— Марин, открой, руки в пене!
Марина оторвалась от ноутбука, где только что оплачивала очередной платёж по ипотеке. Цифры ещё стояли перед глазами — двадцать три тысячи ушло, осталось совсем немного до следующей зарплаты. Она прикрыла крышку и пошла в прихожую.
На пороге стояла мать с большой сумкой через плечо, в тёмно-синем пальто и вязаной шапке. Улыбалась.
— Маришка, привет! Я к вам по важному делу заскочила.
— Здравствуй, мам. Проходи.
Нина Петровна вошла, стала стягивать пальто. Марина помогла, повесила на вешалку.
— Егор дома? — спросила мать, развязывая шарф.
— В ванной. Сейчас выйдет.
— Егорушка! — громко позвала Нина Петровна в сторону ванной. — Это я, не пугайся!
— Здравствуйте, Нина Петровна! — донеслось из-за двери.
Мать окинула взглядом прихожую, задержалась на потёртом коврике у двери.
— Ой, а коврик всё тот же? Я думала, вы новый купите, этот совсем затёрся.
Марина промолчала, прошла на кухню. Мать последовала за ней, но остановилась в дверях детской.
— Лёвушка! Дашенька! Бабушка пришла!
Из комнаты выскочили дети — Лёва в футболке с роботом, Даша в домашнем платьице.
— Бабуль! — Даша первой кинулась обниматься.
Нина Петровна присела, обняла внучку, потом Лёву.
— Как мои хорошие? Уроки сделали?
— Сделали, — важно ответил Лёва.
— Молодцы. — Мать порылась в сумке, достала две шоколадки. — Вот, держите. Только после ужина, ладно?
— Спасибо! — Даша схватила шоколадку, прижала к груди.
— Марин, можно им? — крикнула Нина Петровна в сторону кухни.
— Можно, мам, — отозвалась Марина.
— Идите играйте, а я с мамой поговорю.
Дети умчались обратно в комнату. Нина Петровна прошла на кухню, поставила сумку на стол с негромким стуком.
— Чаю? — спросила Марина, наполняя чайник водой.
— Давай. Только недолго, мне ещё на маршрутку успеть надо.
Нина Петровна опустилась на стул, расстегнула сумку. Марина ждала, что сейчас достанет баночку варенья или пакет с пирожками — мать редко приезжала с пустыми руками. Но вместо этого на стол легла серая папка с документами.
— Вот, Марина, я тут подумала, — начала мать, разворачивая папку. — Дача моя совсем пустует. Я одна туда езжу, сил уже не хватает всё содержать. Участок большой, дом надо ремонтировать, крышу подлатать.
Марина поставила чайник на плиту, обернулась.
— Ты хочешь продать?
— Нет, что ты. Продавать жалко, столько лет туда вкладывала. — Нина Петровна открыла папку, достала несколько листов. — Я хочу вам её отдать.
Марина замерла. Из ванной послышался шум воды — Егор мыл руки.
— Как — отдать?
— По договору ренты, — спокойно сказала мать, постукивая пальцем по бумагам. — Дача ваша будет. Но я должна быть уверена, что вы обо мне позаботитесь.
В этот момент из ванной вышел Егор, вытирая руки полотенцем. Услышал последние слова, остановился в дверях.
— Нина Петровна, — коротко кивнул он.
— Егорушка, как на работе дела?
— Нормально.
Он повесил полотенце на спинку стула, сел рядом с Мариной. Взгляд его скользнул по документам на столе.
— Я вот дочке предлагаю дачу оформить, — продолжила Нина Петровна. — Моя дача, вам ли её не знать. Вы ж в последнее время там частенько бывали, шашлыки жарили, отдыхали.
— Бывали, — кивнул Егор.
Марина налила кипяток в чашки, машинально поставила перед матерью сахарницу.
— Мам, а что за договор ренты?
Нина Петровна отхлебнула чай, поморщилась — горячий.
— Обычный договор. Я вам дачу, вы мне заботу. Всё честно, всё по закону.
— Какую заботу? — уточнил Егор.
Мать достала из папки ещё один лист, развернула.
— Тут всё написано. Ежемесячно пятнадцать тысяч на моё содержание, еженедельные визиты с уборкой, помощь с врачами, оплата лекарств. Ничего сверхъестественного, обычная забота о пожилом человеке.
Марина взяла лист, пробежала глазами. Слова расплывались — «пожизненное содержание», «обязательства получателя ренты», «расторжение в одностороннем порядке».
— Еженедельные визиты — это каждую неделю к вам приезжать? — спросил Егор.
— Ну это так, на бумаге, — отмахнулась Нина Петровна. — По факту это если в жизни какой-то чрезвычайный случай, мне помощь потребуется. Сейчас я и сама со всем справляюсь. Просто чтоб было понятно, что я не одна осталась. А летом дети у вас на даче будут отдыхать, свежий воздух, ягоды.
Марина посмотрела на мужа. Лицо у него было непроницаемым, но челюсть напряжена.
— Нина Петровна, — медленно проговорил он, — но в договоре же написано «еженедельно». Это юридический документ. Если что, суд будет смотреть на бумагу, а не на ваше «по факту».
— Егор, ну что ты сразу про суды, — поджала губы Нина Петровна. — Я же не чужая. Разве я буду к вам придираться?
В её голосе прозвучала обида, и Марина почувствовала знакомый укол вины.
— Мам, мы не это имеем в виду…
— Я всё понимаю, дочка. Понимаю, что вам обуза не нужна. Просто я думала, что дача вам пригодится. Детям особенно. Лёва с Дашей где будут летом? В городе изнывать?
Марина сжала чашку. Мать попала точно — дети действительно всё лето торчали в квартире, изредка выезжали к её подруге на выходные. Лагерь им был не по карману.
— Пригодилась бы, — тихо сказала она.
— Вот и хорошо. Тогда подумайте спокойно, я не тороплю. — Нина Петровна допила чай, встала. — Мне пора, а то последнюю маршрутку пропущу.
Марина проводила её до двери, помогла надеть пальто. Мать обернулась на пороге, прижала к себе папку.
— Мариночка, я ведь заслужила заботу, правда? Двадцать лет на этой даче горбатилась, всё для семьи. Теперь сил нет, а бросить жалко. Вот и хочу, чтобы она вам досталась, а я чтобы не одна осталась.
— Конечно, мам. Мы подумаем.
— Думайте. Документы я оставлю, почитаете.
Дверь закрылась. Марина вернулась на кухню, где Егор всё так же сидел за столом, глядя на бумаги.
— Пятнадцать тысяч в месяц, — сказал он, не поднимая глаз. — Плюс лекарства, плюс каждое воскресенье. Это ж получается, мы к ней в кабалу идём.
— Не говори так.
— А как говорить, Марин? — он поднял на неё взгляд. — Это не подарок. Это сделка. Причём невыгодная.
Марина взяла документы, перечитала медленно. Пункт за пунктом. «Еженедельное посещение с выполнением хозяйственных работ». «Ежемесячные денежные выплаты». «Оплата медицинских услуг и лекарственных препаратов». «Сопровождение к врачу при необходимости».
— Тут же всё расписано, как инструкция, — пробормотала она.
— Потому что это и есть инструкция. Как жить. Навсегда.
Марина опустила бумаги на стол. В комнате послышался детский смех — Лёва с Дашей играли, не подозревая о разговоре.
— Но дача правда хорошая, — тихо сказала она. — Дети там могли бы…
— Марин, послушай себя. Ты сама слышишь, что говоришь? Мы будем платить пятнадцать тысяч каждый месяц. У нас ипотека, кредиты, двое детей. Откуда деньги?
— Ну… мама же не сразу потребует. Она понимает.
Егор покачал головой.
— Она как раз сразу потребует. Это договор, Марина. Юридический документ. Если мы один раз не заплатим или не приедем, она может через суд дачу обратно забрать.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я не дурак, — он встал, прошёлся по кухне. — Послушай, я позвоню Олегу. Он юрист, пусть посмотрит на эти бумаги.
— Не надо. Мама обидится, если узнает.
— А нам что, теперь из-за обиды всю жизнь на крючке висеть?
Марина не ответила. В коридоре послышались шаги — Даша вбежала на кухню с листом бумаги в руках. Щёки розовые, глаза сияют.
— Мам, смотри, что я нарисовала!
Марина взяла рисунок. Домик с верандой, забором, яблоней сбоку. Точная копия бабушкиной дачи.
— Красиво, зайка.
— А правда, что бабушка нам дачу даёт? — выпалила Даша, подпрыгивая на месте. — Лёва сказал, что слышал, как вы говорили!
Марина замерла. Егор остановился у окна, сжав руки за спиной.
— Откуда Лёва слышал?
— Не знаю. Он сказал, что теперь мы будем каждое лето там жить! И я качели попросила, как у Кирилла! Пап, ты сделаешь качели?
Егор обернулся, посмотрел на дочь.
— Даш, иди играй. Потом поговорим.
— Но пап…
— Иди, пожалуйста.
Даша надулась, но послушалась. Убежала обратно в комнату. Марина смотрела на рисунок и чувствовала, как внутри всё сжимается. Дети уже поверили. Уже мечтают.
— Видишь? — тихо сказала она. — Они так обрадовались.
— Марин, не делай этого, — Егор вернулся к столу, сел напротив. — Не покупайся на детские эмоции. Мы с тобой взрослые люди, мы должны думать головой.
— Я и думаю. Дача — это хорошо. Для детей, для нас. Мы же сами никогда не накопим.
— Накопим. Не сразу, через три-пять лет, если постараемся. Но купим свою. Без условий.
Марина отложила рисунок, встала. Налила себе ещё чаю, хотя пить совсем не хотелось.
— Я завтра Лере позвоню. Посоветуюсь.
— Звони, — кивнул Егор. — Только я всё равно Олега попрошу документы посмотреть. Без обид, просто для понимания.
Вечером, когда дети легли спать, Марина долго сидела на кухне, листая бумаги. Каждый пункт договора казался разумным по отдельности. Пятнадцать тысяч — ну да, деньги, но не астрономические. Визиты раз в неделю — ну да, времени требует, но мать одна. Лекарства, врачи — логично, пожилой человек.
Но все вместе эти пункты складывались в нечто тяжёлое и удушающее. Словно ошейник, который затягивается медленно, но неотвратимо.
На следующий день Марина шла с работы пешком, хотя обычно ездила на маршрутке. Нужно было подумать, а в душной кабине с музыкой из чьих-то наушников думать не получалось. Ветер трепал волосы, в лицо летела мелкаяморось — апрель никак не мог решить, весна это или ещё зима.
Она набрала Леру, когда дошла до перекрёстка у супермаркета.
— Привет, — голос подруги был бодрым, в трубке слышался шум офиса. — Как дела?
— Лер, у меня вопрос. Ты в таких делах разбираешься?
— В каких?
— Договор ренты. Слышала про такое?
Лера помолчала, потом отошла куда-то — шум стих.
— Слышала. А что?
— Мама предлагает нам дачу отдать. По договору ренты. Мы ей пожизненное содержание, она нам участок.
— Марин, — Лера говорила медленно, подбирая слова, — ты понимаешь, что это кабала?
— Не кабала. Просто забота о матери.
— Забота — это когда ты сама решаешь, как и когда помогать. А договор ренты — это когда тебя обязывают. Юридически. Моя тётка так соседу дом отписала. Теперь он ей суп определённого сорта обязан варить три раза в неделю. По бумагам.
Марина остановилась посреди тротуара, пропуская мимо женщину с коляской.
— Ты шутишь?
— Не шучу. Там в договоре было прописано «здоровое питание», а тётка решила, что это конкретно борщ и щи по её рецептам. Сосед попробовал отказаться — она сразу к юристу. Теперь он каждый вторник, четверг и субботу стоит у плиты.
— Господи.
— Марин, послушай меня. Договор ренты — это очень серьёзно. Там куча подводных камней. Ты не выполнила какой-то пункт — дачу заберут. А всё, что ты туда вложила — ремонт, время, деньги — просто потеряешь.
Марина прижала телефон к уху, чувствуя, как холодеет внутри.
— Но мама же не чужая. Она сама сказала, что это так, на бумаге.
— Марина, очнись. Если это «так, на бумаге», зачем вообще договор? Пусть просто дарственную оформит. Без условий.
— Она хочет быть уверенной, что мы о ней позаботимся.
— А ты хочешь всю оставшуюся жизнь доказывать, что заботишься достаточно?
Лера говорила жёстко, но не зло. Марина слышала в её голосе настоящую тревогу.
— Я подумаю, — тихо сказала она.
— Думай. И хорошо подумай. Мать — это одно, а вот эти договора — совсем другое.
Вечером Егор позвонил Олегу. Марина сидела рядом на диване, слушала обрывки разговора.
— Да, договор ренты… Пожизненное содержание… Можешь глянуть?.. Угу, фото сейчас скину.
Он сфотографировал документы, отправил. Через десять минут Олег перезвонил.
— Ну что? — спросил Егор, включив громкую связь.
— Стандартный договор, — голос Олега звучал устало. — Ничего криминального, но и ничего хорошего. Таких дел у меня было штук пять за последний год. Все закончились судами.
— То есть?
— То есть человек не смог выполнить условия — работа, болезнь, не важно. Рентополучатель подал в суд. Имущество вернули, плюс всё, что человек вложил в содержание — насмарку. Один мужик вообще не смог приехать из-за командировки, мать подала иск. Дачу отобрали.
Марина сжала руки в замок.
— А есть способ сделать такой договор безопаснее? — спросил Егор.
— Нет, — коротко ответил Олег. — Это его суть — контроль через обязательства. Слушайте, я вам как юрист говорю — не связывайтесь. Хотите помогать матери — помогайте. Но без бумаг. Бумаги убивают семьи.
После разговора они долго молчали. Лёва с Дашей уже спали, в квартире было тихо, только за окном шумела весенняя морось.
— Я ей завтра позвоню, — сказала Марина. — Скажу, что нам нужно время подумать.
— Марин, какое время? — Егор повернулся к ней. — Олег всё объяснил. Лера объяснила. Я тебе объясняю. Что ещё думать?
— Она моя мать.
— И что? Это делает договор менее опасным?
Марина встала, прошла на кухню. Налила воды, выпила залпом. Егор остался сидеть на диване.
— Короче, я не хочу давить, — сказал он тише, — но я против. Просто боюсь, что мы влезем в это, а потом не выберемся.
— Я понимаю.
— Понимаешь?
— Да. — Марина поставила стакан в мойку. — Понимаю, что ты прав. Но мне страшно ей отказать. Она скажет, что я неблагодарная. Что бросила её.
— Она так скажет в любом случае. Потому что ей нужен контроль, а не забота.
Марина обернулась, посмотрела на мужа. В его глазах не было злости, только усталость и тревога.
— Дай мне ещё немного времени, — попросила она. — Я должна сама до этого дойти.
Егор кивнул, обнял её за плечи.
— Ладно. Только не затягивай. Чем дольше молчим, тем сложнее будет отказать.
Через три дня Нина Петровна позвонила сама.
— Марина, ну что? Подумали?
Марина сидела на работе, перед ней лежала стопка счетов. Она отложила ручку, вышла в коридор.
— Мам, мы ещё обсуждаем.
— Что там обсуждать? Дача хорошая, вам пригодится. Или Егор против?
— Не Егор. Мы вместе решаем.
— Понятно, — голос матери стал холоднее. — Значит, он против. Я так и думала. Ему чужая мать не нужна.
— Мам, при чём тут это?
— При том. Если бы он хотел, вы бы уже согласились. А так всё понятно.
Марина прижала телефон к уху, чувствуя, как поднимается раздражение.
— Мам, мы просто хотим всё обдумать. Это серьёзное решение.
— Серьёзное, — повторила Нина Петровна. — Двадцать лет я на той даче горбатилась, а теперь, когда хочу вам добро сделать, вы обдумываете. Ладно. Обдумывайте.
Она положила трубку. Марина стояла в пустом коридоре, глядя на погасший экран.
Вечером пришла свекровь, Валентина Сергеевна. Принесла пирог с капустой, села с Мариной на кухне, пока Егор укладывал детей.
— Слышала, у вас тут дачные дела, — сказала она, наливая чай.
— Егор рассказал?
— Рассказал. — Валентина Сергеевна отпила, помолчала. — Знаешь, Мариночка, я тоже когда-то хотела Егору квартиру отдать с условиями. Думала, пусть обо мне заботится, раз я ему жильё даю. Потом поняла — это не любовь. Это торговля.
Марина подняла глаза.
— Но вы же хотели как лучше?
— Конечно хотела. Только вот «как лучше» — это когда сын сам хочет помочь, а не когда я его договором обязываю. — Валентина Сергеевна положила руку на её ладонь. — Если любишь человека, ты не ставишь условия. Не говоришь «я тебе дачу, а ты мне жизнь отдай».
— Но мама не так это видит. Она просто хочет быть уверенной.
— Уверенной в чём? Что ты её не бросишь? Так ты и так не бросишь. А вот если подпишешь бумаги, знаешь, что будет? Каждый раз, когда приедешь к ней, она будет проверять — достаточно ли ты заботишься. И всегда будет недостаточно.
Марина сжала чашку.
— Я боюсь ей отказать.
— Боишься, что обидится?
— Да.
— Обидится, — кивнула Валентина Сергеевна. — Но это её выбор. Ты не виновата в том, что не хочешь жить в кабале.
На следующий день Марина встретила на лестничной площадке соседку Тамару. Та несла сумки из магазина, остановилась перехватить дыхание.
— Слышала, Нина Петровна вам дачу предлагает? — спросила она.
Марина удивилась.
— Откуда вы знаете?
— Так она сама рассказывала. В маршрутке встретились. Говорит, дочка неблагодарная, отказывается помогать.
Внутри всё сжалось. Мать уже всем рассказывает. Уже выставляет её виноватой.
— Тамара Ивановна, а как вы думаете, мы правильно делаем, что отказываемся?
— Правильно, деточка, — соседка поставила сумки на пол. — Я вот своей матери всю жизнь угождала, а она всё равно недовольна была. Чем больше даёшь, тем больше требуют. Вы уж как решите, так и делайте. Только про себя не забывайте.
Она подхватила сумки и поплелась дальше. Марина осталась стоять на площадке.
Вечером они сидели на кухне вдвоём. Дети спали, за окном темнело.
— Я позвоню маме завтра, — сказала Марина. — Скажу, что мы отказываемся.
Егор посмотрел на неё.
— Уверена?
— Да. Я не хочу, чтобы наши отношения превратились в список обязательств. Если она меня любит, поймёт.
— А если не поймёт?
Марина помолчала.
— Значит, ей важнее контроль, а не я.
На следующий день она набрала мать. Долгие гудки, потом раздражённое:
— Да.
— Мам, это я. Мы решили отказаться от дачи.
Пауза. Потом голос матери, ледяной:
— Понятно. Значит, я вам не нужна.
— Мам, ты нужна. Но не через договоры. Мы будем помогать, но по-другому.
— По-другому, — повторила Нина Петровна. — То есть когда вам удобно, да? А мне что, ждать вашей милости?
— Мам…
— Всё, Марина. Я всё поняла. Вы неблагодарные. Я вам добро делаю, а вы… Ладно. Забудьте про дачу. Лучше чужим людям оставлю. Ларисе из третьего подъезда. Она хоть ценит.
— Мам, не надо так.
— Не звони мне больше.
Гудки. Марина опустила телефон, чувствуя пустоту внутри. Егор обнял её за плечи.
— Ты молодец.
— Не чувствую себя молодцом.
Через неделю они сидели за компьютером, листали объявления о продаже участков. Лёва с Дашей стояли рядом, показывали пальцами на понравившиеся домики.
— Вот этот! С красной крышей! — Даша подпрыгивала.
— Мам, а там качели поставим? — спросил Лёва.
Марина обняла детей, посмотрела на Егора. Он улыбнулся.
— Через три-пять лет накопим, — тихо сказал он. — Если постараемся.
— Пять лет — это долго, — сказала Марина. — Дети уже вырастут, а мы состаримся. Купим раньше. У меня есть план.
Егор удивлённо посмотрел на неё.
— Что за план?
— Можем продать мою машину. Я готова ездить на автобусе ради детей. Остальное доберём кредитом. Ты можешь пойти мастером в другой отдел, тебе же предлагали. Туда ехать дальше, ничего, поездишь. Зато зарплата больше, и нам хватит.
Егор задумался, глядя на экран с объявлениями.
— Возможно, так и сделаем, — медленно проговорил он. — Но нужно всё просчитать. Подумать хорошо.
— Подумаем, — кивнула Марина.
Она распечатала несколько объявлений, сложила в прозрачную папку. Эта папка лежала теперь на столе — не как обязательство, а как надежда. Их надежда. Без чужих условий.
– Жилплощадь перешла ко мне по завещанию, с какой стати я должна делиться ею с твоими отпрысками? – возмутилась Елена