нет. Никаких денег. Только суд.
Суд назначили на конец месяца. Вера пришла с папкой документов. Олег сидел с адвокатом — молодым мужчиной в строгом костюме. Татьяна рядом, лицо мрачное.
Судья — женщина лет пятидесяти, Ирина Павловна Морозова — просмотрела материалы дела.
— Слушается гражданское дело по иску Соколова Олега Петровича и Соколовой Татьяны Петровны о признании завещания недействительным. Истцы, изложите ваши требования.
Адвокат встал, начал излагать — преклонный возраст, болезни, психологическое давление. Вера слушала, сжимая папку с документами. Когда адвокат закончил, судья обратилась к ней:
— Ответчица, ваши возражения?
Вера встала, передала папку секретарю.
— У меня есть справка от нотариуса, которая заверяла завещание. Зинаида Фёдоровна была в здравом уме. Также справка от участкового врача — за неделю до ухода она проходила осмотр, никаких отклонений не было. И показания соседей.
Судья просмотрела документы, вызвала свидетеля — нотариуса Краснову. Та дала показания: Зинаида Фёдоровна пришла сама, была в ясном сознании, завещание составлено по её воле.
Потом судья обратилась к Олегу:
— Где вы находились последние два года? Почему не навещали мать?
Олег растерялся.
— Я работал. В Мурманске. Это далеко…
— Понятно.
Судья удалилась на совещание. Через двадцать минут вернулась и огласила решение:
— Суд считает, что истцы не представили достаточных доказательств недееспособности завещателя. Психологическое давление не доказано. В удовлетворении исковых требований отказать. Завещание признать действительным.
Олег и Татьяна вышли из зала, не попрощавшись. Вера осталась сидеть, глядя в пустоту.
Она выиграла. Но почему-то не чувствовала радости. Только пустоту и усталость.
Вечером того же дня Вера пришла в квартиру Зинаиды Фёдоровны. Зашла, включила свет. Всё было так же, как в последний раз — тот же запах, та же тишина.
Она прошла в комнату, села в кресло, где всегда сидела баба Зина. Посмотрела на недовязанный шарф в корзинке с нитками. Взяла его в руки, провела пальцами по неровным петлям. Зинаида Фёдоровна так старалась — руки уже не слушались, но она вязала. Для Маши. Для внучки, которая ей не родная по крови, но стала роднее родных.
На холодильнике висели рисунки — Маша старательно выводила цветными карандашами: мама, она сама и баба Зина с улыбками до ушей. Семья. Вера сняла один рисунок, посмотрела на него долгим взглядом. Вот что осталось — память. Бумага, карандаш и пустая квартира.
Она встала, подошла к окну. Внизу горели фонари, освещая заснеженный двор. Где-то там, в двенадцатом доме, её съёмная однушка. Маленькая, тесная, чужая. А здесь — две комнаты, её теперь, по закону. Но пока не её по ощущениям.
Вера достала телефон, позвонила Ксении.
— Алло?
— Ксюш, это я. Суд выиграла.
— Ну слава богу! Я ж говорила, всё будет нормально. Когда переезжаешь?
— Не знаю ещё.
— Как — не знаешь? Вер, ты чего? Своя квартира! Двушка! Перестань съёмную платить, переезжай уже.
— Да… наверное.
Ксения помолчала.
— Ты странная какая-то. Не радуешься совсем.
— Устала просто. Потом поговорим.
Вера положила трубку, снова села в кресло. Закрыла глаза. Вспомнила, как Зинаида Фёдоровна сидела здесь же, гладила Машу по голове, рассказывала сказки. Как смеялась, когда Маша показывала ей, как включать видео на телефоне. Как однажды испекла пирог с яблоками и они ели его втроём, запивая чаем из тех самых чашек с потрескавшимся рисунком.
— Зинаида Фёдоровна, — тихо сказала Вера в пустоту, — спасибо вам. За всё.
Ответа не было. Только тиканье часов на стене — те самые, что остановились в день её ухода. Вера подняла глаза — стрелки шли. Видимо, дело было не в батарейке. Будто квартира снова ожила.
На следующий день приехала Ксения с Машей. Девочка вбежала в квартиру, остановилась посреди комнаты.
— Мам, а мы теперь здесь жить будем?
— Да, солнышко.
Маша кивнула, вытерла глаза. Подошла к корзинке с нитками, достала недовязанный шарф.
— Мам, а ты можешь доделать?
Вера взяла шарф, посмотрела на неровные петли.
— Попробую.
Ксения стояла у двери, наблюдала за ними.
— Вер, а что ты с квартирой делать будешь? Продавать?
— Нет, — Вера покачала головой. — Жить будем. Это наш дом теперь.
— А съёмную?
— Съеду. На следующей неделе.
Ксения кивнула.
— Правильно. Хватит деньги на ветер пускать.
Она помолчала, потом добавила тише:
— Вер, а ты не жалеешь? Что столько времени на неё потратила?
Вера посмотрела на сестру.
— Нет. Ни минуты.
— Даже после того, как её дети тебя обвиняли?
— Даже после этого. Я делала правильно. И она это знала.
Ксения обняла её за плечи.
— Ты молодец. Правда.
Через две недели Вера с Машей переехали. Вещей было немного — два чемодана одежды, коробка с книгами, Машины игрушки. Всё остальное осталось здесь, в квартире Зинаиды Фёдоровны. Часы на стене. Плед с рыжими кистями на диване. Хрустальная вазочка с конфетами — Вера купила новую упаковку «Мишка на Севере», насыпала доверху. На холодильнике — Машины рисунки. На комоде — фотография молодой Зинаиды Фёдоровны с детьми.
Вера не стала ничего выбрасывать. Это был её дом теперь, но и дом памяти тоже. Она поставила на подоконник новый горшок с геранью — такой же, какие любила баба Зина.
Вечером, когда Маша уснула, Вера сидела на диване под пледом и доделывала шарф. Руки уставали, петли получались неровными, но она продолжала. Это было важно — закончить то, что начала Зинаида Фёдоровна.
В дверь позвонили. Вера открыла — на пороге стояла Ксения с пакетом.
— Принесла тебе продуктов. На новоселье, так сказать.
— Спасибо, заходи.
Ксения прошла на кухню, поставила пакет на стол. Огляделась.
— Уютно тут. Домашнее какое-то.
— Да, — Вера поставила чайник. — Зинаида Фёдоровна любила порядок и уют.
Ксения села за стол.
— Вер, а ты не боишься, что её дети ещё раз попытаются квартиру отсудить?
— Нет. Суд вынес решение. Всё законно.
— А если они снова придут?
— Не придут. Им нечего здесь делать.
Ксения кивнула, налила себе чай.
— Ты знаешь, я тебя раньше не понимала. Думала — зачем тебе чужая старушка, одни хлопоты. А теперь вижу — ты правильно делала. Совесть чиста.
Вера улыбнулась.
— Да. Совесть чиста.
Они пили чай, разговаривали о будущем, о Машиной школе, о работе. За окном падал снег, укрывая город белым одеялом. В квартире было тепло и тихо. И впервые за долгие недели Вера почувствовала — это действительно её дом. Не чужой, не съёмный. Её.
И Зинаида Фёдоровна была бы рада.
Быстро открой нам, выскочка! Я квартиру на продажу выставила! Не откроешь, дверь выломаем или замок сорвём! — завопила свекровь